Пропавший - Мэри Торджуссен

Я посмотрела на запись. Чем же он занимался всю неделю перед уходом из дома? Как проводил дни? Я не заметила ничего необычного, хотя теперь, размышляя об этом, вдруг вспомнила, как давно не слышала, чтобы утром Мэтт напевал в ванной. Решила, что он так же завален работой, как и я. Мэтт не слишком торопился выйти из дома, но и не старался дождаться, чтобы первой уехала я. Может, он всего лишь сворачивал за угол или крутился по нашему кварталу, возвращаясь, как только я покидала дом? Вспомнила я и о том, что на прошлой неделе Мэтт пару раз звонил мне на работу по городскому телефону, спрашивая, чем бы я хотела заняться вечером. Прежде он редко делал это. Так Мэтт мог попросту проверять, на работе ли я, хотя тогда мною его звонки благодарно воспринимались знаками внимания. Меня вновь неприятно поразила игра воображения, сцена его последнего дня дома, безумно лихорадочные сборы, уничтожение всех своих следов вплоть, вероятно, до отпечатков пальцев.

А потом я подумала о ключе. На мгновение ко мне вернулась надежда. Мелькнула мысль: «Я знала, что он уехал не навсегда! Знала, что скоро увижу его снова!» Но когда я метнулась в заднюю часть дома, ключ Мэтта висел на предназначенном для него крючке рядом с дверью в сад, вместе с запасными ключами от машины, от гаража и от сарая. Вспомнилось, как я сама сняла ключ с крючка и вручила Мэтту в день его переезда ко мне. Он поцеловал меня в шею, пока я нанизывала ключ на его общую связку, и сказал, что любит меня.

А теперь ключ висел на прежнем месте, словно наши отношения с Мэттом были заведомо ограничены во времени. Так, будто он всегда знал, что однажды уедет.

Глава 11

Воскресенья неизменно омрачались для меня легким оттенком грусти, печальным напоминанием, что уже завтра начиналась новая рабочая неделя. И это воскресенье ничем не отличалось от прочих. За исключением визита к Кэти вечером, мне было абсолютно нечем заняться. Холодильник заполнен продуктами, дом чист. Серое небо за окном обещало дождь. Обычно мы сидели в кухне с воскресными газетами, но одной мне не хотелось даже прикасаться к ним. Не оставалось ничего, кроме как вернуться к попыткам разыскать Мэтта.

Покончив с краткими записями на желтых стикерах, я села на низкий мраморный столик рядом со стойкой, разложив их перед собой. С одной стороны размещались те, где я перечислила места, куда уже звонила. И единственной причиной, зачем я сделала это, было стремление избежать повторных звонков. Но неожиданным образом бумажки помогли мне окончательно успокоиться, позволяя думать, что я все-таки немного продвинулась вперед. Записав все на бумагу, я почувствовала себя способной действовать дальше. И бумажки лежали передо мной, как карты пасьянса. Я могла двигать их, перемещать, выстраивая в иные ряды, когда хотела заставить свою память работать интенсивнее.

Однако, проведя за этими манипуляциями час или даже два, я решила, что с меня довольно. Захотелось выйти из дома, убраться подальше от его пустоты. Я села за руль, не имея понятия, куда поехать, и бесцельно крутилась по маленьким городкам Уиррала. Вскоре вспомнила, что дом матери Мэтта находился в нескольких милях дальше по той же улице, куда занесло меня.

Я никогда не любила его мать Оливию, а, судя по ее реакции на меня при первой же встрече, были все основания полагать, что и она предпочла бы видеть сына с другой женщиной. В воскресенье Мэтт отправлялся навещать ее в Хезуолл, а я оставалась дома, занимаясь маникюром, или выходила на пробежку трусцой. Вернувшись от матери, Мэтт порой выглядел недовольным, словно они поссорились, обменялись взаимными упреками, но он неизменно отрицал это. Впрочем, Мэтт отрицал бы размолвку с матерью в любом случае.

При этом он часто интересовался, почему я не езжу в гости к своим родителям, пользуясь его отлучками. Думаю, Мэтт питал иллюзию, что мне не терпится поскорее снова увидеть его дома, что заставляло его сокращать время, проводимое с матерью. Хотя на самом деле мне не нравилось бывать у своих «предков». Я считала, что вижусь с ними систематически, и, даже понимая, насколько обрадовали бы маму более частые визиты, не собиралась потакать ей. Каждый раз, попадая в родительский дом, я испытывала острое ощущение возврата в свое детство, а возвращаться в него мне вовсе не хотелось.

Я посмотрела на приборную доску, где располагались часы. Два пополудни. Мэтт неизменно варьировал время своих посещений, но у меня вдруг учащенно забилось сердце при мысли, что как раз сейчас он может оказаться там. Я надавила на педаль акселератора и поехала значительно быстрее, чем прежде.

