Матушка - Анатолий Гармаев

В минуты испытаний, скорбей будет видно, чем преодолевает она скорби. Окажется – своими дарованиями, без всякого участия веры. Ей так живее, ближе. В ней так много природного терпения, и она терпит, так много радушия и попечения – она забудет про себя и будет участвовать в ближних. О таких людях удивительные строки есть в дневнике священника Александра Ельчанинова: «Есть люди чудесного, райского типа, с душой до грехопадения, детски простые и непосредственные, чуждые всякой лжи и злобы. И это не как результат какой-нибудь борьбы с собой, усилий – такими они и рождаются – людьми без греха. И странно, что постоянно эти люди стоят вне Церкви, даже иногда совсем обходятся без религии. Они слишком просты и цельны, чтобы богословствовать, и слишком стыдливы и целомудренны, чтобы выражать свои чувства какими-нибудь словами или знаками (обряд). В религии самое важное не вера, а любовь к Богу, а Бога они не любят, потому что любят Красоту, Добро, Истину – а это все стихии Божества. Сколько есть людей, утверждающих, что они верующие, и не имеющих этого чувства Красоты, Добра, со злобою и грехом в душе, с полным безразличием к Истине, так как ее вполне для них заменяют полторы дюжины маленьких истин, за которые они самолюбиво держатся. А те – простые и верные души, живущие и на земле в радости – после смерти, я уверен, прямо идут в Царствие Света и Радости, как «подобное всегда стремится к подобному», и в обществе святых – простых и блаженных душ – они чувствуют себя, как в своей родной стихии. Мы, так называемые «верующие», говорим: «пойду» и не идем, а они ведь и не говорят «не пойду», а просто исполняют волю Отца»14. Как много таких людей можно найти среди неверующих – богатых душою. Не о них ли, как о язычниках говорит и апостол Павел: «естеством законное творят». Будут оправданны по делам совести своей.

В каком же случае дарования души могут быть соблазном? Когда жизнь по ним начнет матушку отлагать от таинств Церкви, сначала внутренне, а потом и внешне. Одно дело, когда люди, о которых пишет священник Александр Ельчанинов, не были церковны и, оставаясь за пределами Церкви, сохранились в дарованиях души. Иное – матушка, благодатью позванная в таинства, участница их в течение пяти-семи лет и теперь постепенно оставляющая жизнь непосредственного общения с Господом ради полноты общения с людьми.

Есть в этом другая тайна – тайна отступления. Хорошо, если это временное явление, нисходящая синусоида, чтобы потом опять начать восходить. Но может и увлечь.

«Кругом жизнь так идет, – пишет в другом месте священник А. Ельчанинов, – как будто и впрямь все благополучно на свете. Какую боль и раскаяние должен был бы вызывать грех, какую жажду покаяния и прощения должна была бы испытывать душа! Ничего же этого нет»15.

«Есть два рода людей, – пишет он дальше, – по их способности к духовному, – если не по опыту, то хоть пониманию.

Одни – в разговоре с ними язык прилипает к гортани – никакого отклика и резонанса: глухота и слепота. И это почти всегда люди благополучные, сытые, благоустроенные; они шутливы, остроумны, добродушны.

И другие, которые ловят каждое слово о духовном, способны к покаянию и умилению, до боли чувствительны к чужому горю – это больные, несчастные, умирающие. Раньше я боялся их, а теперь радуюсь всякой возможности быть именно в таком обществе16».

Дело как раз в том, что матушка не только дарования души имеет, но и веру. Оставаясь в одном, она призвана трудиться и умножать второе. Правда, призванность – не обязанность. Можно и не трудиться. Тогда неизбежно отступление. Но нужно знать, что тогда возможны скорби.

Господь, призвав, не оставит скоро. С долготерпением будет ходить за человеком, потрясая его то тем, то этим. Но тогда «не только страдания, посылаемые Богом, но всякое духовное усилие, всякое добровольное лишение, всякий отказ, жертва – немедленно размениваются на духовные богатства внутри нас; чем больше мы теряем, тем больше приобретаем. Вот почему «трудно богатым войти в Царство небесное» – потому что в них не совершается этого размена благ земных, временных, тленных, на блага небесные, нетленные. Мужественные люди инстинктом ищут жертвы, страданий и крепнут в отречениях. Многочисленные подтверждения этого в Евангелии и у Апостолов»17.

Значит, нужно учиться не только природное, но и христианское отношение иметь к скорбям. Но равно нужно и трудиться, чтобы идти на добровольное лишение ради благ небесных и не оставаться в довольстве своих богатств души. Нужно жить не только от богатств души, но и от веры, которою душа подвигается сверх природных своих возможностей.

