День, вечер, ночь, утро - Владимир Михайлов

– Да, – сказал Александр, помогая ей встать на ноги. – Так оно и будет.

– Не пойму одного, – сказала Кира, оправляя плащ. – Разве ты не мог перед тем, как вернуться ко мне, найти в архивах список улетевших с последней экспедицией?

– Возможно, я и сумел бы, – задумчиво ответил он. – Хотя трудно проследить за судьбой каждого отдельного человека. Я не пытался, потому что… ну, потому что боялся не найти там твоего имени.

Кира кивнула. Они возвращались в город другим путем, все время держась близ реки, уходя от зари, которая догоняла их. Позади, на горизонте, возникла яркая полоса и быстро расширялась. Ее отблеск поднялся выше деревьев. Кира взглянула вверх. Звезды гасли, но солнце уже готовилось сиять, и птицы пробовали голоса.

– А птицы там есть?

– Птицы, и цветы, и все. Тебе там понравится.

Кира кивнула, представляя себе тот мир, легкий и элегантный, и уже отыскивая свое место в нем.

– А как там строят? Расскажи.

– Ну, ты же знаешь, – я ничего в этом не понимаю.

– Просто опиши, что видел.

– Попробую, – вздохнул он. – Представляю, как беспомощно это прозвучит для специалиста…

Он стал рассказывать, рисуя в воздухе руками, и один раз даже остановился, чтобы нацарапать на песке контуры – получилась какая-то виноградная гроздь. Рассветные бестеневые сумерки делали линии почти неразличимыми, но Кира разобралась и пожала плечами:

– Не понимаю, какой в этом смысл.

– Они ведь не связаны гравитацией, у них в каждой системе свой центр тяготения, – пояснил Александр. – Наше направление верх – низ в данном случае неприменимо.

– Ах, вот оно что…

Все было новым и странным, кое с чем Кира не согласилась бы, многого просто не понимала. Было ясно лишь, что это – архитектура других материалов и техники, задач и потребностей, и эстетические критерии за пятьсот лет тоже, конечно, подверглись изменениям.

– А что у вас находится там, где сейчас площадь?..

Она назвала место, где встанет здание театра. Александр помолчал, припоминая.

– Ну конечно, как я сразу не сообразил: там сейчас Большая игла.

– Там стоит большая игла? Что это? – спросила Кира каким-то чужим голосом.

– Устройство для гиперсвязи. Не стоит, а парит. Очень красивое сооружение, для тех времен…

– Ты – как пророк, – грустно сказала Кира. – Но пророкам хочешь – веришь, хочешь – нет, а ты все знаешь точно, с тобой не поспоришь, как бы ни хотелось подчас. Вот, значит, и театр мой не доживет…

Александр проворчал что-то, досадуя на себя: увлекся и сказал, чего не следовало. Он попытался утешить ее:

– Откровенно говоря, из того, что есть в городе сейчас, сохранилось немногое, да и то – не всегда лучшее. Ты огорчилась?

– Нет, – неохото ответила она.

– О чем ты думаешь?

– Ни о чем. Просто: ночь прошла, наступило утро…

10. Утро. Дома

Наступило утро, и город, в который они вошли, охватил их сразу – еще по-ночному тихий, но неуловимые краски ночи, ее иррациональные линии исчезли, уступив место трезвой ясности. Они взяли машину. Город бежал, торопясь зайти им за спину. Из невидимых магистралей в срезах тротуаров ударили струи воды, светлый пластик улиц потемнел, потом в нем отразилось утро. Из машины Кира вышла первой и несколько секунд постояла перед домом. Ей вдруг показалось, что ничего не было и она только что возвратилась с космодрома, и сейчас снова услышит шаги за спиной. Шаги и в самом деле раздались – шаги Александра. Он обогнал ее и распахнул дверь. Она медлила.

– Прошу, королева, – произнес Александр, склоняясь.

– Ответь: ты будешь меня любить? Что бы ни произошло?

Вместо ответа он подхватил ее на руки и внес в дом. От прикосновения его рук возникла тревога; кто-то посторонний подумал за нее, что она так и не успела навести дома порядок. Эта была последняя мысль из реального мира. Затем время остановилось.

Минула вечность, когда Кира порывисто поднялась, чтобы взглянуть на часы.

– Нет, – сказал Александр, не открывая глаз. – Не беспокойся. Они предупредят – за четверть часа.

Она кивнула и отвернулась, не пытаясь объяснить, что ее интерес к прибору, измеряющему время, был вызван иной причиной: почему-то подумалось, что все сроки уже прошли, а Александр остался с нею и не случилось ничего страшного… На самом деле время, оказалось, шло гораздо медленнее. Александр обеспокоенно спросил:

– Ты обиделась? Но ведь я…

– Нет, нет, – устало проговорила она. – Хочется пить. – Она и в самом деле ощутила во рту какую-то горечь.

Он неохотно поднялся, затем Кира услышала шаги. Александр еще не успел отправить заказ, когда Кира, надев халат, показалась в дверях. Он подошел к ней и хотел обнять, но она отстранилась:

– Алька, подожди. Скажи: у тебя нет сомнений в том, что мы избрали правильный путь?

– Не понимаю, – проговорил он, настораживаясь.

– И я не понимаю, но что-то не так…

– Конечно, готовиться будет тяжело…

– Разве дело в этом? Работать я умею. И даже то, что новые знания там не пригодятся – тоже ничего: мало ли ненужных вещей мы запоминаем… Но… Вот: что же в том мире буду делать я?

– Ах, вот что! – Александр облегченно перевел дыхание. – Ну, найдешь занятие по вкусу.

– А мне по вкусу мое дело. Но там – окажется ли оно мне по силам?

– Ну… я полагаю, – сказал он без уверенности в голосе.

– Только искренне.

– Н-не знаю, – сказал он, ухватившись за мочку уха.

– А я почти уверена, что нет. То, о чем ты рассказывал, мне чуждо. Я вряд ли смогу, как ты говорил, дышать этим.

Александр почувствовал, что должен сказать сейчас что-то значительное и хорошее, чтобы все их планы не рухнули, опрокинутые непониманием. Но ничего не приходило в голову.

– Вечерами будем гулять, – вернулся он к самой спокойной из тем. – Ты и не узнаешь окрестностей…

– Да? – безразлично спросила она, но за кажущимся безразличием он почувствовал боль.

– Тебе неинтересно?

Кира вздохнула.

– Ну ладно, – сказала она, – все будет очень хорошо. Давай завтракать, время идет.

Они ели лениво и мало – у обоих сразу пропал аппетит. Почти полные тарелки одна за другой возвращались на диск и исчезали где-то в путанице пищевых коммуникаций. Александр налил вина и теперь задумчиво глядел на пузырьки; растворенный в вине газ улетучивался, и так же улетучивалось – он чувствовал – взаимопонимание, которое совсем было установилось между ними. Этот процесс надо было прервать, пока он не зашел слишком далеко.

– Можно подумать, – сказал он, – что ты сомневаешься.

– Нет. Я вижу все, о чем ты рассказывал. Но этого слишком мало. Скажи еще раз: я нужна тебе – там?

– Говорю еще раз: нужна – даже не то слово.