Цвет магии - чёрный. - Мария Николаевна Сакрытина

любимые ветчинные рулетики не лезли. Ори как-то исхитрился впихнуть мне «на дорожку» кружку с «утренним отваром», уж не знаю, что он туда добавил. Кажется, творог, яйцо и помидоры, а также какие-то травы вроде шафрана (да, в Междумирье достать его несложно, в отличие от Острова). Я взял, иначе с Ори сталось бы бежать вслед за мной вместе с этой кружкой и уговаривать выпить. Настоящий шантаж, но такой уж у меня камердинер!

Камердинер. У меня. Мне до сих пор сложно к этому привыкнуть.

Да, Ори бы пришлось именно бежать – портала в нуклийское посольство на университетском браслете не было. Я проверил по карте: посольство находилось неподалёку от главного здания академии, но браслет мог отправить меня разве что в деканат. Рисковать я не стал. Тем более, предполагалось, что утренняя прогулка по условно прохладному воздуху (в Междумирье прохлада только снится) меня взбодрит.

Взбодрили меня, скорее, попытки отправить пустую кружку обратно порталом – и не отправиться вслед за ней самому. Магия пульсировала во мне, как в больном, и снова отказывалась слушаться. Так что сладить с несчастным порталом (любой нуклйиский маг умеет это с рождения) я смог лишь с десятой попытки.

Беспомощный. Никчёмный. Игрушка…

Если лионское посольство напоминало высокую башню – как можно меньше украшений, как можно больше пустого пространства – то нуклийское строили с размахом. Маги Нуклия любят сорить деньгами – тем, кто магией подобен богам, наверное, пристало любить роскошь. Посольство представляло собой настоящий дворец. Белоснежный, украшенный стеклом и алмазами (не знаю, что в Нуклии ценится дороже, их стекло – гордость всего мира – или всё-таки самоцветы), дворец как будто парил над арлисскими садами, укутанный ароматом роз, как свежая, юная дебютантка на балу. Громадная статуя Повелительницы возвышалась слева от входа, для таких, как я её даже подписали. Я попытался рассмотреть наконец королеву, но как и на испытании, не увидел почти ничего: теперь глаза слепил яркий солнечный свет. Скульптор изобразил королеву в роскошном чёрном платье, вышитом алмазами. Платье было из чёрного мрамора, алмазы – настоящими. Вот и всё, что нужно знать о Нуклии – они украшают статую своих правителей алмазами. Правителей, которых в любой момент могут убить – на поединке или без.

Повелительница, наверное, так же тщеславна, как и её подданные.

В лионском посольстве было пусто: хумара на входе – единственная, кто меня встретил. И потом в коридоре никого не было.

Нуклийское охраняли гвардейцы в чёрных мундирах. Несчастные, страдали они, наверное, на солнце ужасно, но, как и королевская стража на Острове, не жаловались. Я бы принял их за статуи, но заметил, как они следят за мной взглядом. Любопытно, означает ли цвет их формы магию? Разумно было бы поставить на страже волшебников, но… Никакой магии я не чувствовал.

Впрочем, это ещё ничего не говорит.

Я замер перед распахнутыми дверями, глядя на гвардейцев. Казалось, стоило мне перешагнуть порог, и они проткнут меня копьями. Объяснить им, что меня ждут? Шериада вчера принесла документы, они были у меня с собой в той же шкатулке. Но вряд ли предполагалось, что я отдам их стражникам…

Я уже почти приготовился испытать судьбу, когда по лестнице к дверям взбежал юноша в синем балахоне по моде Золотой империи. Он точно был человеком и поклонился мне, как высшему.

- Мастер Элвин, - его голос звучал мягко, с еле заметным певучим акцентом Золотой империи. У Сэва прорывался такой же, когда он злился. – Мы давно тебя ждём.

- Давно? – растерянно выдохнул я. Мне-то казалось, у меня ещё полно времени. Я намеренно вышел раньше.

Юноша ничего не ответил. Он сделал знак идти за ним – не в парадные двери, за которыми царил сумрак и приятная прохлада, а во вход для прислуги, полагаю. Нам пришлось обогнуть здание – и я чуть нос с носом не столкнулся с ещё одним волшебником. Его сложно было не узнать – лорд Ворон… простите, Виета, отец Криденса, окинул меня раздражённым взглядом. Мой проводник снова поклонился и отступил, пропуская высокого лорда.

Быть может, у них это семейное, но лорд Ворон смотрел на меня, и ничего хорошего он при этом не думал, клянусь. Прочитать взгляд его сына было сложно. А вот отца – проще некуда. В нём светился тот самый огонёк, что и у моих бывших господ. Этот волшебник хотел меня использовать. И, зная, как у магов относятся к сексу с представителем своего пола (его считают привычкой демонов) – он хотел использовать меня как-то иначе.

Я невольно схватился за подвеску. Если высокий лорд решит поставить на меня печать прямо здесь – артефакт Шериады мне поможет?

Но высокий лорд просто усмехнулся, отвёл взгляд и прошёл мимо.

Я выдохнул.

- Идём, мастер Элвин, - как ни в чём не бывало позвал меня юноша-проводник.

 Точно чёрный ход: длинный коридор змеился и поворачивал, порой, под неожиданным углом, пару раз утыкался в винтовую лестницу, пока не упёрся наконец в стену.

Моего проводника это не смутило. Он коснулся стены ладонью, и потайная дверца приоткрылась.

- Прошу, мастер, тебя ждут, - повторил юноша, посторонившись.

Я привычно сложил пальцы в жесте простейшей атаки. Дверь для прислуги, темнота, тайный ход – не так я представлял себе отработку в посольстве.

Дверца вела в тёмный коридор, длинный и узкий, как могила. Он так меня испугал, что я даже с первого раза наколдовал себе свет… Который погас метров через сто. Я бы подумал, что дело в моей магии, но ощущение было совершенно другим. Как тогда, с демоницей, я вдруг почувствовал себя… пустым. Жуткое ощущение – словно голод, но иного рода. Как будто я больше не целый. Как будто меня… располовинили, и важную часть меня – которую я раньше не чувствовал, но она составляла мою суть – её забрали.

Позже я узнал, что так чувствуют себя все маги в присутствии принца Лэйена. Это нормально, и это заставляет волшебников ненавидеть его высочество ещё сильнее. Но тогда я не понимал, в чём дело и испугался настолько, что не помню, как дошёл до следующей двери – я просто ударился о стену, и она вдруг отъехала в сторону. Я ввалился в ярко освещённую комнату.

Два голоса спорили на высоком нуклийском. Благодаря учителю Байену и его домашним заданиям я сносно понимал высокий нуклийский на письме, но вслух – лишь обрывки фраз. Это не просто другой диалект, он звучит как другой язык – другая