Лицом к лицу - Александр Николаевич Кутатели
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смочив в вине кусочек хлеба, Годжаспир поднял рог и выпил за упокой души своей жены. Старый Теоде возвел слезящиеся глаза к небу и, как дьячок, произнес нараспев:
— Упокой, господи, душу рабы твоей Марты.
— Аминь… Аминь… — воскликнули одна за другой невестки и тихо прослезились.
Потом Годжаспир поднял рог за возвратившегося с фронта сына, и за столом стало веселее. Все принялись за еду. Только один Теоде, беспомощный, беззубый, пожирая жадным взором кушанья, не прикасался к ним. На помощь старику пришла Асинэ. Она выбрала ему самое мягкое куриное мясо и положила побольше гоми. Теоде стал щипать мясо своими длинными ногтями и мять его деснами. За здоровье Галактиона он тоже выпил из рога. Сразу охмелел, стал раздражительным и опять принялся ворчать на солдат, возвратившихся с фронта.
Галактион, Ражден и Георгий, подвыпив, повели рассказы о войне, о фронтовой жизни.
СТРЕЛЬБА В ТЕМНОТЕ
Не возьму я в толк,
Как это создал бог:
Земля в аренду мне дается,
Но только труд мне достается.
Р. Эристави
1
Разговор зашел о событиях в России, о том, как русские крестьяне устраивают свою жизнь после революции, как они трудятся на свободной земле, работают на себя, а не на помещиков.
— А у нас как было, так все и осталось, — сокрушенно заметил Годжаспир, выслушав сына. — Позавчера приезжал к нам здешний комиссар Иокиме Абуладзе. Рассказал я ему о наших нуждах, просил похлопотать перед правительством, чтобы налоги сбавили. «Ведь в нашей деревне, говорю, доход дают только виноградники». Но о каких доходах может быть речь, если земли у крестьян мало! Нет, говорю, такого среди нас, кто имел бы хотя полную десятину. Потом спрашиваю, когда решатся дела насчет земли. А он мне объясняет: «Земельный закон еще не вышел, а значит, говорит, пока живите, как жили…» Выходит, — с горечью вздохнул старик, — что как было при Николае, так все и остается: налог опять плати, на помещика работай, в церковь неси — да куда ж это годится!
Галактиону понравилось, как рассуждал отец.
— А вы не платите больше никому, — посоветовал он отцу и братьям. — Нужно делать, как в России: там крестьяне выбрали уже Советы, и земля теперь не у помещиков, а у тех, кто на ней работает…
— Вот то-то же, — воспрянул духом Годжаспир. — А то изволь работай день и ночь на какого-нибудь Отия Мдивани, из последних сил выбивайся, а он тебе половину урожая не оставляет.
— А сколько у него земли, у этого Мдивани? — спросил Годжаспира Георгий Абесадзе.
— Спрашиваешь, сколько… А ты сам вот посчитай: около семи десятин виноградника здесь будет, да внизу, возле старого дома, около восьми, да на горе Шубани — шесть, да еще в других местах, а сколько пахотной земли!.. Сразу не сосчитаешь, — пояснил старик.
— И все ему мало, псу ненасытному. Еще и деньги в рост дает! Только и думает, чтобы с крестьян побольше содрать! — возмущался Галактион.
— А попробуй не верни в срок процентов, — все на его стороне будут: и старшина, и пристав, и губернатор, — подлил масла в огонь Ражден. — Шкуру с тебя сдерут: дом опишут, все прахом пойдет.
— Чтобы построить вот эту хибарку, — продолжал Годжаспир, — мой отец целый год как каторжный работал на Мдивани.
— Ну ладно, — старался успокоить Годжаспира сын, — теперь никакие Мдивани не отберут у нас того, что заработано нашим потом, нашим трудом. Вот работаешь на этой земле двадцать лет, — значит, она, эта земля, уже не Мдивани принадлежит, а нам. Наша она теперь — моя и твоя, понимаешь?
Ражден встрепенулся:
— А что бы нам с отцом прихватить?..
Тут старый Теоде не выдержал и вмешался в разговор:
— Да как вы смеете говорить такие слова! Кто ж это дал вам право отнимать чужое? По какому это закону разрешается? Да знаете ли вы, что вам за это будет? И сам Мдивани, и управляющий его, и суд, и власть такое вам пропишут, в такие места вас загонят, что никакой земли после этого не захотите!
— А ты, дедушка, не очень-то запугивай нас властью, мы ведь не из трусливых, — шутя заметил горячившемуся старику Галактион. — Мы и на войне побывали, и чего там только не видали, можно сказать, с глазу на глаз с самой смертью встречались, а видишь, живы-здоровы все, ничто нас не взяло.
Но Теоде не мог успокоиться. Он продолжал пробирать Раждена и его товарищей:
— Запомни, внучек, — проиграете вы это дело! Тоже, умники нашлись, шляются по деревне да науськивают народ: «Хватайте, забирайте!»
— И захватим, и заберем, дедушка, все заберем, — коротко отрезал Галактион.
— Да кто позволит вам это сделать? Кто вам на это право даст?! — возмущался Теоде и, приложив костлявую руку к воспаленным, слезящимся глазам, растерянно смотрел на солдат.
— Сами мы дали себе право. Вот кто нам его дал! — ответил Галактион, и солдаты все сразу посмотрели на винтовку Галактиона, висевшую на закоптелом столбе.
2
Было уже далеко за полночь, когда гости стали расходиться. Галактион проводил их до калитки и, попрощавшись, повернул обратно. На середине двора он остановился. Небо заволокло тучами. Деревня спала глубоким сном. «Как здесь тихо!» — подумал он, вспоминая солдат в окопах, ружейную перестрелку, орудийный грохот… Вспомнил, как грянула весенним громом весть о революции, как пошли митинги и все ждали мира. Навсегда запомнились бескрайние снежные просторы России, маленькие и большие станции, поезда, сплошь забитые и облепленные людьми в серых шинелях, все новые и новые города, села, деревушки…
Еще раз с необычайной яркостью промелькнули в памяти минувшие события, и снова больно сжалось сердце: в Грузии все осталось по-старому, крестьяне еще ничего не получили от революции. «Живите, как жили», — заявляют им меньшевики.
Он оглядел свою почерневшую, с ветхой кровлей, жалкую хижину, затем перевел взгляд на Зедазени, на поместье Отия Мдивани.
Галактион вошел в дом, снял со столба ружье и сейчас же снова вышел во двор. Посмотрел на темные, окутанные туманом горы и направил винтовку в сторону Зедазени. Резкий выстрел прорезал ночную тишину. В это время Ражден Туриашвили и Георгий Абесадзе стояли обнявшись на дороге, целовались и клялись друг другу в вечной дружбе. Услышав выстрел, они выхватили наганы и тоже стали палить в воздух. Их примеру последовали другие соседи — солдаты, возвратившиеся с войны.
Стрельба поднялась и в Зедазени, и в Чипикона, и в Карисмерети.