Тем более нужно быть внимательной к себе матушке, занятой церковными делами по способностям и вере. У нее будет неучитывание, что дела Церкви могут совершаться из трех глубин: первое – из ревности духовной, второе – от сил души и третье – от души внешней: способностей, разсудка и эмоций. При этом будет ясное слышание последнего и нечувствие второго и первого. Это может стать причиной разных нестроений с сотрудниками по служению. Хуже того, умаление самого служения, выбор приземленных направлений при исполнении служения. Например, пению придание чувственности, иконописи – техники живописцев масляными красками, ремеслу – земности, чтению – художественности или, наоборот, бездуховной мерности и т.д., еще хуже – превозношение себя из-за способностей, жизнь в них, и оттуда – взгляд на все окружающее, как будто самое ценное – это предмет ее занятий.

В таком случае матушка обычно теряет способность видеть саму себя. Ее служение в Церкви уже оправдывает для нее самой необращенность на свой нрав. Матушка по нраву будет оставаться такой, какая она есть, а по мере обвыкания к Церкви начнет занимать позицию утверждения своих взглядов и порядка той жизни, какую себе завела. Тем более, что в положении матушки она может игнорировать чей угодно указ. Не потому, что так должно быть, но потому, что она себя так поставит. Начнет быть власть характера матушки.

«О женщине сказано «немощный сосуд». Эта «немощь» состоит, главным образом, в подвластности женщины природным стихиям в ней самой и вне ее. В силу этого – слабый самоконтроль, страстность, слепота в суждениях. Почти ни одна женщина от этого не свободна, она всегда раба своих страстей, своих антипатий, своего «хочется». Только в христианстве женщина подчиняет высшим началам свой темперамент, приобретает благоразумие, терпение, способность разсуждать, мудрость»18. Но для этого нужен труд, труд над собой.

Обычно матушке с внешним характером это-то и труднее всего. В ней самой и узы духа, и греховные покровы сердца владеют ею больше и сильнее, чем вера. В то же время там, где внимание ее обращается к благодатным переживаниям, ей нужно учиться различать истинное от ложного, чтобы не войти в худшее обольщение.

Святитель Феофан Затворник останавливается на трех характерных отличиях благодатных возбуждений и естественных состояний, о которых нужно знать каждому христианину.

Благодатное возбуждение – скорбь, что оскорбил Бога и осквернил себя. Здесь есть ясный пример скорби, в то время как иным будет чувство недовольства собою, своим положением, скука и тоска. Недовольство собою возникает от самой же себя, оттого, что начиталась, захотелось большего, а не получается. В скуке вообще нет определенного предмета. Тоска же тем более убивает, мучительна и мрачна, отчего и говорят: «душит тоска». Все эти иные состояния имеют греховный характер. Естественно для духа человека «тоскование о родине небесной, чувство недовольства ничем тварным, чувство глада (голода) духовного. Это – тоска по отчизне, воздыхание, которое Апостол слышал и во всей твари. Однако ж и это не то, что благодатное возбуждение. Оно есть одно из естественных движений или отправлений нашего духа, и одно само по себе немо и безплодно. Благодатное возбуждение на него нисходит и сообщает ему светлость и оживленность»19.

Совесть, пробужденная благодатным возбуждением, и совесть светская, искаженная, низведенная из своего чина. Первая «видит только одного Бога оскорбленного и свои вечные отношения разстроенными»; вторая видит «только себя и свои временные отношения». Первая стоит за волю Божию и славу Его, вторая – «стоит за себя и человеческие правила». Первая «скорбит, что постыдила себя перед Богом, а до людей ей и дела нет», вторая – «скорбит, что осрамилась перед людьми».

Ощущение в сердце «лучшей, совершеннейшей, отрадной жизни при благодатном возбуждении и чувство пробуждения светлых порывов и благороднейших стремлений (движение идей). Эти явления сходны тем, что возвышают над обыкновенным порядком вещей, но они далеко расходятся в направлениях и целях. Цель первого – жизнь в Боге с вечным блаженством, а у последних имеется в виду нечто, конечно, всегда великое, особенное, но временное, конечное, которое суть остатки образа Божьего в человеке – образа разбитого, в котором стремления духа прорываются раздробленно, то одно, то другое, и одно в одну сторону, другое в другую, – нет в нем жизни. Тогда как первое – собрание духа во-едино и сходится оно в чувстве Божества: тут и зародыш жизни. Высшая, Божественная сила благодати, одновременно наитствуя дух, сводит все его стремления во-едино и держит их в сем едином, тогда – и огнь жизни духовной».