Ботфорты капитана Штормштиля - Евгений Астахов

Я решил послать это письмо в бутылке и думаю, что если ее не проглотит акула, то она доплывет до тебя, дружище, в полной сохранности.

О капитане Борисове я не слыхал ничего нового. Но уверен, что мы встретимся с ним. Спасибо тебе, А. Топольков, за память о капитане. Помнить людей и верить людям, это значит идти правильным курсом по безбрежному океану жизни».

И подпись... Тошка аккуратно свернул письмо трубочкой, вложил его обратно в бутылку и спрятал в укромном уголке подвала. У письма была еще приписка, но читать ее Тошка не стал. Он знал приписку наизусть.

«Прими от меня небольшой подарок, старина. Ты знаешь грот у Больших скал, что торчат из воды в пяти милях от Старой гавани? В этом гроте я оставил ботфорты. Думаю, они будут тебе по ноге. Возьми их. И не вздумай отказываться, ты обидишь меня, дружище. Если захочешь еще раз написать, то воспользуйся по моему примеру бутылочной почтой. Выйди на край волнореза и брось бутылку подальше вправо. Делать это надо поздно вечером, не то какой-нибудь купающийся бездельник выловит твое послание. Итак, до встречи! Твой друг Штормштиль, капитан клипера «Фантазия».

Грот у Больших скал... Тошка бывал там как-то. Ловил бычков. Место безлюдное, купающихся там не встретишь. С берега к скалам пробраться нелегко, удобнее подойти к ним с воды, на лодке. Но только в тихую погоду. В волну туда не стоит и соваться.

«Ботфорты, ботфорты...» — Тошка стоял, опираясь спиной о мигалку, и смотрел на море. Вдали, почти невидимые, скрытые бирюзовой дымкой, темнели острые клыки Больших скал.

Тошка промучился полдня. Лежа на бетонных блоках волнореза, он без конца зажмуривал глаза в надежде, что появится Штормштиль и можно будет поболтать с ним о всяких пустяках. Но Штормштиль не появлялся. Было письмо, где говорилось о мысе Горн, «Летучем Голландце», о памяти сердца. И была еще приписка о ботфортах. Здесь уж жмурься не жмурься, а дело насквозь таинственное и чрезвычайное.

Наконец Тошка не выдержал и пошел к боцману Ерго просить лодку. Предприятие это было почти безнадежное, но Тошка все же пошел. Не пропадать же ботфортам, в конце концов! Если только они лежат в этом гроте, конечно.

— Зачем тебе лодка? — спросил Ерго.

— Хочу погрести, — ответил Тошка. — Вы же сами говорили: надо меньше за книжками сидеть, больше грести и плавать.

— Правильно, говорил, — согласился Ерго. — Сегодня мне лодка нужна самому. А завтра приходи рано утром — дам. Куда поплывешь?

— К Большим скалам и обратно.

— Ладно. Дам. Если ветра не будет...

Глава 11. Ботфорты капитана Штормштиля

Утро выдалось безветренным. Тяжелая лодка боцмана Ерго шла довольно быстро, и часа через полтора Большие скалы нависли над ней черной громадой. Изъеденные ветром и прибоем, они стояли ноздреватые и мрачные. Вода у скал была бурая, неуютная — это просвечивали обросшие водорослями подводные камни. Водоросли чуть заметно шевелились, от этого камни представлялись Тошке срубленными головами бородатых великанов.

Целые семейства крабов выползли из воды погреться. Они блаженно замерли, приподнявшись на длинных кривых ножках.

«На цыпочках стоят», — подумал Тошка.

Заметив лодку, крабы быстро, бочком, скатились вниз и попрятались в щелях.

«Как же мне пробраться к гроту? — Тошка осмотрелся.— Не сразу и найдешь его в этом лабиринте...»

Он встал на банку, чтобы сориентироваться. У подножья самого высокого утеса темнело овальное отверстие. Это и был грот.

То отталкиваясь руками, то, наоборот, хватаясь за выступы каменных стен, Тошка пробирался к гроту. Наконец лодка чиркнула днищем по гальке, и он, бросив на берег чалку, спрыгнул в воду.

Грот чернел впереди, словно пасть сказочного морского чудища. Из него тянуло сыростью и запахом гнилых водорослей. Тошка приложил ладонь к груди. Сердце билось прерывисто и громко: тук-тук... тук-тук... тук-тук...

Не выпуская из рук чалки, он вошел в грот. Здесь царили прохладные сумерки. В глубине на вбитом в щель обломке весла висели кожаные ботфорты. У Тошки перехватило дыхание. Он долго стоял и глядел на эти сапоги, невесть откуда появившиеся здесь, в гроте Больших скал.

