Короли Падали (ЛП) - Лэйк Кери

— Скажи мне что?

Он фыркает, глядя на пустыню, я думаю, везде, где он может избежать моего испытующего взгляда.

— Было время, когда мутации были заперты вместе. Мужчины даже с самыми незначительными уродствами, отброшенные как неудачные эксперименты. Эрикссон начал кое-что замечать в них. Там, где мутации убивали и поглощали других мужчин, они были особенно садистичны по отношению к другим Альфам. Те, которые все еще казались людьми.

Картина, которую он рисует в моей голове о бедных людях, которых отправляют в загон с мутациями, оставляет пульсирующую боль в моей груди.

— Если ты когда-нибудь наблюдала за некоторыми животными в дикой природе, то видела, как они иногда играют с добычей. Сохраняя ей жизнь. Получая от этого некоторое удовольствие.

— Что ты хочешь сказать, Кадмус? Просто скажи это.

— Я говорю, что если есть шанс, что Валдис жив, за ним охотятся или охотились в течение двух месяцев в этой больнице. И если они нашли его, он уже не будет тем, кем был.

Слезы наворачиваются на мои глаза, когда мой разум вызывает в воображении такие картины того, как эти существа пытают его в садистской игре.

— В какой-то момент тебе нужно отпустить его, Кали. Мы прочесали пустыню. Обыскали почти каждый уцелевший улей, и мы не приблизились к поиску этих мятежников ближе, чем были в начале. Он поднимается на ноги, и когда он, пошатываясь, направляется ко мне, я отступаю назад, подальше от него.

— Ты никогда не верил, что он был жив. Тебе никогда не было на него насрать!

— Я верю. Снова придвигаясь ко мне, он протягивает руку, его бледно-зеленые глаза сверлят мою защиту.

— Но два месяца — это чертовски долгий срок в этом месте. С Бог знает сколькими из этих тварей. И если бы тебе удалось проникнуть внутрь, что заставляет тебя думать, что Валдис выдержал бы, увидев, как они разрывают на части его женщину?

Я знаю, что он не стал бы. Я знаю, что Кадмус говорит логично, но мое сердце отказывается смягчаться. Оно отказывается подчиняться тому, что говорит мне мой разум. Это проблема с сердцем, оно слишком независимо для разума и жаждет боли.

— Если бы это был я, я бы хотел, чтобы вы забыли обо мне. Его брови хмурятся, как будто мысль о таком — это больше, чем он может вынести.

— Валдис мне как брат. Я знаю, что он хотел бы того же. Когда он делает шаг ко мне, я снова отступаю, и горячая сталь грузовика ударяет мне в позвоночник там, где он прижал меня к ней.

— Твоя голова застряла в той же петле, в которой месяцами была моя. Мучаешь себя кошмарами. Видишь то, чего нет. И не говори мне, что ты не слышишь его голос время от времени. Взывая к тебе. Я наблюдаю за тобой. Я вижу, что это с тобой делает. Обхватив меня руками по обе стороны от меня, он проводит рукой по моему виску, убирая прядь волос с моего лица.

— Точно так же, как ты вытащила меня из того места в моей голове, я сейчас вытаскиваю тебя.

Слезы текут по моим щекам, и он захватывает одну из них подушечкой большого пальца, размазывает по моим губам.

— Ты чувствуешь это? Это реальность, Кали, и она чертовски горькая. Но ты и я? Мы можем потерять себя. Сбежать и никогда не возвращаться. На его лице мелькает улыбка.

— Говорю тебе, это лучшее чувство в мире. Спасаясь от всего этого.

— Вот почему ты хочешь сдаться. Чтобы положить конец этим поискам. Чтобы ты мог уплыть в свою сказочную страну и никогда не возвращаться.

— Просто дай мне то, что мне нужно. Безумные глаза слегка смещаются, когда он смотрит на меня в ответ, отчаяние в них сквозит.

— Я не собираюсь умолять.

— Кадмус, ты не…

— Просто дайте мне то, что мне, блядь, нужно! Напряжение в его шее пульсирует от гнева, его мышцы по обе стороны от моей головы напряглись, когда я отворачиваю свое лицо от него.

— Ты хочешь сбежать, Кадмус? Я опускаю руку в сумку на боку, где я хранила остатки его пейота, и бросаю ему в лицо.

