Первая пуля – последняя пуля - Алексей Макеев

В голове у Арсена уже зрела мысль о бегстве в родные края. Он почти физически ощущал дыхание оперативников на своем затылке. Возможно, ему и удалось бы скрыться, наплевав на все, включая и персону Шадназарова, но по воле судьбы он раньше оказался в руках полковника Гурова.

Гуров расколол перепуганного насмерть Арсена по полной программе. Тот сдал полковнику не только своих подельников по налету на обменный пункт валюты, но и поведал обо всех делах Шадназарова, о которых знал сам. Главное управление получило уникальную возможность зацепить Шадназарова, а в скором времени стараниями все того же Муренова грозный Хусейн оказался за решеткой. В свою очередь Гуров позаботился о том, чтобы никто не узнал, из какого источника была получена информация, таким образом завербовав Арсена Муренова в свои информаторы. Оперативники часто использовали такой ход, а в некоторых случаях отношения между куратором и его подопечным даже перетекали в дружеские.

Другом Гурова Арсен не стал, но в итоге получил и свою выгоду от сотрудничества с полковником ГУ. Муренов после распада группировки Шадназарова возглавил собственную криминальную структуру, и хотя она не была такой влиятельной в столице, как у Хусейна, но все же имела определенный вес.

В принципе Арсен, являясь своего рода оборотнем, жил весьма вольготно. Он оброс солидными связями, нажил себе капитал, авторитет. Гуров обращался к нему не часто, но уж если такое случалось, хватал за горло очень жестко. Арсен предпочитал не юлить с полковником и выполнял работу осведомителя очень добросовестно. Муренов знал многое из того, что происходило на криминальной арене Москвы.

– Расписной… – задумчиво произнес он, теребя пальцами свою аккуратно подстриженную бородку и глядя куда-то себе под ноги, на утопающие в дорогом ворсистом ковре резиновые сланцы. – Витя-Расписной… Мне кажется, я слышал о нем. Но вот что конкретно и при каких обстоятельствах?.. Могу я секунду подумать, Лев Иванович?

Гуров сидел в кресле напротив, забросив ногу на ногу и пристально рассматривая смуглое, четко очерченное лицо Муренова. За то время, что они не виделись, Арсен изменился. Постарел, о чем свидетельствовала поблескивающая на его висках седина, и заматерел еще больше, чем прежде. Глаза стали более тусклыми, в уголках губ залегли едва заметные морщины. Да и эта бородка, которой раньше не было… Дорогой, расшитый золотыми нитями, халат и массивный перстень-печатка на среднем пальце левой руки довершали картину респектабельного человека. Сейчас в Муренове трудно было узнать того запуганного налетчика с бегающими глазками и подрагивающими от волнения руками. Но к Гурову Арсен относился все так же почтительно, что, естественно, не могло не порадовать последнего. Опасения Крячко относительно того, что Муренов может отказаться от сотрудничества, базируясь на длительном перерыве отношений с кураторами, оказались беспочвенными. Уроженец Ингушетии встретил их в собственной квартире без особого энтузиазма, но и явного пренебрежения тоже не выказал. Хотя Гуров изначально был готов к любому повороту событий вплоть до варианта съездить Арсену по зубам, невзирая на его авторитетное положение.

Станислав, не спрашивая на то разрешения хозяина, раскурил сигарету и, поставив себе на колено бронзовую пепельницу, выполненную в виде кленового листа, приземлился в некотором отдалении от Гурова и Муренова на низеньком диванчике возле окна. В процесс беседы Крячко не вмешивался, избрав для себя роль стороннего молчаливого наблюдателя. Стас чувствовал усталость, которая увеличивалась каждый раз, когда его взгляд натыкался на стрелки настенных часов. Половина первого. Запала у Гурова могло хватить на бесконечно долгий срок. Крячко помнил случаи, когда его напарник обходился без сна почти трое суток кряду. Естественно, такой же самоотдачи Гуров требовал и от Станислава. Невольно Крячко проассоциировал Гурова с так часто рекламируемой в последнее время по телевизору батарейкой «энерджайзер».

Гуров не торопил Муренова. Секундочка затягивалась, но в итоге, покопавшись в многочисленных закоулках своей памяти, которая всегда была сильной стороной Арсена, ингуш удовлетворенно кивнул. Пальцы оставили в покое бородку и легли на подлокотник кресла.

– Я помню Расписного, Лев Иванович, – произнес Муренов вполголоса. – Это была давняя история. С тех пор прошло… Лет шесть, наверное. Расписной состоял в группировке Кулака. Отмороженная группировка рэкетиров, поднявшихся в конце девяностых. Первый раз они появились на арене…

– О группировке Кулака я знаю все, что мне необходимо, Арсен, – перебил собеседника Гуров. – Шесть лет назад я сам занимался этим делом и, мягко говоря, приложил руку к тому, что Кулак и многие из его бригады оказались за решеткой.

