Священный Цветок. Суд фараонов - Генри Хаггард

Теперь мы надолго простимся с сэром Александром и всем, что относится к Англии.

IV. Зулус Мавово и готтентот Ханс

В начале марта мы благополучно прибыли в Дурбан и поселились в моем доме на Береа, где нас должен был ждать брат Джон. Но его там не оказалось. Старый хромой гриква Джек, некогда бывший охотником, а теперь присматривавший за моим домом, сообщил, что вскоре после моего отъезда Догита – так называл он брата Джона – забрал свой жестяной ящик и ушел в глубь страны. С тех пор, прибавил Джек, о нем ничего не слышно. Ящики с бабочками тоже исчезли. Они, как оказалось, были отправлены в Америку на парусном судне, плывшем в Соединенные Штаты и остановившемся в Дурбане, чтобы запастись провизией и пресной водой. Я никак не мог доискаться, что сталось с братом Джоном. Его видели в Марицбурге, потом – по словам знакомых мне кафров – на границе Земли Зулу. Дальше следы его терялись.

Все это до некоторой степени расстраивало наши планы. Возник вопрос, как быть. Брат Джон должен был стать нашим проводником. С племенем мазиту был знаком только он один. Он один посещал границы таинственной Земли Понго.

Хотя я и обладал большим опытом в путешествиях по Африке, тем не менее я мало был склонен пытаться достигнуть этой страны без его помощи.

Прошло недели две. О брате Джоне не было ни слуху ни духу. Стивен и я устроили совещание.

Я указал на затруднительность положения и высказал мысль, что не благоразумнее ли будет вместо поисков орхидеи отправиться поохотиться на слонов в известные мне части Земли Зулу, где в те времена эти животные водились в изобилии. Стивен был склонен согласиться на это, так как охота на слонов тоже имела в его глазах свои привлекательные стороны.

– Странно, – сказал я после некоторого размышления, – но я не помню ни одного предприятия, которое было бы удачным, после того как план был изменен в последний момент.

– Тогда бросим жребий, – предложил Стивен. – Пусть все решит Провидение. Орел – за золотистую Cypripedium, решка – за слонов.

Он бросил вверх полкроны. Монета упала на пол и закатилась под большой деревянный ящик желтого цвета, наполненный собранными мною редкостями. Мы напрягли все силы, чтобы сдвинуть его с места, и не без волнения бросились искать монету, так как от ее положения зависело многое. Я зажег спичку. Монета лежала в углу, в пыли.

– Ну что? – спросил я Стивена, растянувшегося животом на ящике.

– Орел – значит, орхидея, – ответил он. – Итак, все решено, и нам нечего ломать себе голову.

В продолжение двух последующих недель я был очень занят. Случилось, что в заливе стояла шхуна «Мария» вместимостью около ста тонн, принадлежавшая одному португальцу по имени Дельгадо, возившему товары в различные порты Восточной Африки и на Мадагаскар. Этот субъект совершенно не внушал мне доверия. Я подозревал, что он знается с работорговцами, которых в то время было весьма много, если сам не принадлежит к числу их. Но так как он направлялся в Килву, откуда мы намеревались отправиться в глубь страны, то я решил воспользоваться его шхуной для перевозки нашего отряда и багажа.

Сговориться с ним было не очень легко – по двум причинам: во-первых, ему, по-видимому, не хотелось, чтобы мы охотились в местности, лежащей за Килвой, где, по его словам, совершенно не было дичи. Во-вторых, он заявил, что хочет отплыть немедленно. Однако я представил ему очень веский аргумент, на который он ничего не смог возразить, – именно деньги, и в конце концов он согласился отложить свой отъезд на две недели.

Потом я принялся за набор людей, которых, по моему расчету, для нас требовалось не менее двадцати. Я вызвал в Дурбан из Земли Зулу и верхних округов Наталя разных охотников, сопровождавших меня в прежних экспедициях. Их собралось около дюжины. Я всегда был в хороших отношениях со своими кафрами, и куда бы я ни собирался, они охотно сопровождали меня.

Начальником над ними после себя я назначил одного зулуса по имени Мавово. Это был мужчина высокого роста, с очень широкой грудью, возрастом старше среднего. Он обладал необыкновенной физической силой. Про него рассказывали, что он может повалить на землю быка, схватив его за рога. Я сам был свидетелем, как он пригнул к земле голову раненого буйвола и удерживал его до тех пор, пока я не подошел к зверю и не пристрелил его. Когда я впервые встретил Мавово, он был мелким вождем и колдуном в Земле Зулу. Он вместо со мной сражался за принца Умбулази в великой Тугельской битве – чего Кетчвайо никогда не мог простить ему. Спустя около года он получил предостережение, что его хотят убить. Тогда он бежал с двумя женами и ребенком. Убийцы настигли его прежде, чем он успел добраться до границы Наталя, и закололи его старшую жену и ребенка второй. Их было четверо, но, несмотря на это, Мавово, обезумев от ярости, бросился на них и перебил их всех. Потом с оставшейся в живых женой, израненной так же, как и он, перебрался через пограничную реку в Наталь. Вскоре умерла и вторая его жена; она не смогла пережить потери ребенка.

