Мертвый час - Валерий Введенский

– Александра Ильинична, можно вас на два слова? – сказала Нина, прощаясь возле домика.

– Конечно.

– У меня просьба.

– Какая?

– Проведите меня в тюрьму, – огорошила княгиню Нина.

Сашенька не ожидала, что так сразу, не таясь, не извиваясь, девица признается в связи с арестованным князем.

– Но зачем? – спросила она вкрадчиво.

– Я несовершеннолетняя, одну меня не пустят. Только со взрослым.

– Князя Урушадзе желаешь навестить?

– Да.

– Зачем?

– Ася попросила.

«Лжет», – поняла Сашенька.

– Почему бы ей самой к нему не сходить?

– Ее не пускают.

– Кто? – удивилась Сашенька.

– Граф Андрей.

Вот дура! Врала бы, да не завиралась. Сказала бы лучше, что Ася приболела.

– По какому праву? Ася замужняя дама.

– Но бесхарактерная. Как прикажут – так и поступит. До ареста ею муж руководил, теперь отец. Вам уже рассказали про ограбление?

– Твой отчим.

– Небось хвастался? Рассказывал, какой герой? Ненавижу его.

Ух и девица! Разве можно так про родителя, пусть и приемного?

Однако рацей[60] читать Сашенька не стала. Не ее это дело порочную девицу воспитывать. Еще, не дай бог, разозлится, и тогда Сашенька ничего не узнает.

– Давай Глеба Тимофеевича оставим в покое. Объясни лучше, почему граф Волобуев запрещает дочери видеться с мужем? Это ведь абсурд.

– Почему? После суда их все одно разведут[61].

– Разведут? Вовсе не факт. Как сама Ася решит. Она вправе не расторгать брак. А захочет, так и в Сибирь за мужем последует.

– Кишка у нее тонка для Сибири. Хотя клянется, что любит его.

Вот оно! Проговорилась. Слышали бы, с каким уничижением произнесла. Точно соперница.

– А ты в том сомневаешься? – с улыбочкой хищника, загнавшего жертву в угол, спросила Сашенька.

– Еще бы! Любовь – это когда для избранника готова на все, даже на преступление. Разве не так?

– Ну…

Спорить с сомнительным тезисом Сашенька не стала. Потому что и сама недавно ради мужа преступила закон. Вместо спора продолжила допрос. Казалось ей, что осталось всего чуть-чуть до момента, когда Нина будет вынуждена признаться.

– Но почему ты согласилась выполнить просьбу Аси, раз к ее чувствам относишься с таким пренебрежением?

– А я и не соглашалась. Вернее, Ася не просила. Я соврала, – призналась вдруг Нина. Спокойно, буднично, будто это и не грех. – Сама иду в тюрьму, по своей воле.

«Ах так, значит, играешься со мной. Ну я тебе покажу, кто здесь кошка, а кто мышка», – подумала княгиня и спросила:

– Но зачем? Тюрьма – не место для прогулок. Ты, верно, любишь князя?

Ожидала, что Нина покраснеет, разрыдается, бросится на грудь, начнет сбивчиво оправдываться… Но барышня удивленно приподняла бровь:

– Кого?

– Урушадзе.

– Вы в своем уме?

Она произнесла это столь грубо, с таким неподдельным удивлением, что Сашенька сразу и безоговорочно ей поверила. Даже на хамство не обиделась. Сама виновата.

Нина, правда, тут же извинилась:

– Ой, простите, ваше сиятельство.

– Ладно, – в который раз сорвалось с Сашиных уст словцо, с головой выдававшее ее купеческое происхождение. – Это ты меня прости, что подозревала тебя в недопустимых чувствах. Однако, если их нет, что ты в тюрьме позабыла?

Нина вздохнула:

– Урушадзе в беде. Ему грозит каторга. Его родня далеко, родственники жены отвернулись, друзей настоящих в Петербурге не нажил. Кто-то ведь должен ему помочь? Вот и пытаюсь.

Какие благородные слова. Если, конечно, не лжет.

Нет, но почему она постоянно подозревает в чем-то Нину? Почему не верит этой милой девушке? Неужели потому, что та равнодушна к ее сыну?

– Но чем ты можешь ему помочь? – с искренним недоумением спросила Сашенька.

– Хочу уговорить князя нанять адвоката. Урушадзе наотрез от него отказывается. Хочет защищаться сам. Представляете?

– Необдуманное решение. Против него улики, самовидец…

– И я про то. Но мне его не убедить. Никак! Потому вас и позвала.

– Но мы даже не знакомы, – удивилась Тарусова.

– Вы старше меня, авторитетней, опять же, княгиня. Им, горцам, важно, когда на равных.

– А что означает не убедить? – зацепилась за предыдущую фразу Сашенька. Хоть и ругала себя за предубежденность к Нине, червь сомнений грыз по-прежнему. – Уже бывала в тюрьме?

– Да, – призналась Нина.

