Воскрешение Латунина - Андрей Валентинов

– Наша революция, – продолжал между тем Латунин, – выработала общую генеральную линию на построение самого справедливого в мире общества. На этом пути мы заслужили искреннюю любовь друзей и ненависть классовых врагов. Мы гордимся и этой любовью и этой ненавистью. Поэтому мы должны решить, соответствует ли обсуждаемый проект этой линии, это основной вопрос, товарищи. Так ли это?

Латунин вздохнул, затянулся трубкой и решительно заявил:

– К сожалению, это не так. Это неверно, и не только неверно, но прямо противоположно истине. В чем же недостатки этого проекта? Во-первых…

И тут началось самое главное. В течение получаса Никодим Кесарионович не оставил от проекта камня на камне. Начал он издалека, указав на опасности, исходящие от недобитых классовых врагов и их потомков. Этот аргумент слабо подействовал на собравшихся, только товарищи постарше, услыхав привычные истины, закивали головами. Но далее Латунин заговорил о неконтролируемой общественности, которая проникает во все сферы: в средства массовой информации, прессу, местные руководящие органы, выводя их последовательно из-под контроля партии. Тут уже не только у стариков, но и у работников помоложе лица приобрели озабоченное выражение – общественности все изрядно опасались. В заключение Латунин пообещал в случае принятия проекта полный хаос, победу контрреволюции в стране и немедленную интервенцию полусотни враждебных держав.

Товарищ Мишутин несколько раз порывался прервать разошедшегося экс-диктатора, но каждый раз что-то удерживало. Председатель Совета молчал, понимая, что неизбежно подрывает свой собственный, с немалым трудом завоеванный авторитет, но поделать с собой ничего не мог. А великий вождь переходил между тем к предложениям:

– Предлагаю следующее. Первое: проект считать явно недоработанным и не соответствующим целям нашей великой партии. Второе: поручить комиссии под руководством товарищей Мишутина и Егорова доработать его, усилив руководящие позиции нашей партии и нашего государства, а затем представить проект на наше рассмотрение. Такой, по-моему, выход из положения. Вопрос ясный, давайте голосовать.

Это было уже чересчур. Сергей Михайлович поспешил встать и, холодно поблагодарив Латунина за помощь, попросил его покинуть помещение. Никодим Кесарионович, не говоря ни слова, спокойно выбил трубку прямо на ковер, взял свою папку и направился к двери, напоследок внимательно поглядев на товарища Мишутина.

После ухода Латунина все оживились.

– Ну и бред! – не выдержал министр иностранных дел Згуриди. – Он еще концлагеря предложил бы создать!

– Да, нелепо все это, – согласился товарищ Ермолаев.

– Нет-нет, – вмешался товарищ Коломенцев. – Он во многом прав. Недоработали мы проект, поспешили. Классовые враги опять же…

– Да, – кивнул головой Андрей Гаврилович, – увлеклись мы. О главном забыли – об идее! Идея прежде всего, тут Никодим Кесарионович прав. Ах, какой человек!

Сергей Михайлович, пораженный таким оборотом дела, хотел было привести в чувство своих престарелых коллег, когда сидевший с ним Кузьма Самсонович внезапно встал и рубанул:

– Товарищи! Мы, кажется, действительно увлеклись. Пусть товарищ Латунин в чем-то отстал от жизни, но в главном он прав. Мы не должны оставаться беззащитными перед экстремистами и демагогами с улицы! Партия не имеет права терять своей руководящей роли. А то сегодня кричат, что мы не тот строй создали, а завтра на улицы выйдут!

– Уже выходят! – пискнул товарищ Коломенцев.

Растерявшийся было Сергей Михайлович поспешил навести порядок и приступил к голосованию. Голосование прошло в полном молчании, никто не смотрел в глаза Председателю Главного Совета. Через минуту все было кончено – большинством в один голос проект был провален и отправлен на доработку с учетом замечаний товарища Латунина.

Казалось, участники заседания сами были поражены таким результатом. Сергей Михайлович, не говоря ни слова, собрал бумаги и вышел из комнаты.

– Приплыли, – сказал кто-то. – Теперь покатимся. Можно сухари готовить!

Ему никто не возразил.