– Что же тогда вас интересует?

– Расписной, – коротко и четко, как и в самом начале их сегодняшней беседы, ответил полковник. – Нас интересует именно Витя-Расписной. Кулак сел, а Расписной остался на свободе. Чем он занимался в последнее время?

Муренов дважды моргнул, пытаясь понять, в чем тут подвох, и его пальцы опять потянулись к экстравагантной бородке. Однако траектория руки так и не была завершена.

– Давайте не будем играть втемную, Лев Иванович, – в голосе Арсена одновременно присутствовали и высокомерные, и просительные нотки. – Так будет удобнее и мне, и вам. Мы ведь не первый день знакомы… Я ни разу не подводил вас, и, полагаю, у вас могли бы иметься причины доверять мне. Насколько мне известно, Расписной всегда был мелкой сошкой. Кулак – другое дело. Почему вас интересует такой незначительный человек?

Гуров колебался недолго. В конце концов, он ничем не рискует, посвятив Муренова полностью в суть проблемы, связанной с перестрелкой на загородном шоссе.

– Расписного убили сегодня. Вернее, уже вчера вечером, – сказал он.

Затем в общих чертах полковник обрисовал картину произошедшего. Лицо Арсена омрачилось, пока он не перебивая слушал собеседника. Густые черные брови сошлись над переносицей, скулы заострились.

– Забавно, – сказал он, когда Гуров закончил рассказ. – Весьма забавно, Лев Иванович…

– Что в этом забавного, Арсен? – парировал оперативник.

– Ваш рассказ для меня полная неожиданность. Удивителен и забавен тот факт, что я ничего не слышал о сегодняшних разборках. Кто с кем разбирался? Почему? На каких основаниях? Это настораживает. Я постараюсь выяснить этот вопрос в течение суток, Лев Иванович. Меня даже гложет чисто человеческое любопытство. А что касается Расписного…

Муренов умолк, покусывая верхнюю губу. Зазвонил его мобильник, лежащий рядом на журнальном столике, но ингуш даже бровью не повел в его направлении. Он не собирался отвечать на вызов. Возможно, таким образом он отдавал дань уважения гостям, а возможно, не хотел вести никаких переговоров в их присутствии. С того места, где сидел Гуров, высветившийся на дисплее номер увидеть не представлялось возможным. Телефон пропиликал раза четыре и умолк. Арсен все еще хранил молчание. Гуров не выдержал:

– Что с Расписным? – в лоб спросил он.

Муренов неопределенно хмыкнул.

– Этот тип и подавно не вписывается во всю рассказанную вами историю. Как он мог оказаться в центре крутых разборок?..

– Я задаю себе тот же вопрос, Арсен. Может, у него вышел конфликт с кем-то?

– Конфликт? – Муренов презрительно скривил губы. – О чем вы говорите, Лев Иванович. После ареста Кулака Расписного не видно и не слышно было. Он забился в щель и боялся высунуть оттуда кончик своего длинного носа. Как же тут мог назреть какой-то конфликт?

– Чем он занимался? – полковник гнул свою линию.

– Насколько мне известно, – ингуш вынул босые ноги из сланцев и разместил их на ворсистом ковре, – когда упекли Кулака, Витя-Расписной снюхался с Мослом. Скрылся в его тени…

– Кто такой Мосол?

Муренов небрежно отмахнулся.

– Жулик. Мелкий жулик. Карточный катала. Он якшался и с Расписным, и с Кулаком, и со всей их бригадой, но его удел – азартные игры. На этом он делал деньги. Хотя деньги – это слишком громко сказано. Так, крохи. Как это говорится?.. Курочка по зернышку… Вот Расписной, чтоб совсем на бобах не остаться, и притерся к нему.

– Тоже катал?

– Нет. Скорее осуществлял функции прикрытия. Мосол делился с ним за это. Но, я полагаю, больше по старой дружбе, нежели потому, что Витя в чем-то оказывал ему помощь.

– А что, если Мосол обул кого-то в карты, и отсюда наезд? – подал голос Крячко.

Муренов перевел на него взгляд. Стас уже докурил сигарету и теперь от нечего делать просто вертел пепельницу у себя на колене.

– Такой вариант маловероятен, – покачал головой Арсен. – Мосол всегда, прежде чем сесть за карточный стол, прощупывает тех, с кем предстоит играть. Кто они такие, что собой представляют… И потом, мне было бы известно, если бы нагрели кого-то из солидных людей. К тому же при таком раскладе логичнее было бы бросать предъявы самому Мослу. Но уж никак не Вите-Расписному.