– С кем, раз без взрослых не пускают?

– Простите, опять соврала, – так же буднично, будто за пролитое молоко, извинилась барышня. – Смотритель тамошний за полтинник кого хочешь впустит. Я подумала… решила… вас подтолкнуть.

– С какой такой стати?

– Вы – жена адвоката. Хорошего, но начинающего. Вашему Дмитрию Даниловичу нужны клиенты. Разве не так? Значит, сами и уговорите.

Сашеньку в который раз накрыла волна возмущения. Нет, с этой беспардонной девицей дел иметь нельзя. Хоть самые страшные подозрения и не подтвердились, общаться с ней не стоит. Ни Сашеньке, ни ее детям. Какое счастье, что Нина индифферентна к Евгению. Влюбись и она, Сашеньке пришлось бы запрещать им встречи. Какой бы трагедией это стало для романтического Жени.

– Нет уж, уволь. У Дмитрия Даниловича и без твоего Урушадзе дел невпроворот. Мне пора.

– Позволите осудить невинного? – Нина схватила Сашеньку за рукав.

– Знать не знаю, виновен он или нет. Отпусти! Всего…

– Невиновен! Слышите?

Мгновение назад княгиня была готова пожертвовать рукавом, лишь бы вырваться. Однако последние слова Нины прозвучали всерьез. Слишком всерьез! Отмахнуться от них нельзя.

– Имеешь доказательства?

А вдруг-таки любовница?

Нина с прежней серьезностью призналась:

– Доказательств нет. Женская интуиция. Но когда женщина чувствует, значит, знает. Разве не так, Александра Ильинична?

Сашенька снова отмолчалась, хотя на сей раз была абсолютно согласна.

– Простите меня, – сказала вдруг Нина. – Я сдуру наговорила лишнего. Потому что не могу убедить Автандила. Он же погибнет. Понимаете? Погибнет потому, что я не смогла его спасти. Очень прошу…

Сашеньку раздирали сомнения. Уже не понимала, правду ли говорит Нина или снова обманывает? И тут княгиню кольнула мысль. Какие бы цели Нина ни преследовала, права в одном: Урушадзе в беде. И неважно, с кем он провел ту ночь, с Ниной или с другой. Честь не позволяет князю назвать ее. И ради сохранения тайны он готов идти на каторгу. Как это благородно!

– Ладно, пошли. Но об этом никто не должен знать.

– Конечно. Клянусь! Спасибо! Спасибо вам!

Тюрьма, вернее, съезжий дом располагался в обыкновенной избе. Как и обещала Нина, смотритель за полтинник дозволил им свидание с Урушадзе без всякого разрешения следователя.

Дворян держали отдельно от других сословий, потому в камере Урушадзе других арестантов не было. Белье на его постели выглядело чистым, пол был подметен, мыши и тараканы, к радости Сашеньки, не бегали.

– А вы кто? – спросил Урушадзе княгиню, когда смотритель удалился.

– Дачница, соседка Нины. Она упросила меня провести ее сюда.

– Звать как? – князь учтиво склонился к ручке, предварительно наградив посетительницу чарующим взглядом темных глаз.

– Княгиня Александра Тарусова.

– Простите, ваше сиятельство, но сесть только постель.

Князь был взрачен[62] и породист, как орловский рысак, по-русски говорил с небольшими затруднениями и сильным кавказским акцентом, что лишь усиливало его шарм.

– Ничего, я постою.

– Ася? – Урушадзе обернулся к Нине.

– По-прежнему больна, ваше сиятельство.

– Ты сказала, что я не крал?

Нина кивнула:

– Ася знает. Просила передать, что по-прежнему любит вас. Но граф Андрей требует развода…

– Козел его дери…

Первые же слова и взгляды, которыми обменялись князь с Ниной, окончательно убедили Сашеньку в том, что меж ними нет никакого романа.

– На той неделе суд, – напомнила девушка. – Ася умоляет вас нанять адвоката.

– Нет, я не крал и доказывать это не стану. А хоть и крал… Деньги мои.

– Вы правильно говорите, князь. Но в суде нужен адвокат, хороший адвокат. Против вас улики и самовидец, – повторила Сашенькины аргументы Нина.

– Какие улики? Халат – улики? Любой мог надеть.

– Но это ведь ваш халат? – не удержалась и таки встряла княгиня, заметив, что Нина пасует перед упертостью Урушадзе.

– Мой! И что? А если бы вор в Мишина коляска сел? Калеку обвинили?

Какая неожиданная версия. На калеку и вправду никто не думает. А вдруг этот Михаил только изображает немощного? Нет, чушь. А вдруг нет? Предположим, Михаил ограбление задумал, а осуществил его другой, кто-то из слуг? Эту идейку следует обдумать.

– Я правильно поняла вас, князь? – переспросила Сашенька. – Предполагаете, что вор пробрался в вашу комнату, надел халат и отправился в кабинет графа?

– Так и было.

– Хорошо, допустим. А где были вы?