Квинканкс. Том 1 - Чарльз Паллисер

— Мама, я знаю, ты не согласилась с тем, чтобы обратиться за помощью к сэру Персевалу. Но ты тогда была испугана, запуталась. Теперь-то ты понимаешь, для них самое главное, чтобы мы были живы и благополучны? В его интересах, чтобы мы спаслись от нашего врага и жили в надежном тайном месте. Понимаешь, правда, мама? — повторил я.

Она что-то пробормотала, и я наклонился, чтобы расслышать.

— Нет, — тихо проговорила она.

— Да, — настаивал я. — Я понимаю лучше, чем ты. В этом, по крайней мере, мистер Степлайт не врал; я уверен, сэру Персевалу действительно нужно, чтобы мы были живы и благополучны, особенно теперь, когда кодицилл попал в руки нашему врагу. Послушай, что я скажу. Скоро мы к нему пойдем и попросим помощи. Много денег мы у него не потребуем. Каких-нибудь сто фунтов в год. Для такого богатого джентльмена это безделица…

Уже совсем рассвело, народ в комнате зашевелился. Я заметил, что старуха Лиззи наблюдала за нами из своего угла.

Матушка внезапно привстала и устремила на меня страшно напряженный взгляд.

— Глупости! Зачем ты это говоришь? Мистер Ассиндер сказал мне: сэра Персевала и его жену сейчас не заботит наша судьба. Им не нужно, чтобы мы были живы. — Из глубины ее груди вырвался жуткий кашель. — Ты тоже считаешь меня дурочкой? — с трудом выдохнула она. — Зачем все вокруг лгут мне?

— Мама, я тебя не понимаю. Это я, Джонни. Я тебе не лгал.

— Я знаю, кто ты. — Она смотрела на меня все так же напряженно. — Ты всегда меня презирал, для тебя я дурочка.

— Нет! — выкрикнул я.

Она жестоко закашлялась, почти до рвоты, закрыла рот руками, и я с ужасом заметил на ее ладонях пятна крови.

Я схватил ее за руку, и моя рука почти сомкнулась на ее запястье, такое оно было тонкое.

— Оставь меня! — воскликнула она, стряхивая мою руку.

Ее голубые глаза дико блуждали, я заглянул в зрачки — они были пусты. В эту ужасную минуту мне вспомнилось, как я следил в Мелторпе за мальчишками, которые швыряли камнями в пойманную кошку. По подбородку матушки стекала кровь, губы посинели.

— Мне так страшно! — выдохнула она. — Помоги мне! — И, к моему ужасу, позвала: — Мама!

Словно бы откликнувшись на зов, к нам подошла старуха и не без волнения заметила кровь:

— Ох. Этого я и боялась. Это белая чума. — Заметив мой недоумевающий взгляд, она пояснила: — Чахотка.

— Позовите лекаря! — крикнул я.

— Ну да, — невесело хмыкнула она, — явится сюда лекарь, как же. Да и слишком далеко зашло дело.

Матушка судорожно ловила воздух, и старая женщина внезапно склонилась, взяла ее за голову, потянула вперед, а потом принялась хлопать по спине.

— Перестаньте! — крикнул я.

Но она не слушала, пока я не схватил ее и силой не оторвал от матушки; тогда она, ругаясь сквозь зубы, отступила. Матушка откинулась назад и лежала спокойно.

— Я прав, мама, — немного погодя заговорил я, желая ее подбодрить. — Увидишь. Мы получим немного денег от сэра Персевала и тогда, как тебе хотелось, сможем снять домик в Солсбери.

Голова ее была повернута слегка в сторону, и я не знал, слышала ли она меня. Я продолжал вполголоса, на случай, если она заснула:

— Я пойду в школу, через несколько лет поступлю на работу подручным, тогда я смогу нас обоих содержать. — Мой голос прерывался. — Увидишь. Все у нас будет как раньше.

Я склонился над матушкой, голова ее по-прежнему была отвернута. Глаза как будто были открыты, и я не знал, спит она или все же нет.

— Мама, — прошептал я.

На меня упала тень, и я поднял глаза. Рядом стояла ирландка, которая прежде дала мне хлеба; выражение ее лица было мне непонятно. Она склонилась и взялась за край рваного одеяла. Она натягивала его все выше, и, поняв, что она делает, я крикнул: «Нет!» Она посмотрела на меня и, когда я отвел руку, продолжила натягивать одеяло, пока оно не скрыло матушкино лицо.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

КЛОУДИРЫ

КНИГА I

НАСЛЕДСТВА

Глава 51

Теперь я приглашаю вас вернуться со мной в дом 27 на Голден-Сквер, где в уже знакомой нам элегантной комнате мы находим миссис Фортисквинс, ожесточенно спорящую с посетителем.

— Понятия не имею, как она умудрилась, — говорит миссис Фортисквинс.

