Газета Завтра 751 - Газета Завтра

Что теперь планируется? Модерн пронизан духом Великой французской буржуазной революции и других великих революций того же типа, включая американскую. Так революции-то были буржуазные! Что теперь?

Стал ли капитализм тормозом? Если стал, то в чем именно? Мы, уходя от социализма, принесли колоссальные жертвы на алтарь построения капитализма. Если что-то и построили, то капитализм эпохи первоначального накопления. Да и это сомнительно. Хорошо, предположим, что построили. Нам надо выходить из первоначального накопления? Или что нам надо делать? Мы выйдем из него через десять лет, когда вожделенная для нас западная цивилизация поставит крест на капиталистическом проекте? Что, например, нет серьезных западных разговоров о перспективе отмены денег? Это моя фантазия?

Так не прыгнет ли Россия в отцепленный вагон? Ах, да, забыл, она начнет "строить капитализм в отдельно взятой стране". И с опозданием на двести лет… Это — солидное ноу-хау по части стратегического развития…

МИР ВХОДИТ в фазу турбулентности. Неопределенность стремительно наращивается. Она наращивается сама, или ее кто-то наращивает? И чем она порождена? Развитием как таковым? Неравномерностью этого развития? Или же… Или же торможением развития?

Ах, ох, будущее! Будущее — это не футурологическая, а политическая проблема. За будущее всегда отвечали левые силы. Правые же — отвечали за то, чтобы в погоне за будущим не разорвали цепь времен, не подорвали потенциал традиции.

Так кто нанес такой удар по левой идее вообще? А значит, и по политической базе будущего? Я не про разгром коммунизма, тут все понятно. Я про тотальный кризис всего левого. Например, про изымание из этого левого — любого морального содержания. Конечно же, и в 30-е годы ХХ века коммунистические западные движения позволяли себе определенное моральное легкомыслие (чего о реальном советском коммунизме сказать было вообще нельзя). Но это было легкомыслие как фон.

Теперь речь идет о другом. О том, что ничего, кроме легкомыслия, нет. Что борьба за права трудящихся подменена борьбой за права всех разновидностей извращенцев. Что стратегическая идея будущего вырвана с корнем. Что государственная страсть сведена к нулю.

Увидев призрак Банко, Макбет спросил: "Кто это сделал, лорды?" Не могу я здесь подробно обсуждать, кто это сделал. Но кто бы это ни сделал, мир входит в очередную турбулентность без субъекта будущего, субъекта стратегии, субъекта развития.

Иногда я сталкиваюсь с текстами, в которых обсуждается бесконечная сложность этих турбулентных потоков. Что сказать? Мир никогда не бывает прост. Он всегда бесконечно сложен по факту. А вот по идее он всегда прост. И потому эффективная модель может содержать в себе шесть, семь, восемь кластеров, но не более. Идея обозрима, мир — нет. Констатация сложностей турбулентного мира и даже описание сложностей не избавляют от необходимости моделирования. И от ответа на вопрос о том, что такое эта турбулентность? Это действительно конец Модерна? Тогда что "по ту сторону"?

Постмодерн? Так он и есть смерть развития! Концептуалистика не имеет права быть всеядной. Я готов преодолевать идеологические расхождения, но война — это война. И пока мы не скажем "постмодернистский враг", ясности не будет. Пока мы не осознаем, что этот постмодернизм тащит за собой суррогатную архаику, тащит не случайно, а чтобы уничтожить развитие, — мы будем кораблем без руля и ветрил, втягиваемым в самую чудовищную из всех турбулентностей, переживавшихся человечеством.

Как только мы скажем, что есть враг (и кто союзники врага), многое прояснится. И тогда в этих сложностях турбулентного мира можно будет разобраться. Можно будет различить, где кризис, а где катастрофа. Где исчерпание, а где бифуркация. И в чем генезис всего этого.

Если начнем этим заниматься всерьез, мы разберемся. Перестанем любоваться всем новым в его вариативности. И установим, где действительно новая ткань, а где элементарный гной.

Восстановить стратегическую культуру. Опираясь на нее, восстановить стратегическую инфраструктуру мысли. Отсеять шлаки и шумы. Освободиться от вирусов. Нащупать ось проблемы. Восстановить, наконец, стратегическую субъектность.

Вот то, без чего никакое развитие не начнется, и никакая историческая инициатива к России не вернется. Если действительно хотим вернуть эту инициативу — найдем в себе силы для преодоления интеллектуальной прострации, сна стратегической мысли, рождающего разнообразных (глубоко вторичных и глумливо-провокативных) чудовищ.

А сделав это — может быть, вернемся к сути своей?

