Гренландский меридиан - Виктор Ильич Боярский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начало сегодняшнего дня было немного необычным. Мачта с парусом, так старательно устанавливаемые накануне Джефом, украшали его нарты в течение целого часа после старта, делая их похожими на груженую до верха разнообразным разноцветным скарбом древнеримскую галеру, которую по гребням причудливо застывших волн из последних сил, на четвереньках, волокли запряженные цугом рабы. Свежий юго-восточный ветер упруго надувал парус, срывая с гребней волн белую клубящуюся снежную пыль. Со стороны все это выглядело настолько романтично, что не могло нас оставить равнодушными, и даже те из нас, кто не слишком часто пользовался фотоаппаратами, застыли как вкопанные с фотокамерами, пытаясь запечатлеть эту необычную для здешних мест картину. Правда, в нашем конкретном случае правильнее было бы сказать не «застыли как вкопанные», а «как вкопанные, застыли», поскольку скоро лишенные движения ноги, обутые в легкие, изящные и холодные ботиночки, так же как и руки, державшие фотокамеру, очень быстро замерзли, а потому восторженное «Ох! Как красиво!» в моем сознании сменилось уныло-практичным «Ах! Когда же это все наконец кончится!». Польщенный непривычным вниманием, владелец галеры Джеф, работавший в экспедиции по совместительству еще и главным навигатором, на какое-то мгновение, по-видимому, потерял ощущение реальности всего происходящего, так как когда мы по завершении бесконечных галсов легли на генеральный курс, то оказалось, что движемся мы в обратном направлении! Первым пришел в себя предводитель, которому по рангу было положено меньше времени для релаксации, чем всем остальным вместе взятым. Я услышал его истошные вопли минуты через три после начала нашего уже безпарусного этапа. Обернувшись, я увидел, как он неистово машет палками, призывая нас остановиться. Подъехал Джеф, и мы, сверив наши маршрутные листы, убедились в том, что у предводителя были все основания надрывать глотку в столь ранний час. Мы шли НЕ ТУДА! Наскоро посыпав себе головы пеплом, чтобы убедить с подозрением смотревшего в нашу сторону предводителя в своем полном и чистосердечном раскаянии, мы изменили курс буквально на сто восемьдесят градусов. Некоторое время после этого все мы могли наблюдать непривычно-отрадную картину: упряжка предводителя находилась на лидирующей позиции, – затем мы поравнялись с ней, и все встало на свои места.
По-прежнему продолжались заструги, но более старые, сглаженные и покрытые снегом. Рельеф поверхности ледника в этом районе напоминал рельеф поверхности пакового морского льда с характерными для него ропаками. Рыхлый снег по-прежнему не позволял развить высокой скорости, но я к этому и не особо стремился. Прошедший с огромным успехом день отдыха заметно не повлиял на настроение собак Кейзо и Уилла, и их упряжки так и плелись далеко в арьергарде. Утренняя фотоохота и невысокий темп движения привели к тому, что к 11 часам мы прошли только 6(!) миль! Такого нерезвого начала мы уже давно не помнили. К перерыву, так же как и вчера, вышли на купол. Подъем на него занял примерно 40 минут. Такие «обеденные» купола на протяжении последних дней были весьма примечательной характеристикой ледникового рельефа. Я подумал, что если разложить функцию, описывающую форму поверхности гренландского купола в этом районе, в ряд Фурье, то период основной гармоники мог быть оценен значением 40–45 километров. Обидно, что, несмотря на всю свою глубину и оригинальность, это открытие не могло было быть сколь-нибудь эффективно использовано для увеличения скорости нашего продвижения.
После обеда, спустившись с купола, мы попали в густой туман, видимость резко ухудшилась, а наш и без того невысокий темп стал еще ниже. Пришлось продвигаться на ощупь. Прямо по курсу при отсутствии ориентиров все сливается в сплошном молоке, однако следующие за мной упряжки и лыжники просматриваются вполне сносно. К 16 часам впереди замаячил внеочередной купол, казавшийся в тумане огромным. Перед ним поверхность ледника резко пошла под уклон, и собаки Джефа развили запредельную скорость, поэтому Джеф, будучи не в силах соревноваться с собаками, сбросил лыжи и вскочил на облучок нарт. За моей спиной раздались разносящиеся в насыщенном влагой воздухе его крики «Оп! Оп!», адресованные собакам. Еще бы чуть-чуть, и быть мне в непривычной роли догоняющего, но на подъеме опять начался рыхлый снег, и я смог оторваться от упряжки. К концу дня мой отрыв от основных сил отряда составил около мили. Джеф был не слишком доволен моей тактикой на заключительном этапе гонки, поскольку впервые его упряжка, лишенная приманки в виде меня, оказалась в основной группе. Ветер неожиданно совершенно стих, так что ставить лагерь было несложно. Уилл распорядился выдать собакам усиленный рацион, что противоречило нашим планам иметь навигационный двухдневный запас собачьего корма на финише экспедиции, но я тем не менее с особым удовольствием выполнил это распоряжение предводителя. (Позже, уже после финиша, оказалось, что расчет Уилла полностью оправдался: мы финишировали именно в тот день, когда у нас закончился собачий корм.)
Бернар готовил ужины намного обстоятельнее, а потому медленнее предводителя. Если в предыдущей палатке я получал ужин сразу же после завершения работ на улице, то здесь это самое приятное за весь день событие происходило минут на сорок позже. К этому времени голод достигал своего пикового значения, и мы, как правило, не ограничивались одним блюдом. Вот и сегодня после традиционного пеммикана мы сварили еще две порции овсянки и только после этого, умиротворенные, отошли ко сну.
Вечерний бросок помог нам и сегодня, несмотря на скомканное начало, пройти свою норму – 28 миль.
4 июня
Когда вокруг такой простор
И столько разных тем,
«О чем ты думаешь, Виктор?» —
Спросил меня Этьенн.
«Нет, не о утренней звезде,
Венчающей рассвет.
Все мои мысли о еде», —
Услышал он в ответ…
Погода в течение дня: температура минус 10 – минус 13 градусов, ветер юго-восточный 4–6 метров в секунду, облачно с прояснениями, временами солнце, видимость хорошая.
С каждым днем убеждаюсь, что в лице Бернара я нашел достойного собеседника за завтраком. В отличие от предводителя, Бернар не растрачивал столь драгоценное утреннее время по таким пустякам, как писание дневников, или во всяком случае делал это не в ущерб