Тошка сделал шаг вперед и притронулся к ботфортам. Мягкая, толстая кожа была смазана жиром, а изнутри сапоги были оклеены рыбьим пузырем. Тошка взял ботфорты и натянул их прямо на босые ноги. Широкие раструбы голенищ стояли торчком. Тошка сделал несколько шагов. Галька заскрипела теперь совсем по-другому, не то что под какими-то там сандалетами.

В обратный путь Тошка отправился в ботфортах. Плыл и пел во все горло. Песню он сложил сам, в тот день, когда получил письмо от Штормштпля. Она была похожа на шарманочную, с Турецкого базара. Но пелось в ней совсем о другом. Это была песня о капитане Штормштиле, отважном морском волке, живущем по законам верности и дружбы.

Скрипит дубовый кабестан,И режет воду киль.Спешит сквозь бури капитан,Спешит сквозь бури капитан,Отважный Штормштиль!Камзол из бархата на немИ шляпа набекрень.Взошла луна. За первым днем...Взошла луна. За первым днемВторой уходит день!Пусть буря злобно снасти рвет,До порта сотни миль;Он от штурвала не уйдет,Он от штурвала не уйдет,Отважный Штормштиль...

Тошка пел, врезая весла в гладкую неподвижную воду. Она сворачивалась зеркальными крутящимися воронками, в которых прыгали серебряные пузырьки воздуха.

Лодка шла вперед, уплывал за корму двойной ряд радужных кругов — солнце словно хотело подсчитать, сколько раз Тошка ткнул в воду голубыми веслами.

Все было отлично. Тошка даже обогнал идущие в сторону города фелюги. Парус «Черной пантеры» висел, как тряпка. Она едва-едва двигалась. В тихой воде четко отражался ее хищный силуэт. Тошка не удержался и показал фелюге кончик чалки. Это была традиционная морская издевка. Но смуглолицый матрос, сидевший на носу «Черной пантеры», равнодушно посмотрел на него и сплюнул.

Весла голубыми крыльями взлетали в воздух и как по команде ложились на воду. Уключины поскрипывали, а ботфорты уверенно упирались в перекладину стланей, и их смазанные жиром круглые носы горделиво поблескивали на солнце.

«Вечером обязательно пойду к Бобоське, — думал Тошка, налегая на весла. — Давно я не виделся с ним. Это не по-товарищески. Как там у него дела? ..»

А дела у Бобоськи были очень плохи. Последнее время он только и делал, что носился по городу со свертками. Мастерская Серапиона работала вовсю. Технолог дни напролет бродил между чанами в сизом едком пару. В чанах что-то булькало и кипело. Вечером на щербатом прилавке появлялось полдюжины све ртков, аккуратно перевязанных крепким шпагатом.  Свертки выносил из чулана сам заведующий.

— Раздашь все по адресам, — говорил он Бобоське. — В разносной книге могут не расписываться. Это клиенты солидные, дай бог, не обманут, да.

Сушеный Логарифм растягивал в улыбке бесцветные губы, и только глухонемой мрачно смотрел на Серапиона и

щурил недобро поблескивающие глаза.

Иногда к мастерской подъезжала арба.

— Ва! Наконец-то привезли химикаты! — радостно кричал Серапион на всю улицу, стараясь привлечь внимание

прохожих. — Просто работать нечем. Закрывать надо артель с таким снабжением. С научной точки зрения невозможно работать.

Сушеный Логарифм кивал головой, как китайский болванчик, а глухонемой таскал в чулан грубые, колючие мешки.

— Ну, как работать? Ва, как работать? — жаловался Серапион прохожим, считая мешки глазами. — Это же мне на месяц не хватит. Ну и жизнь, что за жизнь!

Прохожие сочувственно вздыхали и хлопали Серапиона по костлявой спине.

В один из вечеров, когда Бобоська уже собирался уходить из мастерской, Сушеный Логарифм кинул на прилавок

мужское кожаное пальто и стал заворачивать его в газеты.

— Отнести надо, — сказал он. — Скажешь клиенту: красить не беремся. Только в черный цвет, если хочет. А в коричневый не беремся.

— Пусть глухонемой отнесет, — огрызнулся Бобоська.— Я устал сегодня — весь день таскал уголь.

— Делай, что говорят! — крикнул из чулана Серапион.— Устал он. А я не устал твоей тетке по триста рублей в месяц отваливать? «Глухой-немой отнесет». Ва! А как он клиенту объяснять будет? Бровями, да.

— Распишись-ка в получении. — Сушеный Логарифм сунул Бобоське регистрационную книгу. — Гляди не потеряй — пальто клиентом в шесть тысяч оценено.

Бобоська взял сверток, разносную книгу и поплелся к автобусной остановке. Ехать пришлось далеко, заказчик жил

на самой окраине города.

Сверив название улицы, Бобоська пошел мимо каких-то приземистых домиков, пустырей, заваленных мусором и изрытых ямами, мимо длинного дощатого забора, сквозь выломанные доски которого виднелись исковерканные кузовы