Пластиглаз - Вадим Чекунов

Маньяк сделал несколько непроизвольных шагов по направлению к крыльцу и замер. Едва не упустил в толчее:

На крыльце, держа перед собой синий ранец с парой ядовито-кислотных покемонов на ручке, стояла она.

За её плечом, перебирая какие-то карточки, стояла рыжая подружка с двумя тугими, словно рогалики, изогнутыми косичками. Подружка что-то говорила, но она лишь кивала в ответ.

Рыжая махнула рукой и сбежала со ступенек, мелькнув светлой клетчатой юбочкой.

У маньяка слегка заложило уши.

Ощутимо гулко застучало сердце. Она здесь, она здесь, она здесь.

Собраться.

Маньяк провёл ладонью по лбу и вытер руку о задний карман джинсов. Отступив снова в тень, встал боком к крыльцу, используя ствол каштана как укрытие.

Она продолжала стоять на крыльце, разглядывая школьный двор. Иногда кто-нибудь выбегал из школы и плечом задевал ЕЁ, но ОНА, казалось, не замечала ничего. Лишь покемоны начинали сердито раскачиваться, словно пытаясь защитить хозяйку.

Она отвела взгляд от поредевшей группы родителей, посмотрела направо, в сторону баскетбольной площадки.

Потом налево.

Глаза маньяка и девочки встретились.

Прошла секунда.

– Папа! - радостно вскрикнула она.

Размахивая ранцем, начала ловко пробираться сквозь толпу школьников.

Маньяк рассмеялся и вышел из укрытия. Пройдя несколько шагов навстречу, присел на корточки и широко распахнул руки.

Она с разбегу - он только успел подхватить ранец - запрыгнула на него. Обхватила руками и ногами. Прижалась. Пахнуло пчелиным воском.

Поцеловав дочь в обе щеки, маньяк легонько тронул её пальцем за носик.

– Бип! Бип! - с готовностью ответила она.

Рассмеявшись старой, почти ежедневной шутке они пошли домой, держась за руки.

– Ты зачем за дерево спрятался, пап? - спросила, заглянув ему в глаза.

Маньяк улыбнулся:

– Хотел посмотреть, что ты делать будешь. Выйдешь, увидишь, что никого нет: Вот, мне и интересно стало:

Дочка покачала головой:

– Пап, ну я уже большая, ведь правда? Вон, Танька Федотова одна домой ходит, и ничего. А живёт дальше, чем мы. Там, за домами!

Дочка махнула рукой в сторону новостроек.

– И через гаражи одна ходит? - удивился маньяк.

Дочка недоумённо посмотрела на него:

– А чего, там ведь нет никого!

Маньяк снова улыбнулся:

– А нам с тобой трамвайные пути переходить надо, и шоссе без подземного перехода. Так что уж потерпи, пока не подросла.

Болтая, шагали вместе.

В тёплом воздухе кружился на лёгком ветру тополиный пух. Опускался на асфальт, пробегал по нему, едва касаясь и не пачкаясь, и снова взмывал вверх. Попадал в лицо и щекотал ноздри.

Дочь крепко сжимала отцовскую ладонь. Иногда отец оглядывался на залитые

солнцем новостройки и улыбался.

Бывшие

Коренастый дворник в ватнике и разбитых кирзачах нехотя долбил наледь на ступеньках загса. С глухим стуком расплющенный конец толстого и кривого лома кромсал лёд и фальшивый мрамор ступенек заодно. Время от времени дворник прекращал своё занятие и, опираясь на инструмент, принимался угрюмо разглядывать меня. Мудацкую шапочку-петушок с непременным «sport» по бокам он натянул на брови, придав щетинистой морде своей выражение злобной дебильности.

Я уже минут сорок торчал возле серой двухэтажной коробки из стекла и бетона, беспрестанно куря и тихо закипая. Наташка, сука, дрянь, в своём репертуаре. Женаты девять лет. Год встречались до этого. Но ещё тогда ясно стало, что проще зайца курить научить, чем Наташку - пунктуальности. Встречи надо было ей назначать за час до нужного времени. Но и в этом случае она умудрялась опоздать. И Лёшку в сад таскать, а потом и в школу приходилось именно мне - когда этим пробовала заниматься она, ребёнка выгнать обещали.

Хорошо ещё, не холодно сегодня. Сыро, конечно, и ветрено, но для начала марта ничего, терпимо.

Народу у загса не было вовсе. Желающих жениться в такое время не нашлось. За время моего ожидания прошло лишь три пары на развод - одна бездетная, те освободились быстро. Те, что с детьми - чуть позже, но тоже не задержались.

Жрать захотелось.

Сходить в кафешку напротив, что ли: Сто грамм накатить для тепла, под бутерброд. Хуй его знает, сколько ждать ещё эту:

Дворник спустился на пару ступенек и снова застучал своим инструментом. Серое крошево льда брызнуло в стороны.

– Суки! - прекратив долбить, неожиданно произнёс дворник и снова посмотрел на меня.

