Разбитые иллюзии - Любовь Михайловна Пушкарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Силы неведомые! Сестричка! О! Как я удивлен! Ты такая… Такая успешная! — он восхищённо развел руками. — Не ожидал.
— Оптимус, так что инкриминировали Винье? — вернулась я к тому, что меня интересовало больше всего.
— Ну… Вообще-то ему вменили и тебя, и ту дриаду, которую он таки превратил в фамилиара. Но ты… — он развел руками, давая понять, что я была главным пунктом обвинения.
— Он не поставил семейную метку, и я неизвестно сколько лет была не в полном разуме, — мрачно ответила я.
— А как ты сбежала?
— Почуяла, — грустно ответили я. — Меня не охраняли, тот домовой не в счёт.
— Всё равно, сестричка, я не пойму…
— Мама постаралась. Перед смертью.
— Теперь ясно. Она тебя кому-то обещала? — с интересом спросил он.
— Можно сказать и так, — ответила я.
— Ах, Патриция, Патриция… Это многое объясняет… но не всё, — он задумчиво разговаривал сам с собой, приложив пальцы ко рту.
— Оптимус, а что тебя привело в наши края? — я снова вошла в роль инженю.
Сумасшедший братец взглянул на меня совершенно пустым удивлённым взглядом, но потом смысл вопроса дошёл до него.
— А, ищу кое-что, — отмахнулся он и снова погрузился в свои мысли.
— Что именно? — мягко настаивала я.
— Так ты помнишь свою мать? — вместо ответа спросил он.
— Да, помню. И мать, и флерса Календулу.
— О, так мне не показалось, и тут действительно есть несколько маленьких флерсов?
— Да, так и есть. Они мои.
— Патриция, — Оптимус доверительно склонился ко мне, — не могла бы ты попросить своего ручного волка покинуть нас? Его ненависть меня несколько раздражает и мешает думать.
— Это пёс, Оптимус…
— Да? — братец развернулся всем корпусом и оценивающе уставился на Тони.
— И он беспокоится за свою хозяйку, — закончила я свою мысль.
— Но он должен слушаться тебя, иначе он плохой пёс, — сообщил Оптимус.
— Тони, успокойся и отойди чуть дальше.
Оборотень опустил пистолет и сделал пару шагов назад. Я не приказывала ему выйти, поэтому он остановился у двери, выбирая место, где снова сможет держать Оптимуса на мушке.
— Так что ты ищешь, дорогой братец? — снова спросила я.
— Оружие.
— Оружие? — непритворно удивилась я.
— Ах, не пугайся, сестричка, у тебя есть такой смелый пёсик, он тебя защитит, — похоже, Оптимус не издевался, а его слова просто не поспевали за мыслями.
— Братец, да я не пугалась, пока ты меня утешать не начал.
— Ах я болван, — расхохотался он.
— Понимаешь, сестричка, оружие живое, — он замялся, — и оно направлено против весенних. Оно может повредить тебе и твоим флерсам, — закончил он шепотом и добавил уже нормально. — Гипотетически! Ведь у тебя есть пёсик… Такой милый…
Тони ответил глухим рычанием.
— … и смелый, — закончил Оптимус, разглядывая моего оборотня.
— Оптимус, не дразни его, — холодно попросила я.
— Ах, да кто же его дразнит? Такая прелесть. Может, ты дашь мне его на время, на чуть-чуть, по родственному?
Я настолько опешила от такого предложения, что не сразу нашлась с ответом.
— Нет, у волкодавов может быть только один хозяин на всю жизнь.
— О… волкодав! Шотландский?
— Кавказский.
— Кавказский… кавказский… А, это мохнатые такие? Прелесть.
— Оптимус, так что за странное живое оружие ты ищешь? И для чего? Оно потерялось, и ты хочешь вернуть его владельцу? — невинно поинтересовалась я.
— Нет-нет, владельцу я его вернуть не хочу, — рассеянно ответил психопатичный родственник.
— Себе оставишь?
— Полноте, что за предположения, Патриция? Ай-ай-ай!
— Тогда зачем?
— Оружие опасно, его надо уничтожить, что ж ты, сама не понимаешь?
— А ты сможешь его уничтожить?
— Да и твой милый пёсик сможет, главное — их близко к себе не подпустить. Главное их оружие — коварство. Оружие оружия, — засмеялся он.
— Они?
— Да, Пати, — он тут же стал серьезен. — Они. Выглядят как флерсы, только без крыльев. И они очень опасны. Притворяются страдальцами и высасывают всю силу из жертв. Досуха. До смерти. До обращения в сырую землю, — он буквально вбивал в меня эти фразы.
— Ясно…
— Главное — им не верить. Они могут говорить что угодно, но у них нет своей воли, они — оружие. Говорящее, думающее оружие, которое может быть очень искренним и лгать само себе.
— Ясно…
— Я напугал тебя, сестричка?
— Нет, Оптимус.
— А зря… Я чувствую, они где-то недалеко, знаешь, они оставляют vis-след, я слышу его как вонь. Ужасную вонь. Запах ландышей и мертвечины. Ты не слышишь?
— Нет.
— Они опасны, Патриция.
— Да, конечно. А ты не знаешь, кто их создал?
Оптимус лишь развел руками, но раз он промолчал, значит, знает и просто не хочет рассказывать.
— Оптимус, ты сказал, что твоё имя — очень смешная и злая шутка, — он заинтересовался моими словами и улыбкой предложил мне продолжать. — А злая она и смешная потому, что ты действительно Самый Лучший. Просто ты не родился таким, а стал.
Говоря это, я полностью перешла на vis-зрение и всмотрелась в него. То, что я увидела, меня очень обеспокоило. От Оптимуса отходило множество щупалец. Длинные, тонкие и подвижные, они были еле видны, а их касания не ощущались совсем. Меня оплетало несколько, два или три изучали Тони, один нашёл спрятавшегося Кению, но кот поймал его и держал в зубах, с десяток выплыли за дверь. Наверное, он контролировал Венди и, скорей всего, знал о присутствии Шона. Могли ли щупальца-шпионы превратиться в нечто вредоносное? Да запросто, Оптимусу достаточно высвободить резерв и плеснуть силу в эти нити. Только вот какой силой он ударит? Я вернула зрение в обычный диапазон и опустила щиты ментальной связи с Шоном, передав ему только что увиденную картинку и просьбу не дергаться. Шон невнятно ответил, мол, что-то такое и подозревал. Он не видел силу, зато vis-нюх его не подводил, а запах чужака уж слишком расползся по дому.
— Ты мне льстишь, сестрица, — ответил Оптимус, — ты ж видишь… Виноград…
О, какое милое балансирование на грани лжи.
—
