«Орки» с Востока. Как Запад формирует образ Востока. Германский сценарий - Дирк Ошманн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4. «Восток»: игры атрибуции и эссенциализации
То, что о названиях сторон света стоит серьезно поразмыслить, мне пришло в голову в порту Сан-Франциско, когда мы с другом забрались на плоскую крышу его дома и оттуда обозревали город, сбегающий вниз и карабкающийся вверх по склонам. Когда на легком повороте нашей непринужденной беседы мой друг внезапно заговорил об особенностях западного мира, я проследил взглядом за его жестом, к моему удивлению, в сторону Тихого океана, за которым простирались Россия и Китай. Разве, возразил я, эти страны не принято называть Востоком? Ты говоришь о Западе, а показываешь на Восток. Восток, воскликнул он, у нас на востоке! А вам подходяще жить в окружении двух востоков? Настоящий Восток, если вы его ищете, лежит на Западе, тогда как Запад, о котором вы говорите, находится далеко на Востоке!
Райнхард Леттау. К вопросу о сторонах света
Ничто из сказанного мной не ново, но, похоже, самое время напомнить об этом еще раз, может быть по-другому. По крайней мере, все, кому приходится сталкиваться с атрибуцией «восточный немец» и вытекающими из нее дискредитацией, предрассудками, девальвацией и механизмами исключения, знают последствия, потому что испытывали и продолжают испытывать их на своей шкуре.
Фраза, часто используемая западногерманскими политиками, о том, что нужно «уважать жизненные достижения восточных немцев», не меняет ситуации. Это так же казенно и бесполезно, как аплодировать медперсоналу в начале пандемии коронавируса: ничего не стоит, ничего не меняет, зато оставляет приятное чувство. Честное слово, без иронии и самоиронии все это не вынести.
В целом знания, основанные на опыте ГДР, или «восточном» опыте, представляются как знания «той системы»: либо специфически «восточногерманские», либо, если они профессиональные, знания специалистов, а именно социологов, историков Нового времени, политиков, журналистов. Не существует общенемецкого знания и общенемецкого публичного пространства, поскольку нет общенемецкого сознания или всеохватывающего интереса к такому знанию. Я намеренно говорю тут о знании, а не о «чувствах», «душевном настрое» или «умонастроениях», которые вообще-то не менее реальны, законны и значимы, чем «факты» и «данные». А во многих случаях становится очевидным, что положение с фактами у нас еще хуже, чем с сознанием.
«А что, собственно, такое “Восток?”» – спросит неискушенный читатель. Сторона света, географическое пространство, изменчивое направление, зависящее от точки зрения? Ближний Восток, Средний Восток, Дальний Восток? Кто решает это? Символическое место, игра воображения, фантазм? Наверное, все вместе и все разом. Стоит, однако, заметить, что в отношении Германии ситуация иная. Когда здесь что-то публично говорят, пишут, транслируют о «Востоке», то преподносится это в форме неизменно негативной атрибуции идентичности и эссенциализации[111] и способ подачи полностью формируется «Западом». При этом термин «Восток» выполняет функцию позорного клейма и знака различия, дистанцирования и изоляции, а также обобщающего маркера. Дискурс Запада о Востоке монолитен и предельно бинарен, определением «Восток» удивительно легко манипулировать еще и благодаря мнимо четким историко-географическим контурам. Запад любит разглагольствовать о многообразии мира, но с наивным простодушием считает свою точку зрения единственно возможной. В эту монополию на точку зрения он естественным образом включает и монополию на истину, и монополию на мораль.
Сопутствующее этому перекладывание всех проблем на Восток свидетельствует лишь об инертности и лености мышления. Характеристики, которые восточный немец вынужден нести на себе как печать, привели к тому, что никакой цельной самоидентификации у него не сформировалось. «Восток» – одно из тех типичных «социальных воображаемых»[112], чья функция, по словам Акселя Хоннета, заключается в том, что «в отношении фиксированных свойств, к которым стремится каждая социальная группа, они служат “стрелочниками” на путях, направляя власть имущих туда, где те смогут получить удовлетворение от своей самолегитимности. Беспрепятственное следование циркулирующим в обществе иллюзиям, согласно которым бессильные всегда склонны к неискренности, беспринципности, аморальности, приносит сильным мира сего приятное ощущение оттого, что они обладают всеми привилегиями и преимуществами по уважительной причине»[113]. В каком-то смысле Восток социально интегрирован, но из дискурса и политической активности в значительной степени исключен. Восток часто попрекают адаптацией к диктатуре, прошлым, происхождением, а уж если человек говорит на саксонском или другом диалекте, то и языком. Таким образом, ставится под сомнение или даже разрушается то, что человек считает своей неотъемлемой самостью. Словно этого мало, образовавшийся вакуум заполняется всем тем, что люди на Западе думают о «Востоке», превращая живущих там людей в «восточных немцев» с приписываемыми им предрассудками, стереотипами, ресентиментом и так далее.
Вторая попытка. Что такое «Восток»? Забавная деталь: три западногерманских суда по трудовым спорам официально постановили, что восточные немцы не составляют «меньшинства» и, следовательно, не подпадают под действие законов о дискриминации. Мошенник, который еще и задумал недоброе. Все соответствующие иски были отклонены (Вюрцбург 2009 г., Штутгарт 2010 г., Берлин 2019 г.). Но, как неоднократно показывали переписи, восточные немцы не составляют и большинства. Так что же такое Восток с его восточными немцами, точнее, как его трактовать, если «осси» не меньшинство и не большинство? Ответ очевиден: он либо «Восток», либо вообще ничто. Именно так трактуют и воспринимают его в публичном пространстве. Запад, который и не ведает, что он Запад, считает это «совершенно нормальным». А как же иначе? Из-за такого абсолютно неприемлемого положения речь пойдет не о том, «что есть Восток» в плане онтологизации, субстанционализации или эссенциализации, а о том, что и как ему постоянно вменяется. Каждый рожденный на Востоке знает, о чем я говорю. О почти физическом опыте обесценивания через перманентную негативную идентификацию, притом