Глава 13

Минуло несколько дней, и стало ясно, что случившееся на заседании Главного Совета грозит стране трудно предсказуемыми последствиями. Результаты голосования, как и можно было предположить, подстегнули все еще многочисленных сторонников Латунина. С мест в Столицу приходили сведения о том, что областные и районные руководители расценили происшедшее, как сигнал к свертыванию всей линии на демократизацию. Началось сведение счетов с наиболее активными сторонниками реформ, некоторые лишились работы, а наиболее бескомпромиссным уже грозили кое-чем более серьезным. Разъяснения Главного Совета о необходимости сохранения прежней политики помогали слабо. Некоторые, в том числе товарищ Ермолаев, пытались лично вмешиваться в происходящее, однако аппарат, в котором хватало латунинцев, вежливо, но неуклонно саботировал все распоряжения сверху. Обращения Членов Совета к товарищу Мишутину успеха не имели – глава Совета, после столь неожиданного поражения, отмалчивался и редко выходил из своего кабинета.

Однажды после работы Премьер Ермолаев, вместо привычного маршрута к дому, дал указание шоферу ехать к так называемому «Царскому Селу» – району правительственных дач. Шофер, решив, что Николай Иванович решил подышать воздухом после нелегкого дня, резво повел машину на юго-запад от Столицы. Вскоре они оказались среди высоких особняков, спрятавшихся за внушительного вида заборами. Внезапно Николай Иванович, словно пробудившись от дремоты, велел затормозить у одной из дач. Машина остановилась, и Ермолаев, приказав шоферу и порученцу оставаться на месте, пошел к воротам, которые без всякого звонка и стука отворились перед Премьером. Стало ясно, что Николай Иванович направился в «Царское Село» не только дышать свежим сосновым воздухом.

За воротами Премьера встретил крепкий молодой человек с военной выправкой и, не говоря ни слова, проводил его в дом. В одной из комнат Николая Ивановича уже ждал товарищ Возгривин.

– Здравствуй, – обратился он к Премьеру. – Ты смотрел, на «хвосте» у тебя никого не было?

– Знаешь, я не специалист, – пожал плечами Николай Иванович. – Вроде, никто не ехал. Но тебе не кажется, что это излишне?

– Береженного бог бережет. Я, в общем-то уверен в моем аппарате, но сам понимаешь… Да, ты знаешь, час назад осквернили Мемориал жертвам латунинского террора. Разбили надписи и написали краской «Латунин с нами!» Представляешь, что будет?

– Представляю, – буркнул Премьер. – А куда твои смотрят?

– Смотрят! – огрызнулся Возгривин. – Весь день демонстрациями занимались, вот и прошляпили. А у нас, в Главном Совете, разве лучше? Этот фрукт Егоров носится с предложениями кооптировать на следующем пленуме Латунина в члены Совета. Вот тогда они и, так сказать, приступят.

– Ну, уж этого не будет! – уверенно заявил Ермолаев. – Это все равно, что написать заявление о поездке на лесоповал!

– Не будет? – мрачно усмехнулся Ответственный за порядок. – А ты уверен? Что начнется в стране, когда мы официально объявим о воскрешении Латунина? Не забудь, прессу контролирует Егоров. Сегодня, между прочим, по стране зарегистрировано двенадцать демонстраций латунинцев, в том числе три в Столице! Пятеро ранены, человек сорок арестованы. А что будет завтра?

– Как только Латунина кооптируют, подаю в отставку. Надо будет обратиться к партии…

– Кто тебе даст? Тебе, да и мне тоже, не позволят даже написать заявление, а возьмут и вышвырнут с формулировкой. В лучшем случае… Через год Латунин займет твой пост, Кузьма будет Председателем Совета, а Мишутина пошлют руководить кооперацией. Нравится?

Ермолаев промолчал.

– Я сам, понимаешь, за порядок, – продолжал товарищ Возгривин. – В демократизацию, честно говоря, верю слабо, да и должность не очень позволяет. Но порядок порядком, а Латунин – Латуниным.

– Он палач, – тихо сказал Николай Ермолаевич. – Хуже Гитлера…

– Хуже. Ладно, паниковать рано. Все-таки у нас большинство в Совете. Пока, конечно. Пусть они голоснули против проекта, однако, возвращения Латунина к власти побоятся. Но терять времени нельзя. У нас два пути. Первый – скомпрометировать Латунина, да так, чтобы ни о каком его участии в руководстве и речи не было.

– Сколько уже писали? – безнадежно махнул рукой Премьер. – Все без толку. Кто верил в него, тот и верит.

– Не все писали, – жестко бросил Возгривин. – В нужный момент я смогу представить бумаги о том, что великий вождь в свое время был агентом охранки и стучал на своих товарищей. Если этого будет мало, я смогу доказать то, что этот горный орел под видом экспроприации денег для нужд партии занимался грабежом, причем соучастников, как правило, убирал.