Второе кольцо силы - Карлос Кастанеда

– Ты хочешь сказать, что не знаешь, что Бениньо был учеником Хенаро?

– Для меня это новость.

– Он был самым старым учеником Хенаро. Он прыгнул до того, как это сделал ты, и он прыгнул сам.

Бениньо был одним из пяти индейских юношей, которых я однажды встретил, когда бродил с доном Хуаном по Сонорской пустыне. Они искали предметы Силы. Дон Хуан сказал мне, что все они были учениками мага. Несколько раз после этого я вновь виделся с Бениньо и очень с ним подружился. Он был из Южной Мексики. Мне он очень нравился. Непонятно зачем, но он с видимым наслаждением окутывал свою жизнь непроницаемой тайной.

Я никогда не мог выяснить, кем он был и что делал. При каждой нашей встрече он неизменно сбивал меня с толку обезоруживающей прямотой, с которой отклонял все вопросы. Однажды дон Хуан по собственному почину дал мне некоторую информацию о Бениньо, сказав, что тому очень повезло с учителем и бенефактором. Я принял слова дона Хуана как ничего не значащее случайное замечание. Донья Соледад прояснила для меня загадку десятилетней давности.

– Как ты думаешь, почему дон Хуан ничего не рассказывал мне о Бениньо?

– Откуда мне знать? Наверное, причина была. Нагваль никогда ничего не делал просто так.

Чтобы продолжать писать, мне пришлось прислониться ноющей от усталости спиной к ее кровати.

– И что же случилось с Бениньо?

– С ним все в порядке. По-видимому, его положение лучше, чем у кого бы то ни было. Ты увидишь его. Они с Паблито и Нестором неразлучны. На них печать Хенаро. То же и с девочками: они неразлучны, так как на них печать Нагваля.

Я перебил ее слова и спросил, о каких девочках идет речь.

– О моих девочках, – сказала она.

– О твоих дочерях? Я имею в виду – о сестрах Паблито?

– Они не сестры Паблито, они – ученицы Нагваля.

Я был поражен. С тех пор как я встретил Паблито, я был склонен считать, что четыре девушки в его доме – его сестры. Дон Хуан сам говорил мне это. На меня почему-то вновь нахлынуло отчаяние, которым так богат был сегодняшний день.

Донье Соледад не следовало верить: она явно готовила какую-то очередную ловушку. Я был убежден, что дон Хуан ни при каких обстоятельствах не стал бы так грубо обманывать меня.

Донья Соледад изучала меня с явным любопытством.

– Ветер только что сказал мне, что ты мне не веришь, – сказала она и засмеялась.

– Ветер прав, – отозвался я сухо.

– Девочки, которых ты видел несколько лет, принадлежат Нагвалю. Они были его ученицами. Теперь, когда Нагваль ушел, они являются самим Нагвалем. Но они также и мои девочки. Мои!

– Ты имеешь в виду, что на самом деле ты не мать Паблито и что именно они – твои дочери?

– Я имею в виду, что они мои. Нагваль оставил их на мое попечение. Ты всегда ошибаешься, так как ты полагаешься на слова, чтобы непременно объяснить все. Так как я мать Паблито и ты слышал, что они – мои девочки, ты сделал вывод, что они должны быть братом и сестрами. Девочки – мои настоящие дети. Паблито, хоть и приходится мне вышедшим из моей утробы сыном, – мой смертный враг.

Моей реакцией была смесь отвращения и гнева. Я подумал, что она не только ненормальная, она опасна. Каким-то образом что-то во мне знало это с самого момента моего приезда сюда.

Она долго наблюдала за мной. Чтобы не встречаться с ней глазами, я снова сел на покрывало.

– Нагваль предостерег меня о твоих причудах, – сказала она внезапно, – но я не могла понять, что он имел в виду. Теперь я знаю. Он говорил мне, чтобы я не сердила тебя и была осторожна, так как ты вспыльчив и непредсказуем. Извини, что не была так внимательна, какой должна была быть. Еще он говорил, что, когда ты пишешь, ты можешь оказаться в самом пекле и не заметить этого. И лучше тебя тогда не трогать. Я и не беспокоила тебя. Затем он сказал мне, что ты недоверчив, так как слова путают тебя. И я не запутывала тебя. Я заговорилась до умопомрачения, пытаясь тебя не запутать.

В ее тоне слышалось обвинение. Я был сбит с толку и раздосадован.

– В то, что ты говоришь, очень трудно поверить, – сказал я. – Либо ты, либо дон Хуан, но кто-то из вас двоих ужасно обманул меня.

– Никто из нас не лгал. Ты понимаешь только то, что хочешь понять. Нагваль сказал, что это обусловлено твоей пустотой. Девочки – дети Нагваля, так же как ты и Элихио. Он сделал шестерых детей – четырех женщин и двух мужчин. Хенаро сделал трех мужчин. Всего получается девять. Один из вас, Элихио, уже все закончил, так что вас осталось восемь, пытающихся выполнить то же.

– Куда ушел Элихио?

– Он ушел, чтобы присоединиться к Нагвалю и Хенаро.

– А куда ушли Нагваль и Хенаро?

– Ты знаешь, куда они ушли. Ты дурачишь меня, что ли?

– В том-то и дело, донья Соледад. Зачем мне притворяться?

– Тогда слушай. Я не могу ни в чем отказать тебе. Нагваль и Хенаро вернулись в то место, откуда пришли, – в другой мир. Когда пришло их время, они просто шагнули в окружающую тьму там, вовне, а так как они не собирались возвращаться, тьма ночи поглотила их.

Я понял, что расспрашивать дальше бесполезно. Мне хотелось сменить тему, но она меня опередила.

– Ты ухватил проблеск другого мира, когда прыгнул, – продолжала она. – Но, наверное, прыжок привел тебя в замешательство. Очень плохо. С этим ничего не поделаешь. Это твоя судьба, ты мужчина.

Женщины в этом отношении лучше мужчин. Им прыгать в пропасть нет нужды. У женщин свои собственные пути. У них своя пропасть. У них менструации. Нагваль говорил, что это – дверь для них. Во время своего женского цикла они становятся чем-то еще. Я знаю, что в это время он учил моих девочек. Мне уже слишком поздно. Я слишком стара, поэтому я на самом деле не знаю, как выглядит эта дверь. Нагваль настаивал, чтобы девочки уделяли внимание всему, что происходит с ними во время этого периода. Он обычно брал их в эти дни в горы и оставался с ними до тех пор, пока для них не открывалась трещина между мирами.

Нагваль был лишен каких-либо страхов и колебаний, он подвергал их безжалостному давлению, чтобы они сами могли обнаружить, что у женщин есть трещина, которую все они отлично маскируют. Во время этого периода, как бы ни хороша была маскировка, она спадает, и женщина оказывается разоблаченной. Нагваль давил на них до полусмерти, чтобы открыть эту трещину. Они сделали