Эта-Тета - Оксана Робски

— Так что не только Мусе, но и Наташеньке скоро адвокат понадобится, — вздохнула Жанна.

Вова без звука смотрел по телевизору футбол.

Наталья Петровна вошла с тортом.

— Ещё погадаем? — спросила она, улыбаясь.

— Муся, давай лучше выпьем! — сказала Жанна. — А ты даже можешь футбол вот так посмотреть? — Она повернулась к мужу.

— Могу, — признался он. — Давайте выпьем!

Домработница принесла виски, лёд и бокалы.

Жанна рассказывала анекдоты. Вова смеялся.

Адвокат уговаривал Млея не начинать дело об изнасиловании.

— Его отец, вы представляете себе, кто его отец? — спрашивал он. — Я же прекрасно понимаю, почему вы пригласили именно меня — больше никто не согласился. И не спорьте!.. А сын у него единственный, ради сына он готов на всё! — Адвокат многозначительно помолчал. — Найдут нас с вами где-нибудь в Москве-реке… Вот и вся справедливость.

Наталья Петровна молча пила виски и один за другим обдирала фольгу с киндер-сюрпризов. Вокруг неё на полу валялись части роботов, животных и автомобилей.

— Что ты хочешь найти? — тихо спросил Млей.

— Маленького ребёночка, — сказала Наталья Петровна не поднимая головы. — Знаешь, бывают такие забавные пухлые карапузики…

— Знаю, — вздохнул Млей.

Когда он вернулся в гостиницу, я караулил его у двери.

Вот его шаги на лестнице, вот в коридоре, вот он поздоровался с администратором…

Я распахнул дверь.

— Зайди ко мне, — сказал я.

— Я устал, — сказал Млей и вставил ключ в замочную скважину.

Мне пришлось применить силу, чтобы оказаться в его номере.

— Ты устал?! — сказал я. — Ты не работаешь, ты не можешь устать! Ты проводишь всё своё время, продавая таблетки или тусуясь с бесполезной для нас Натальей Петровной!

— Бесполезной? — Млей повернулся ко мне. — Неужели ты ничего не понял?! Людям не нужны их идеалы! Они им не верят! Наталья Петровна — единственная наша надежда! Рано или поздно я узнаю, что ей на самом деле надо. И тогда — вот он я! И вот он — удачный финал нашей экспедиции. А вот что будешь делать ты — я не знаю!

Млей — совсем как я недавно — подошёл к двери и открыл её настежь.

— Уходи, — сказал он.

— Я и сам собирался, — сказал я.

Внизу, в итальянском ресторане шумно праздновал свой сороковой день рождения продюсер известного в России девичьего коллектива. Зал был украшен шариками и улыбками.

Я хотел пройти мимо, но сначала кто-то попросил меня их сфотографировать, а потом с ними выпить.

Я сел за стол и попробовал спагетти с трюфелями в сливочном соусе. Вкусно.

Напротив выпивала девушка, чьими фотографиями был обклеен весь город.

Её волосы были как ромашки, на которых не загадали любовь. Она бы понравилась моему отцу.

— Все кругом врут, — сказала она.

Я пожал плечами.

— Вот вы тоже сидите здесь, такой симпатичный, и наверняка врёте. — Она чокнулась бокалом шампанского с кем-то воображаемым в воздухе.

— Для именинника звучит следующая песня! — раздалось со сцены.

— Я не вру, — сказал я.

— Вы хороший? — Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Я не умею обманывать, — сказал я.

— И вы никогда не притворяетесь? — уточнила она. — Никогда не улыбаетесь, когда вам хочется плакать? Вы не расцелуетесь с человеком, которого презираете? Вы не…

— Только если это нужно для работы, — сказал я.

— Вот! — Она торжествующе подняла вверх указательный палец. — Для работы! Я и говорю: вы такой же, как все! Вы — ненастоящий! Вы так привыкли врать и притворяться, что уже забыли, какой вы на самом деле!

— Отстань от человека! — Девушку обняла её подруга, но та только отмахнулась от неё.

— Я не забыл, — сказал я.

— Не забыли? — Она сощурилась.

— Нет. Я знаю, какой я настоящий.

— Но вы боитесь, что об этом узнают и другие? — Она насмешливо скривила губы.

— Не боюсь. Я вообще ничего не боюсь. В отличие, например, от вас.

Она откинулась на спинку стула и вытянула вперёд свои длинные, на высоких каблуках ноги.

— Ну давайте, — сказала она.

— Что? — спросил я.

— Ну, раз ничего не боитесь… Покажите мне, какой вы на самом деле!

— Зачем вам это? — спросил я.

— А мне, может, будет легче жить, если я узнаю, что хоть кто-то есть настоящий.

Я молчал.