— Так давай! Валяй! Я не собираюсь идти ко дну с тобой! Гнев прорывается на поверхность, когда я толкаю его в грудь, но это не трогает его, подобно лентам, порхающим по неподвижному валуну.

— Я сама найду Валдиса!

Выскользнув из его рук, я шагаю к задней части грузовика, мое сердце на грани взрыва, превращающегося в кровавое месиво внутри одиночной клетки.

Укол боли пронзает мой живот, такой горячий, что кажется холодным, и я падаю прямо на колени. Я вскрикиваю, хватаясь за бок, и прижимаю ладонь к грязи, чтобы не упасть.

— Калитея? Секундой позже Кадмус падает рядом со мной, его рука ложится мне на спину.

Еще одна сильная пульсация взрывается между моими бедрами, и я теряю равновесие. Земля врезается мне в плечо, но боль забывается из-за электрических разрядов, вспыхивающих внутри меня.

— Я достану Титуса. В голосе Кадмуса звучит паника, и я хватаю его за руку, дрожа от напряжения, которое так туго скрутилось внутри меня, пока я жду следующей волны.

— Нет! Пожалуйста! Не оставляй меня!

— Кали, тебе нужно облегчение. С каждым днем становится все хуже.

Еще больше пуль агонии пронзают мою утробу, попадая прямо в грудную клетку, где они крадут мое дыхание.

— Ах, Боже! Замкнувшись в себе, я не могу подавить войну, которая разразилась внутри меня.

— Кадмус!

Мир вращается с головокружительной скоростью, и в моей груди холодеет от подступающей тошноты.

— Я не могу этого сделать, Кали. Я найти Титуса, — шепчет он мне на ухо.

— Просто держись.

Ногти впиваются в его руку, я молча умоляю его остаться, слезы в моих глазах затуманивают обеспокоенное выражение его лица.

— Титус! Его рев эхом разносится над пустым участком земли, и в последовавшей паузе ответа не последовало.

— Титус!

Проходит еще несколько секунд, и мышцы моего живота инстинктивно напрягаются, когда дает о себе знать следующий приступ боли. Ужасающий звук вырывается из моей груди, когда агония пронзает мой живот, как будто кто-то извлекает из него мои органы.

Сильные руки скользят подо мной, поднимая меня в воздух, и мир снова вращается на периферии моего сознания, свет превращается в темноту, когда он поднимает меня в кузов грузовика. Оно подпрыгивает от его прыжка внутрь. Он снова поднимает меня на руки и укладывает на неубранную постель с сегодняшнего утра.

Вода стекает по моему лицу из фляги, которую он прижимает к моим губам, призывая меня выпить. Холодный пот бисеринками выступает на моей коже, щеки горят от лихорадки.

— Я хочу помочь тебе, но я не могу. Я не могу этого сделать. Прижимаясь лбом к моему виску, он гладит мои волосы, влажные от пота.

— Хотел бы я сделать это лучше для тебя, — шепчет он.

Лезвия страдания рассекают мой живот, мои бедра дрожат, и я наклоняюсь, чтобы унять боль в своей сердцевине, которая проникает в мою утробу.

Тяжело дыша, Кадмус прислоняется спиной к стенке грузовика, его мышцы напряжены, пульсируя кровью и адреналином. Его тело призывает его делать то, от чего отказывается разум. Руки гладят его череп, он смотрит на меня, в то время как я корчусь и извиваюсь, как наживка на крючке. Его глаза заблестели, лицо исказилось в панике, и он протягивает ладонь к захваченным там пуговицам пейота.

Сквозь скручивающие желудок спазмы я наблюдаю, как он потребляет наркотик, его глаза все это время устремлены на меня, как будто он насмехается надо мной, оставляя меня страдать в одиночестве. Слезы текут по моим вискам, и новый приступ боли пронзает меня, как битое стекло по лепестку цветка. Я рычу от агонии и поднимаю взгляд, чтобы увидеть, как Кадмус дрожит и подергивается. Его зрачки расширяются с каждой минутой.

Рыдая сквозь сокращения и стягивание моих мышц, я не замечаю, что Кадмус навис надо мной, пока его дыхание не касается моей шеи.

— Ш-ш-ш, — говорит он, и я знаю, что он видит не меня. Если это и так, то это какая-то измененная версия меня, пойманная в ловушку за завесой галлюциногенных свойств наркотика.

— Ты слышишь его, Кали?