«Вот этот ещё: Дятел, блядь. Ему-то хуйли от меня надо?» - я щелчком отправил окурок в грязный сугроб сбоку от крыльца и смутился. Сугроб был просто усеян бычками, и из них не меньше десяти - моих.

«Сам виноват. Урны нет, а куда бросать?..»

Стало смешно за мысленные оправдания. Пошёл этот дворник на хер

Отойдя на несколько шагов от крыльца, хотел было закурить по новой, но лёгкие уже ныли и во рту скопилась горькая срань. Сунул пачку обратно в карман. Запахнул пальто и от скуки принялся разглядывать сотни раз уже читаный лозунг.

Жёлтые металлические буквы на фасаде загса складывались в знакомые с детства слова:

«СЕМЬЯ ЕСТЬ САМОЕ МАЛОЕ, НО И САМОЕ ЦЕННОЕ ЕДИНСТВО В КОНСТРУКЦИИ ЗДАНИЯ ВСЕГО ГОСУДАРСТВА. А. ГИТЛЕР»

– Развлекаешься? - раздался сзади голос, который не спутать ни с чьим другим.

– Извиняться, как и приходить вовремя, ты так и не научилась, - бросил я через плечо и направился к крыльцу.

Дворник, держа лом на манер патриаршего посоха, и не подумал посторониться.

«Ну, гад!» - пальцы сами собой сжались.

– Максим, постой! - окликнула меня Наташка.

– Что ещё?

Пауза.

– Помоги Алёше, - совсем тихо сказала она.

Я обернулся.

За три месяца, что Наташка провела у своей матери, она не изменилась ни сколько. Да и чего ей меняться? Три месяца - не тот срок. Одета разве только получше - шуба новая (шиншилла или как там этих крыс-хорьков называют), сапоги на каблуке высоком. На шее, в распахнутом вороте - массивная ювелирка. Тоже новая. Ту, что подарил когда-то я, она сняла.

«Сука: Блядь!»

– Ну, смотрю, кадра ты нашла себе и впрямь ничего. Сразу видно - попала в хорошие руки! - улыбка вышла у меня кривая.

«Сука! Сука! Сука!»

А ведь нет - изменилась. За всей косметикой, сколько её не лепи на рожу, эту серость мертвенную не скрыть. Как и мешки под глазами. Киряешь потихоньку, милая?.. Нацепила тёмные очки - это в марте-то!

И чего только этот хер в ней нашёл:

А сам-то?..

А сам-то я с ней сегодня развожусь.

– Помоги мне с Алёшей, - вновь попросила Наташка.

Я перевёл взгляд на сына.

Алёша стоял сбоку от неё и чуть позади, опустив голову. С правой руки он снял варежку, теперь она болталась у рукава на резинке. Медленно и словно механически Алёша поглаживал красноватыми пальцами ворс Наташкиной шубы.

– Здравствуй, Алексей! - сказал я.

Рука сына замерла. Пальцы согнулись и ухватились за мех.

Сын поднял голову.

– Здравствуй! - из-за расширенных зрачков глаза Алёши казались тёмными кляксами.

– «Релаксидин»? - не отводя взгляда от сына, спросил я Наташку.

– Семь дней, как и положено, - мне показалось, Наташка всхлипнула. - Ему трудно из-за него ходить. Помоги нам со ступеньками.

Я заметил припаркованный на другой стороне улицы белый, правда, забрызганный грязью «лексус». Пару минут назад его там не было.

– Твой?

Наташка помотала головой:

– Его: Он не захотел выходить. - Наташка вдруг взорвалась: - Ты поможешь мне или так и будешь торчать как придурок у входа?! У меня куча дел, между прочим, сегодня ещё! Пошли давай! Опаздываем ведь:

– Уж не по моей ли вине? - у меня заходили желваки. - Час почти тебя жду здесь! У меня таких вот тачек нету! - кивнул я в сторону «лексуса».

– Что ж не купишь? - сузила глаза Наташка.

«Сука»

– А ну-ка проходите или туда, или сюда. Мне убирать надо! - вдруг подал голос дворник. - Орать при ребёнке то... Совсем охуели!

Дворник зло стукнул ломом. Вместе со льдом, мне показалось, откололся немалый кусок ступеньки.

Слова сердитого люмпена, как ни странно, успокоили нас. Подхватив Алёшу, я втащил его на крыльцо. Наташка, забежав вперёд, открыла дверь.

***

Внутри было светло и уютно. Может, даже и тепло, но мне, продрогшему, было незаметно.

Наташка сняла с сына пальто и шапку, передала мне. Я автоматически взял, и теперь стоял, оглядываясь, куда их пристроить. Сложил их на стол с образцами бланков и заявлений.

Гулко шагая, приблизилась служащая.

– Так, Быстрицкие - вам на одиннадцать назначено? Где вы ходите?! Документы давайте и проходим быстро в четвёртую комнату, второй стол!

Жена, стянув с себя, наконец, тёмные очки, торопливо чмокнула сына в лоб. Повернула его ко мне.

Лицо Алёши было абсолютно спокойным. Казалось, он даже слегка улыбался.