Продолжение следует

Сергей Телегин МЕТАФИЗИКА СТАЛИНА Глядя во вчера и думая о завтра

ЖИВЕЕ ВСЕХ ЖИВЫХ

Призрак Сталина бродит по России. Одни его призывают, другие проклинают, третьи "просто" трясутся от страха. Если же отвлечься от эмоциональных оценок и взять это явление без знака плюс или минус, а "по модулю", то совершенно очевидно, что призраки такого рода появляются обычно в переломные моменты истории. Именно к Сталину люди обращаются сегодня, чтобы определиться в нынешнем хаосе. Он оказался действительно "живее всех живых". Кто-то уважает Маркса, кто-то Ленина, кто-то восхищается умом Николая II или добротой Столыпина. Но всё это — "тени далеких предков". А Сталин — активный участник современного противостояния, он актуален.

Телевидение недаром держится за тему Сталина, непрерывно поминает его прямо или косвенно, часто без видимой связи с непосредственной темой сообщения, между строк. Нанятое власть имущими, это телевидение, со всеми его сванидзе и познерами, искариотами и ерофеевыми, источает ненависть к Сталину — и в то же время танцует от фигуры Иосифа Виссарионовича, как известная барышня от печки. А что поделать, другой "точки отсчета", других оправданий, кроме "преступлений сталинского тоталитаризма", у них нет

Что касается наших земных дел, образ Сталина доведен в народном предании до полной ясности и жесткости. Есть такая легенда: едет Сталин мимо особняка за деревьями: "Какой хороший детский сад!" "Товарищ Сталин, это особняк маршала К." "Я и говорю: какой хороший детский сад!". И назавтра там уже играют и смеются дети.

Почему сегодня вспомнилась (а скорее всего, сложилась) эта простая притча? Потому что всем ясно её зеркальное отражение в нынешней Москве. Едет крутой "новый русский" мимо особняка за деревьями: "Какой хороший бордель. "Шеф, это детский сад!" "Я и говорю: какой хороший бордель для педофилов! Даже вывеску не будем менять".

Не будем давать оценок, берем два образа "по модулю". Каждый делает свой выбор сам, дискуссии по этому поводу практически затихли. Надо только помнить, что в пределе, в последней точке бифуркации, всё равно окажется, что есть два вектора — или к Сталину, или к Гитлеру. Нейтральных не будет. Чехи хотели свободы от радаров советской ПВО? Получайте в свои садики американские ракеты. Европейцы, вы уморили Милошевича — получайте косовских наркоторговцев в колледжи ваших милых деток. Всё это вроде бы мелочи, но весьма показательные и красноречивые.

Однако до последней точки мы не дошли, у нас есть еще время для разговора со Сталиным на более высоком уровне сложности. Во время смут, вроде той, что мы переживаем сейчас в России, человека мучает вопрос: чем определяется жизнеспособность страны и народа? Почему вдруг гибнут цветущие культуры, распадаются государства, великие империи с грозной армией оказываются бессильны перед ордами варваров? Нам никогда внятно не объяснили, почему римляне апатично, практически без сопротивления, сдали свой великий город небольшому племени вандалов, которое было несоизмеримо ниже Рима и по культуре, и по уровню социальной организации, и по военной силе.

Но нам ли удивляться римлянам, если у нас дважды, с разрывом всего-то в 74 года — в 1917 и 1991 годах — происходило нечто подобное: полное крушение, полный слом всего государственного устройства.

Привычные объяснения: хоть в марксизме, хоть в либерализме, хоть в национализме, — несостоятельны абсолютно. Это просто более-менее приемлемые и удобные отговорки. Не были угнетение и произвол в Российской империи столь невыносимыми и оскорбительными, чтобы свергать монархию, обрушивать страну в национальную катастрофу и начинать гражданскую войну, унесшую более 10 миллионов жизней. За что брат стрелял в брата, а отец в сына?

Сказать, как марксисты, что братья убивали друг друга "из-за несоответствия производственных отношений развитию производительных сил", — насмешка над здравым смыслом. Верить, что русских людей соблазнила дюжина жидомасонов, — еще глупее. А рассуждения того же Сванидзе, что крестьяне и рабочие позавидовали хозяевам, достойны мышления мыши. Это еще ниже, чем Говорухин, который доказывает, что не следовало русскому народу устраивать революцию, потому что говядина стоила 15 копеек фунт. А вот если бы, например, 20 копеек — то да, он бы революцию одобрил… Самоубийственный взрыв духовной энергии сотни миллионов человек объясняют интересами желудка! Разум у нынешних духовных пастырей бессилен?