Мавово больше не женился, быть может потому, что теперь он был человеком без средств, так как Кетчвайо забрал у него весь скот. Кроме того, его лицо было обезображено ассегаем, отхватившим у него правую ноздрю. После смерти своей второй жены он отыскал меня и сказал, что, став вождем без крааля, он хочет поступить ко мне на службу в качестве охотника. Я принял его и никогда в этом не раскаивался, так как он был очень верным слугой, храбрым, как лев, вернее, как буйвол, так как лев не всегда бывает храбрым.

Другим человеком, за которым я не посылал, но который явился сам, был старый готтентот по имени Ханс, спутник почти всей моей жизни. Когда я был мальчиком, он был слугой моего отца в Капской колонии. Он сопровождал меня в некоторых тогдашних войнах и разделял со мной все опасности приключений. Так, например, я и он были единственными людьми, избегнувшими участи Ретифа и его товарищей, убитых зулусским королем Дингааном. В последующих сражениях, включая битву у Кровавой реки, он сражался рядом со мной и в конце концов получил хорошую долю при дележе отбитого скота. После этого он удалился на покой и открыл нечто вроде туземного магазина в местности, носившей название Пайнтаун, милях в пятнадцати от Дурбана. Здесь он приобрел дурные наклонности: пристрастился к пьянству и азартным играм и потерял большую часть своего имущества.

Однажды вечером я вышел из дому, где подводил свои счета, и увидел седого желтолицего старика, сидевшего на корточках на веранде и курившего трубку, сделанную из маисового колоса.

– Добрый вечер, баас, – сказал он. – Это я, Ханс.

– Вижу, – несколько холодно ответил я. – Что ты тут делаешь? Неужели у тебя осталось время от игры и пьянства в Пайнтауне, чтобы навестить меня? Ведь вот уже три года, как я не видел тебя, Ханс.

– С игрой я покончил, баас, потому что мне больше нечего ставить. С пьянством тоже покончил, потому что, выпив одну бутылку «Капского Дыма», я на другой день становлюсь больным. Теперь я пью только воду и немного курю, чтобы придать ей вкус.

– Я рад это слышать, Ханс. Если бы мой отец, крестивший тебя, был сейчас жив, он много сказал бы тебе относительно твоего поведения, что он, наверное, сделает, когда ты попадешь в яму, ибо он будет ждать тебя там, Ханс.

– Знаю, знаю, баас. Я думал об этом, и это беспокоит меня. Преподобный отец бааса будет сильно сердиться на меня, когда мы встретимся в Огненном Месте, где он поджидает нас. Поэтому я хочу примириться с ним, встретив смерть на службе у бааса. Я слышал, что баас собирается в дальний путь. Я хочу сопровождать бааса.

– Сопровождать меня? Но ведь ты стар и не стоишь пищи и пяти шиллингов в месяц. Ты старый, рассохшийся водочный бочонок, в котором нельзя держать даже воду.

По уродливому лицу Ханса пробежала улыбка.

– Ох, баас, я стар, но хитер. Все эти годы я набирался мудрости. Я полон ею, как пчелиное гнездо медом в конце лета. Я могу, баас, остановить течь в бочонке.

– Все это напрасно, Ханс. Ты не нужен мне. Я отправляюсь в очень опасное путешествие. Мне нужны люди, на которых я мог бы положиться.

– На кого же, баас, можно положиться, как не на Ханса? Кто предупредил бааса о нападении квебов у «Источника Марэ»? Кто был около бааса во время великой битвы? Ах, я снова становлюсь молодым, когда вспоминаю, как загорелась крыша, как была взломана дверь, как мы встретили квебов копьями. Наши жизни, баас, переплелись, как ползучее растение с деревом. Куда пойдет баас, туда должен идти и я. Не надо прогонять меня. Я не прошу никакого жалованья. Мне надо немного пищи, горсть табаку, свет от лица бааса и изредка несколько слов о том, что вечно памятно нам обоим. Я еще достаточно силен. Я умею хорошо стрелять. Кто надоумил бааса целиться в хвост коршунам на Холме Убийства в Земле Зулу и этим спас жизнь бурам? Баас не прогонит меня, правда?