Год гиен - Брэд Гигли

Внезапно донесшийся запах мускусных благовоний заставил всех прервать беседу, и Тох недовольно понюхал воздух, повернувшись туда, откуда повеяло этим ароматом. В дверях появились пять женщин, закутанных с головы до ног в тонкие одеяния для защиты от песчаной бури. Та, что стояла посередине, была единственной, откинувшей с лица сетчатый покров и шагнувшей на скудный свет.

Она была уже немолода, но ее смуглую красоту нельзя было не заметить. Одежда женщины выглядела просто, почти сурово, и только змея в ее парике заставила Семеркета немедленно протянуть вперед руки на уровне колен. Никто, кроме членов семьи фараона, не мог носить знака со священной коброй.

Ненри же просто простерся на полу лицом вниз.

Министр с кислым видом с трудом пошевелился, чтобы преклонить колени.

— Моя госпожа, — сказал он.

— Простите, что побеспокоила вас, министр Тох.

Семеркет подумал, что ее голос — один из самых красивых, которые он когда-либо слышал: легкий, но с оттенком тепла и материнского участия.

— Присутствие царицы Тийи — словно солнце, выглянувшее после шторма, — натянуто проговорил старец. Странно, что почтительные слова министра прозвучали так холодно. Семеркет украдкой посмотрел на знаменитую, но редко показывающуюся на людях царицу.

— Пожалуйста, сядьте, почтенный господин, — сказала она, подойдя к Тоху и помогая ему снова занять место на маленьком троне. — Я пробуду здесь всего мгновение. Я пришла, чтобы повидаться с Семеркетом.

Ненри потрясенно икнул. Как Семеркет превратился в того, кого может заметить столь высокая особа, как царица Тийя? Оттуда, где лежал писец, он мог видеть только ее позолоченные сандалии, когда она подошла к его брату и коснулась его плеча.

— Пожалуйста, — сказала Тийя волшебным голосом, — мне не нравятся церемонии. Иди сюда и сядь рядом со мной, чтобы мы могли поговорить, как люди.

Семеркет сделал то, что ему сказали. Он поколебался, прежде чем сесть, и царица с улыбкой похлопала по скамье рядом с собой. Бывший чиновник сел, выпрямившись, на самый краешек. Царица протянула руку, и одна из закутанных в покрывало женщин выступила вперед, чтобы положить на ее ладонь какой-то металлический предмет.

Царица повернулась к Семеркету, вложила этот предмет в его руку и заставила его сжать пальцы.

— Я пришла сюда, чтобы дать тебе это. Это защитит тебя и поможет раскрыть ужасное… кошмарное преступление, в результате которого погибла та милая старая женщина.

И — невероятно! — Тийя заплакала. Язык Семеркета прилип к нёбу, он мог лишь молча глядеть на нее. Царица все еще сжимала его руку.

— Я почти считала Хетефру матерью, — сказала она несколько мгновений спустя, справившись со слезами. — Мы познакомились, когда были жрицами, но с течением лет стали больше, чем просто подругами. Когда я думаю… — ее губы снова задрожали, но она мужественно взяла себя в руки. — Когда Пасер сказал мне, что тебе поручили разгадать загадку ее смерти, я поняла, что должна сделать все возможное, чтобы помочь.

— Благодарю, госпожа, — сказал Семеркет, усилием воли вернув себе дар речи.

Царица прижалась к его руке мокрой щекой и поцеловала его руку.

— Знаю, я — всего лишь слабая женщина, но ты должен поверить мне, что амулет этот очень могущественный. Я послала такие же амулеты меджаям, охраняющим Великое Место. Ты всегда должен держать эту вещь при себе.

Семеркет кивнул.

— Да благословят и сохранят тебя боги, Семеркет. А если тебе что-нибудь будет нужно, да явишься ты ко мне без промедления.

Он снова кивнул.

После этого царица встала, сказав, что ей не подобает опаздывать — она поет в хоре в храме Сехмет. Тийя снова накинула покрывало. Мужчины снова склонились перед ней, и величественная женщина со своими спутницами молча удалились.

— Хм-м. Ох уж эти женщины и их чары! — сказал Тох, когда они ушли. Он слабо махнул рукой — внезапное появление жены фараона утомило министра. — Я устал, и песок натер мои веки. Вы тоже должны меня оставить.

Потом Тох взглянул на Семеркета, и в голосе старика появились чуть удивленные и даже слегка озорные нотки:

— Я непременно должен привести тебя к Рамзесу. Это пойдет ему на пользу — услышать правду из твоих уст.

Снаружи здания правосудия песчаные вихри поднялись до неистового крещендо. Ненри и Семеркет укрылись за алебастровым сфинксом великого бога Рамзеса II, далекого предка нынешнего фараона. Ненри заорал сквозь платок:

— Ты играешь в опасную игру, брат, вот так подкалывая Тоха по поводу его возраста!

