Дикие карты - Говард Уолдроп

Женщина почувствовала, как его страсть мало-помалу разгорается вновь.

— Да, там все прошло не слишком гладко, — признался он, притягивая ее к себе. — У этого голосования не было ни малейшего шанса: все «умеренные» были против из опасения потерять поддержку консервативных избирателей. Если Рейган сумеет обойти Форда и стать кандидатом, на наших планах можно будет поставить крест. Картер и Кеннеди были решительно против пункта о правах джокеров: ни один из них не желает поддерживать дело, в успехе которого они не уверены. А поскольку они имеют самые высокие шансы на победу, их отказ поддержать нас сыграл слишком большую роль. — Грег вздохнул. — У нас и близко не было шансов.

От этих слов на нее дохнуло ледяным холодом, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить облик Суккубы. Должно быть, сейчас эта весть уже разбегается по всему Джокертауну. Гимли уже все знает; сейчас он, наверное, собирает марш на завтра.

— А ты не можешь вторично внести этот пункт на рассмотрение?

— Сейчас — не могу. — Он погладил ее по груди, обвел кончиком пальца сосок. — Суккуба, ты представить себе не можешь, как сильно я ждал этой встречи с тобой. Я думал, этот вечер никогда не кончится.

Грег повернулся к ней, и она уютно устроилась рядом с ним, хотя в голове у нее шла лихорадочная работа.

Поглощенная своими размышлениями, Сандра едва не пропустила его слова.

— …Если ДСО упрется, будет очень плохо.

Ее рука, ласкавшая его, замерла.

— Плохо?

Но было уже слишком поздно. Нарастающая волна его желания увлекала ее за собой. Ладонь Грега накрыла ее руку.

— Чувствуешь? — спросил он.

Прижатая к ее бедру, его плоть опять ожила, запульсировала. И опять женщина начала растворяться в нем, беспомощная, растерянная. Сосредоточение покинуло ее, все тело мгновенно охватил огонь; она оплела его ногами и снова направила внутрь себя. Надежно запертая в ее теле, Сандра кляла Суккубу. «Черт бы тебя побрал, он говорил о ДСО!»

Когда все было кончено, Грег, обессиленный, не вернулся больше к этому разговору. Она едва успела убедить его уйти, прежде чем иллюзия юного облика рухнула и она снова превратилась в старуху.

МЭР ПРИЗЫВАЕТ К ДЕЙСТВИЮ.

СЕНАТОР ПРЕДУПРЕЖДАЕТ О ПОСЛЕДСТВИЯХ

СЪЕЗД МОЖЕТ ПОСТАВИТЬ НА ТЕМНУЮ ЛОШАДКУ

— Ну ладно, черти бы тебя драли! Вставай туда. Если не можешь ходить, валяй на повозку к Гаргантюа. Послушай, я знаю, что он туп, как пень, но паршивую повозку-то он тянуть может, а?

Гимли уговаривал бестолково топчущихся джокеров вылезти из кузова проржавевшего пикапа «Шеви», яростно размахивал коротенькими ручками, лицо его покраснело от натуги, борода слиплась от пота. Они собрались в Рузвельт-парке неподалеку от Гранд-стрит; солнце на безоблачном небе явно вознамерилось поджарить Нью-Йорк: несмотря на раннее утро, температура уже перемахнула далеко за восемьдесят градусов[94] и грозила подобраться к сотне. Чахлая тень немногочисленных деревьев ничуть не ослабляла зноя — Сандра с трудом могла дышать. Каждый шаг, приближавший ее к пикапу и Джимли, напоминал ей о возрасте, подмышки пестрого ситцевого сарафана потемнели от пота.

— Гимли? — проговорила она севшим, надтреснутым голосом.

— Да нет же, кретин! Вставай туда, рядом с Бархаткой! Привет, Сандра. Ну как, готова к маршу? Я могу поставить тебя следить за порядком в задних рядах. Поедешь на телеге Гаргантюа вместе с калеками — так тебе не придется идти в толпе, и ты сможешь подгонять тех, кто пойдет впереди. Нужно, чтобы кто-нибудь проследил за Гаргантюа, а не то он непременно натворит каких-нибудь глупостей. Ты знаешь маршрут? Мы пойдем по Гранд на Бродвей, потом к Могиле на Фултон…

— Гимли, — со всей настойчивостью, на которую она была способна, проговорила Сандра.

— Что еще, черт побери?

Миллер упер руку в бок. На нем были только цветастые шорты, открывавшие взору массивную бочкообразную грудь и мощные, коренастые руки и ноги, густо поросшие курчавыми рыжеватыми волосами. Его низкий голос больше напоминал рык.

— Говорят, полиция собирается у входа в парк и сооружает баррикады. — Сандра бросила на Миллера осуждающий взгляд. — Я же говорила тебе, что нам не дадут выйти отсюда.

— И черт с ними. Мы все равно пойдем.

— Они не дадут нам. Помнишь, что говорил Хартманн в «Козырных тузах»? Помнишь, я рассказывала тебе, о чем он обмолвился вчера вечером? — Старая женщина сложила костлявые руки на груди. — Ты уничтожишь ДСО, если сейчас устроишь здесь бой…

— В чем дело, Сандра? Ты что, заодно наглоталась всего этого политического вздора, когда отсасывала у этого придурка? — Миллер расхохотался и соскочил с бортика пикапа на пожухлую траву. Вокруг него у входа в парк с Гранд-стрит толпилось от двух до трех сотен джокеров. Он нахмурился, глядя в ее злое лицо, поковырял босой ногой сухую землю. — Ладно, — сказал наконец карлик. — Если тебе так трудно, я сам за всем пригляжу.

За коваными железными воротами полицейские сооружали поперек их предполагаемого пути баррикады из дерева. К Сандре и Миллеру подошли несколько джокеров.

— Ты собираешься выступать или нет, Гимли? — спросил один из них. На нем не было никакой одежды: его тело было жестким, хитиновым, и передвигался он скованно, вразвалку.

— Через минуту скажу, ладно, Арахис? — ответил Миллер. Он прищурился, вглядываясь в даль. — Дубинки, боевое снаряжение, слезоточивый газ, водометы. Целый арсенал, мать их.

— В точности то, чего мы хотели, Гимли, — отозвался Арахис.

— Мы потеряем людей. Будут раненые, возможно, даже убитые. Сами понимаете, некоторые не вынесут дубинок. Другие могут отреагировать на слезоточивый газ, — заметила Сандра.

— А еще есть идиоты, которые вообще могут споткнуться на ровном месте, — рявкнул карлик. За оградой несколько полицейских подняли головы, начали указывать в их сторону. — С каких это пор ты считаешь, что революция слишком опасна, Сандра?

— А ты с каких пор считаешь, что можно жертвовать своими, чтобы получить то, чего тебе хочется?

Миллер ответил ей взглядом из-под приставленной ко лбу ладони.

— Это не то, чего хочется мне, — проговорил он медленно. — Это то, что принадлежит нам по праву. Это то, что справедливо. Ты сама так говорила.

Сандра упрямо сжала губы, и по подбородку у нее разбежались морщинки. Она отбросила со лба клок седых волос.

— Я всегда была против, чтобы мы добивались этого таким путем.