— Как умудрилась, не важно. Важно только то, что теперь мы ничего не получим за нее от старика.

— Я не виновата, что она сбежала.

— Вот как?

— Конечно. Я думала, у нее нет в Лондоне друзей, кроме меня. Она так говорила много раз.

— Врала, — с горечью заключает мистер Сансью. — А вы купились на ее показную искренность.

— Нехорошо с вашей стороны упрекать меня. Вы всем обязаны моему великодушию. Когда миссис Клоудир пришла с сыном ко мне, разве не явилась я прямиком к вам, чтобы откровенно с вами поделиться?

Поделились, мэм, не буду спорить, но получили за это вознаграждение. Что до откровенности, то о ней мне судить затруднительно. Почему вы так беспокоитесь, чтобы старый Клоудир не узнал о вашей роли?

— Это вас не касается.

— Ладно, но теперь он все узнает, потому что я не хочу один брать на себя вину.

Пристально глядя на него, миссис Фортисквинс произносит вполголоса:

— Если вы ему расскажете, то, обещаю, горько об этом пожалеете.

Адвокат покусывает губы, потом говорит:

— Ладно, думаю, ему ни к чему об этом знать. Возьму уж удар на себя. Пусть утешается тем, что благодаря нам, по крайней мере, мальчишка содержится в надежном месте. — После ее кивка он добавляет: — А скоро попадет в еще более надежное.

Миссис Фортисквинс, однако, спрашивает резко:

— Вы, надеюсь, не хотите сказать, что…

Она не договаривает фразу.

Мистер Сансью удивленно поднимает брови:

— Но мы же договорились!

— Ничего подобного. Речь шла о том, чтобы он находился в надежном месте.

— Я думал, вы понимаете это выражение так, как обычно его понимают.

— Что вы понимаете под этим выражением, мне неизвестно. А я подразумевала то же, что и все: что в случае надобности до него можно будет добраться. Он должен быть цел и невредим. Пока.

— Ваша забота о мальчике делает вам честь, — ухмыляется мистер Сансью.

— Обещаю, если с ним что-нибудь случится, я обращусь к властям.

— Не думаю, миссис Фортисквинс, потому что в таком случае добрейший Квигг может поведать больше, чем нам бы желалось.

Они смотрят друг на друга, губы вдовы медленно раздвигаются в улыбке:

— Глупо нам ссориться, это обоим выйдет боком.

— Прямо в точку, мэм. Мы добьемся куда большего, если будем дружить.

Миссис Фортисквинс звонит в колокольчик и распоряжается, чтобы Чек ленд подала чай; через десять минут мы застаем обоих как ни в чем не бывало сидящими рядом на оттоманке.

Задумчиво поглядев на гостя, вдова начинает:

— Мне уже давно хочется вас кое о чем спросить, мистер Сансью. Как вам, вероятно, известно, я унаследовала от мужа некоторую земельную собственность и ценные бумаги.

Адвокат серьезно кивает.

— Когда он был жив, он, разумеется, сам управлял имуществом, но после его смерти дела перешли в руки юриста, назначенного душеприказчиком. Неудобно признаться, но я не вполне довольна его действиями. В особенности теперь, когда процент по государственному займу упал, мне кажется, я лучше могла бы позаботиться о своих делах, чем он.

— Вы более чем правы, мэм! — восклицает адвокат. — С учетным рынком вы знакомились?

— Нет. Он ведь не очень надежен?

— Ничего подобного. Надежен, как Английский банк, — и это нужно понимать буквально, потому что Английский банк гарантирует долговые обязательства, выписанные на банкирские дома. А выплаты золотом он в последний раз приостанавливал в девяносто седьмом году, то есть еще до вашего рождения. — Этот комплимент вызывает у дамы улыбку. — Я сам втянулся по уши. Вначале колебался, но теперь радуюсь, что позволил себя уговорить, потому что рынок за это время взлетел до небес, жалею только, что не включился раньше. По правде, я вложил все, что имею. Никогда рынок так не расцветал. Вкладывайтесь сейчас, и, уверен, к Рождеству вы будете меня благодарить.

Задумчиво созерцая собеседника, миссис Фортисквинс подносит к губам чашку.

Глава 52

То, что происходило потом, я вспоминаю смутно. Помню, как кричал на пожилую женщину и, наверное, пытался ее ударить, потому что молодой ирландец меня от нее оттащил. Потом меня вдруг затошнило, и, решив, что заболеваю, я схватился за живот — в памяти всплывает лицо ирландца, когда он отпустил меня и отпрянул в сторону. Потом я бросился на пол рядом с матушкой и в безграничной ярости стал стучать кулаком по гнилым доскам, сжимая ладонь так, что ногти до крови поранили кожу. Вспоминаю еще и то, что я не плакал.