Мы познакомились с Оливией, когда Мэтт еще работал в Лондоне. Навещая ее, он обязательно наведывался и ко мне. По субботам мы оба обедали у нее дома, с неохотой выбираясь из постели, чтобы не опоздать, но потом так увлекались совместным душем, что все равно опаздывали.

Помню, с каким хмурым видом Оливия оглядела новую подружку сына. У меня еще не высохли волосы, а щеки раскраснелись от только что полученного удовольствия. Мы так торопились, что я даже не успела привести себя в порядок. Того единственного взгляда хватило для понимания, насколько не оправдались ее ожидания. Я сразу спросила, где ванная, и привела себя в порядок, но нанесенный моему образу урон оказался уже непоправимым. Оливия держалась вежливо, угостив нас обедом и вином, непринужденно рассказывая о своих планах на выходные, но в ее манерах сквозила напряженная сдержанность, будто она что-то от нас скрывала.

Впрочем, мы встречались с ней лишь раз в несколько недель, когда Мэтт выбирался из Лондона. Но он всегда останавливался у меня, а к Оливии мы лишь наведывались в гости. Она продолжала приглашать к обеду нас обоих. Мы мило беседовали, но никаких шансов по-настоящему подружиться с ней не существовало. Хотя я старалась наладить с Оливией более близкие отношения, искренне старалась. Да, у меня не очень-то ладилось с собственной матерью, но я приложила немалые усилия для сближения с Оливией. Покупала ей дорогие подарки, посылала пригласительные билеты в оздоровительные центры, но она редко пользовалась ими, ссылаясь на занятость по работе, повторяя, насколько ей необходимо полностью расслабиться хотя бы в выходные. Интересно, для чего же тогда, по ее мнению, существовали все эти центры здоровья с грязевыми ваннами? С Мэттом я избегала разговоров о ней, но порой тема становилась неизбежной, однако без особой необходимости мы не упоминали ее имени вообще. Он отправлялся в гости к ней, а я добродушно встречала его по возвращении, ни о чем не расспрашивая. Полагаю, так обстоят дела во многих семьях.

Теперь же я подъезжала к дому Оливии с настороженностью. Он располагался на широкой улице, где места для парковки хватало вдоль обоих тротуаров, и оставалось достаточно пространства на проезжей части, чтобы могли разминуться даже два больших грузовика. Я остановилась в нескольких десятках метров от дома Оливии и тихо сидела некоторое время, наблюдая за ее жилищем. Машины Мэтта я нигде не заметила, подъездная дорожка тоже пустовала.

Хотя денек выдался серым и ненастным, прямо на мостовой играли дети. Пробегавшая мимо маленькая девочка посмотрела на меня и мой автомобиль. Я слегка напряглась. Мне вовсе не хотелось, чтобы она сообщила родителям о странной тетеньке, зачем-то сидевшей в машине и чего-то дожидавшейся. Достав свой сотовый телефон, я притворилась, будто собираюсь звонить.

Когда же я снова подняла голову, то заметила нечто настолько необычное, что даже не сразу поверила своим глазам. В дальнем конце подъездной дорожки к дому матери Мэтта торчала верхушка чего-то голубого. Очертаниями это напоминало детский батут с высокой крышей, которые обносят сеткой, чтобы прыгающие малыши не падали с него.

Я откинулась на сиденье и задумалась. Мэтт был единственным ребенком в семье. Его разведенной матери уже перевалило за шестьдесят. Он никогда не упоминал, что она стала встречаться с новым мужчиной, не говоря уже о человеке, обремененном детьми и внуками. И сама Оливия не смогла бы установить на заднем дворе такой огромный батут без помощи сына, но он и об этом не обмолвился ни словом.

Я запустила двигатель автомобиля, и он медленно двинулся вдоль улицы. Проезжая мимо ее дома, я убедилась в своей правоте. На заднем дворе рядом с гаражом высился невероятных размеров голубой детский батут с уплотненными мягкими стойками и сеткой. По инерции я проехала еще пару миль, а потом остановилась, чтобы спокойно подумать. Никакого разумного объяснения не находилось. Зачем Оливии понадобился в саду батут для детей? На мгновение я даже представила, как она резвится на нем сама, перебрав джина с тоником. Оливия всегда консультировалась с медиками, опасаясь набрать лишний вес. Уж не врачи ли ей посоветовали прибегнуть к столь экзотической методике физических упражнений?

Я развернулась и поехала назад тем же путем. Теперь я приблизилась к ее дому с противоположной стороны и оказалась гораздо ближе к нему, хотя приходилось смотреть через стекло. Мне уже было наплевать, заметил ли меня кто-нибудь. Поравнявшись с домом, я сбросила скорость до минимальной и вновь увидела высокий голубой куб. Но потом мне вдруг бросились в глаза незнакомые шторы на окнах гостиной, а на стене рядом с входной дверью появилась серебристая табличка с номером. Ее тоже прежде не было. Я добралась до следующего перекрестка, опять развернулась, поставила автомобиль в нескольких десятках ярдов от дома, но в такой точке, откуда могла отлично видеть его. Никаких признаков жизни пока не наблюдалось.