— А может, если я разгляжу что-то за этим модным костюмом, зубами за сто тысяч евро и убедительной дикцией, это тронет моё сердце! — Она насмешливо улыбнулась. — В вас когда-нибудь звезда шоу-бизнеса влюблялась?

— Нет, — сказал я.

— Ну? — подбодрила она, выпив ещё бокал.

Я ослабил вибрации, и ментальная волна девушки откатилась от меня, словно море во время отлива.

Она увидела перед собой невысокое существо с глазами и без носа, насыщенного фиолетового цвета.

— А! А! — закричала девушка и тут же принялась хохотать. — Розыгрыш! Это программа «Розыгрыш»!

Она профессионально улыбалась и крутила головой во все стороны, разыскивая камеру.

Ко мне подходили люди, хлопали меня по плечу, протягивали бокалы, хохотали и восхищались:

— Ну ты даёшь! Чистый инопланетянин!

Девушка в меня не влюбилась.

Она сидела, выпрямив спину и держа в руке вместо шампанского стакан апельсинового сока

Кто-то схватил меня за руку и потащил на сцену.

Ведущий вечера, обаятельный молодой человек в тонких очках объявил.

— А сейчас именинника хочет поздравить программа «Розыгрыш»!

Мне дали в руки микрофон.

— Далеко-далеко отсюда, там, где кончается Млечный Путь, — сказал я в микрофон, и люди замолчали, слушая меня, — расположено созвездие Лебедь — цивилизация любви. Это планеты говорящих цветов и лопочущих райских кущ. Их обитатели живут сколько захотят, не зная болезней и старости. Они сознательно реинкарнируются в теле вновь являющегося на свет лебедианца, а прежняя их оболочка тут же сгорает, как кожа царевны-лягушки. Так многие пары сохраняются тысячи лет, из воплощения в воплощение. Лебедианцы давно прошли все эволюционные круги и могли бы перейти в фазу бесплотных лучистых существ, но они не делают этого. Они хотят любить живой мир и друг друга. Я желаю имениннику встретить свою пару — такую, с которой хотелось бы прожить не одну, а тысячу жизней.

Приятно, когда аплодируют. На Тете нет такой традиции. Я решил, когда вернусь, обязательно введу её. Например, можно аплодировать после просмотра фильма моего отца. Хотя я никогда не хожу на эти просмотры. Но ему могут аплодировать другие.

Меня снова хлопали по плечу, называя «мужик» и спрашивая, где же съёмочная группа. А потом, с тысячей извинений, попросили уйти.

— Понимаешь, народ не расслабляется, когда здесь телевизионщики… — объяснили мне.

И я ушёл.

Глава 10

Продавец увидел меня сразу, как только я подошёл. Казалось, он не сводил глаз со стеклянных дверей, ожидая меня.

Рабочий день закончился.

— Привет, — сказал я.

— Привет, — улыбнулся он. — А я ждал.

— Я знаю. Погуляем?

Мы вышли на улицу.

— Вы так долго не приходили, — сказал он. Мы свернули налево, на Подушкинское шоссе, и пошли по узкой тропинке вдоль дороги. Тропинка была такой узкой, что нам приходилось идти очень близко друг к другу. Иногда продавцу становилось от этого неловко, и он краснел и отступал в сторону, шурша разноцветными засохшими листьями.

— Такая грустная осень в этом году, — сказал он.

— Да. Очень красивая, — улыбнулся я. — Хочется мечтать и плакать.

— Зачем же? — испугался продавец. — Плакать я вам не позволю. Вы такая необыкновенная, вы должны всё время улыбаться.

Я благодарно посмотрел на него. Откуда-то из его кармана раздался мелодичный звон.

— Что это? — спросил я.

Продавец смущенно достал из кармана круглый серебристый предмет.

— Часы, — сказал он, словно оправдываясь.

Жена просила его после работы отвезти часы в ремонт на Горбушку: со старинным механизмом что-то случилось, и они звонили не каждый час, а когда им заблагорассудится.

— Красивые, — сказал я.

Мы целовались, и листья кружили вокруг нас в волшебном изумительном танце.

Я стал собирать букет из самых красивых, а продавец мне помогал.

Мы закалывали самые большие листочки так, что из них получались неведомые корабли и причудливые птицы.

Когда часы в кармане снова зазвонили, мы непроизвольно потянулись друг к другу.

— Мне кажется, что это мой первый в жизни поцелуй, — сказал он.

И тут же понял, что это неправда. Первый был двадцать лет назад. Но — с ней же. С этой же женщиной. Она точно так же морщит носик, как это делала та, двадцатилетняя. И так же хохочет, запрокинув голову. И так же нежно смотрит в его глаза. И у него так же, как тогда, кружится голова от пронзительного всепоглощающего счастья.