— Я не играю в игры! — прокричал Семеркет в ответ. — Я всего лишь иду напролом, тратя на путь как можно меньше времени.

Он внезапно схватил брата за руку посреди воющей бури. Ненри почувствовал его силу и даже сквозь крутящийся песок увидел, как сверкают глаза Семеркета.

— Могу я рассчитывать на тебя, Ненри?

Тот нехотя посмотрел на него, но, в конце концов, все же ответил:

— Я знаю, что я — трус и дурак, что от меня — никакой пользы. Так говорит моя жена. Но ты — мой брат. Да, ты можешь рассчитывать на меня, даже если эта помощь немногого стоит.

Семеркет кивнул.

— Я пошлю тебе весточку, кода смогу, — сказал он.

А потом Ненри показалось, что сквозь бушующий песок он увидел, как блеснули зубы Семеркета.

— Скажи жене, что теперь она может выйти из своей комнаты.

И писец внезапно остался один, а его закутавшийся в накидку брат исчез в водовороте бури.

Глава 3

Слуги Места Правды

— Что тебе нужно?

Мальчик с недовольным фырканьем открыл большую деревянную дверь. Вытащив застрявшее между зубов зернышко, он вытер палец о грязную набедренную повязку и уставился на Семеркета, вернее, на кувшин крепкого пива, который тот держал.

День был в разгаре. Зной, походивший на летний, и воздух, тяжелый от оставшегося после бури мелкого песка окутали все вокруг дымчатым маревом. Семеркет нарочно выбрал полдень для своего визита в Дом Очищения, зная, что в это время жрецы и слуги будут отдыхать. Но ему было известно, что именно в это время запах в доме будет чувствоваться сильнее всего.

— Вспарыватель Метуфер все еще живет здесь? — спросил он.

— Он стар, и у него трясутся руки, но — да, он все еще здесь живет, и он все еще вспарыватель.

Семеркет отдал мальчику пиво.

— Проводи меня к нему.

Мальчишка с готовностью подхватил кувшин, сорвал мягкую глиняную печать и понюхал напиток.

— Ах! Оно даже свежее. Не то что та моча, которую нам обычно приносят.

Его лицо потемнело, он с подозрением взглянул на Семеркета.

— Но вы ничего не принесли для обряда очищения. Так зачем вам нужен Метуфер?

— Я его друг. Меня зовут Семеркет.

Мальчик фыркнул:

— Друг, который не знает, жив Метуфер или умер. Может, вы доставите ему неприятности? Как знать…

— Если не хочешь пива… — пожал плечами Семеркет и потянулся, чтобы забрать кувшин.

Мальчишка быстро шагнул назад, чтобы взрослый не мог дотянуться до кувшина.

— Я проведу вас к нему, проведу, — заискивающе проговорил слуга. — Просто у нас немного посетителей. Меня поколотят, если я приведу кого-нибудь, кого Метуфер не хочет видеть.

Он открыл дверь чуть пошире. Семеркет в последний раз вдохнул свежий воздух и, перешагнув через порог, оказался в полутемном Доме Очищения. Мальчик закрыл за ним дверь.

Глаза Семеркета постепенно привыкли к полутьме. Он оказался в переднем зале, где возвышалась статуя Осириса из известняка, почерневшая за долгие годы воскуривания маслянистого фимиама. Бог все еще был украшен гирляндами после праздника, хотя цветы уже завяли. Справа от Осириса стоял не менее потемневший бог Анубис. Окна, прорубленные под крышей, служили единственным источником освещения в этом зале. Семеркет почувствовал, как под его сандалиями тихо похрустывает сода — мелкозернистая сода из карьеров в пустыне.

— Подожди здесь, — сказал мальчик. — Я приведу вспарывателя.

Семеркет осознал, что, войдя в здание, задержал дыхание. Приготовившись к самому худшему, он сделал вдох. Еще до того, как чиновник успел вдохнуть еще раз, он ощутил, до чего воздух перенасыщен специями. Тяжелый смолистый запах мирры спорил с ароматами сладкого розового масла, смолы можжевельника и нюхательных солей. А над всем этим парил запах соды, вызвавший рвотные спазмы. Но вошедший едва не подавился от вони тухлого мяса, господствовавшего над всем прочим — вездесущие благовония не смогли заглушить смрад.

Семеркет пошарил в поясе в поисках мешочка с кедровыми стружками и глубоко вдохнул запах ароматного дерева. Хотя он все еще чуял гниль, вонь теперь стала слабее.

Уверенными шагами он направился в приемную, решительно держа у носа мешочек с кедровыми стружками. Семеркет нашел дорогу в полумраке дальней части храма. Деревянный ставень был слегка приоткрыт, полуденное солнце сочилось сквозь щели. Чиновник открыл ставень побольше и, моргая, уставился на светлый двор.