Я пас в СССР! - Alchy
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, придумаем что-нибудь… — Дядька уже успокоился, сам прикинул перспективы и стал рассуждать вслух. — Оно и на пользу пойдет, тут ты прав, погорбатишься и сам вприпрыжку в школу побежишь!
А у меня в голове забрезжила идея и углядев на столе стопку конвертов, письменные принадлежности и тетрадку — решил действовать. Вырвал листок из тетрадки и не раздумывая написал — Чернобыльская АЭС, после чего вложил его в конверт, запечатал и протянул дядьке.
— Вот, сохрани у себя, только обещай пока не заглядывать! А в начале лета вместе откроем…
Что поделать, если в исторических событиях я откровенно плавал и ничего не мог вспомнить толкового, чем бы смог объяснить свою осведомленность о грядущих событиях. Поначалу я склонялся использовать сухой закон, но как оказалось — он уже давно гулял по стране и набирал обороты. А вот с аварией в Чернобыле — была уверенность, что она пока не произошла, но на подходе. Вживаться в шкуру подростка — это само собой, но я хотел большего, и тут без союзников не обойтись. Кандидатура Андрея выглядела весьма привлекательной, и воин-интернационалист, и мент, да и как человек, если верить воспоминаниям предшественника — хороший, для своих родственников по крайней мере.
Адекватность он свою тут же подтвердил, сложив конверт и убрав в офицерскую сумку, улыбнулся в усы и спросил:
— Планы и обязательства расписал?
— Ага, — подтвердил я и не вдаваясь в подробности, добавил. — вроде письма потомкам…
Ну что, внимание со своих косяков можно направить в другое русло, настало твоё время, мамаша Мюллер! И я, со всеми подробностями, особенно упирая на то, как мне было мучительно больно (не забыв акцентировать и то, что для мозгов, особенно подростковых — эта бодяга, которой меня травили, совсем не витамины). Андрей выслушал и стал заводиться по новой:
— Иди в палату пока, отдыхай! Совсем ох… От рук отбились!
В палате смел принесённый завтрак, сиротливо дожидавшийся меня на тумбочке. Еда оказалась вполне съедобной — манная каша с озером растаявшего сливочного масла, пара кусков хлеба и вареное яйцо. Вот чай был так себе, отдавал веником, но зато был сладким. Затем подоткнул под голову куцую подушку в серой наволочке и после всех перенесенных испытаний — стал засыпать, не слыша не разговоров соседей, ни бубнежа радиоточки. Последнее, что донеслось из радиоприемника — объявление о начале передачи: «Наталья Дарьялова, воспитать семьянина…»
«Воспитаете, ага, вначале демографическая яма в девяностых, потом массовый завоз орды диких кишлачников из средней Азии, отбивающий всякую охоту рожать и воспитывать детей…» — С этой мыслью я и заснул, как в колодец провалился…
Разбудили меня вполне выспавшегося и поначалу не смог взять в толк — кто я, где я и кто все эти люди. Хорошо, что дали возможность сходить и умыться, в процессе всё вспомнил, да и голова окончательно прояснилась, и самочувствие не досаждало. «Этак у меня и похмелья сейчас долго не будет, как в детстве!» — Озарило меня, но тут же пришлось себе напомнить, что я за ЗОЖ. Тут и СССР спасать, и жизнь налаживать, не время предаваться порокам!
Сопровождаемый няшной красоткой Светланой Михайловной в кабинет главврача и непроизвольно при этом облизываясь — окончательно понял, что с гормонами доставшегося мне тела придется что-то делать. Мирно сосуществовать не получится, хочется всего и сразу, придется как-то себя ограничивать, чтоб не начать куролесить. Сознание взрослого человека, в теле подростка, обуреваемого различными желаниями — это какой-то, как бы помягче выразиться, звиздец!
— Я десять лет старшей сестрой в отделении! — В кабинете меня встретил визгливый голос Лидии Валерьевны. Ого, как закрутилось, она же после смены отдыхать должна, а смотри ты, выдернули на работу.
— Десять лет я вам не обещаю, а вот от шести до восьми за ваши деяния вполне можно устроить. Медицинские работники и в колонии-поселении нужны! — Дядька был сух и деловит, на голос не брал и это сработало, из мамаши Мюллер словно выпустили воздух и она совсем уже другим тоном принялась причитать, обращаясь к главврачу, как к последней инстанции.
— Сергей Владимирович, у меня же двое детей, сколько лет всё отделение на моих плечах!
— Вас неоднократно предупреждали, Лидия Валерьевна, о недопустимости подобных методов. — Главный врач, по всей видимости, решил от опальной старшей сестры дистанцироваться. — Решайте вопрос непосредственно с пострадавшими, для этого мы здесь и собрались.
Медсестра ожгла таким взглядом, что лично у меня какое-либо желание решать с ней вопрос миром моментально испарилось. Ну а после того, как она стала униженно выпрашивать снисхождения у дядьки, то упирая на свои былые заслуги, то вновь вспоминая своих детей на иждивении — при этом полностью игнорируя меня, окончательно решил — никакой пощады! Остальной диалог пропустил мимо ушей — и так было понятно, кто и чего в этой ситуации хочет.
Врачу, как начальнику — огласка не нужна, он будет гнуть свою линию, чтоб и рыбку съесть, и на велосипеде покататься. Сама Валерьевна себя виноватой не чувствует, считает что в своем праве и скорей всего — рассчитывает на выговор максимум. Даже если додавить и настоять на её увольнение по собственному желанию, что ей мешает устроиться в другую больницу? А идти на компромисс не хотелось, вот с таких вот уступок и начало загнивать общество, попаданец я или кто? Будем оздоровлять социум, по мере сил, осталось понять, насколько меня поддержит дядька.
Из размышлений меня вырвал голос врача, спрашивающего, здесь ли я и о чем задумался.
— Лидия Валерьевна готова принести извинения, молодой человек, вы с нами? — От покровительственного тона покоробило, а глаза медсестры не сулили ничего хорошего в будущем.
— А⁈ Андрей, можно тебя на минутку? — Проигнорировал я главврача и приготовившуюся скрепя сердце выплюнуть дежурные извинения Лидию Валерьевну.
В коридоре я выложил всё свои соображения дядьке, постаравшись отыграть роль подростка, обиженного несправедливостью. И намекнул на то, что безнаказанность порождает новые преступления. Моя
