Великое Предательство:Казачество во Второй мировой войне - Вячеслав Науменко

Все это недостойные приемы Ленивова для заморачивания мозгов читателей.

Еще раз повторяю, что я остановил Ваше внимание на ряде примеров бессовестной лжи Ленивова на протяжении всей его книги. Таковых в отношении меня очень много, и писать Вам об этом — значило бы растянуть письмо на много страниц.

5. О коменданте сибирского лагеря Ленивове

По прочтении «творения» Ленивова, после которого, по выражению В. Г. Науменко, «оставалось только руками развести, откуда он это почерпнул», генерал обратился с письмом к войсковому старшине (лейтенанту Русского Корпуса) Михаилу Ивановичу Коцовскому, знавшего Ленивова по советским лагерям.

В своем первом письме от 29 декабря 1971 года Науменко просил сообщить, что известно Коцовскому «об этом типе» и уточнить сведения о занимаемой Ленивовым «важной должности в концлагерях» и жестоких расправах того над казаками.

М. И. Коцовский — В. Г. Науменко. 3 января 1972 года.

Ваше Превосходительство!

Глубокоуважаемый и дорогой Вячеслав Григорьевич!

<…> Ленивов — самостийник. Знаю я его по сибирским и казахстанским лагерям. Все 10 лет он был со мной в одном лагере.

В сибирских лагерях он занимал должность коменданта лагеря (эта должность давалась лицам, пользующимся полным доверием лагерного начальства, а главным образом, оперуполномоченного, назначаемого ЧК).

Он пользовался властью коменданта в полной мере. Всегда ходил с большой палкой, которой угощал многих лагерников. В его ведении был карцер в лагере, ни на какие работы не выходил, в кухне получал двойную или тройную порцию пищи лучшего качества. В его ведении была хлеборезка и раздача сахара заключенным.

До второй мировой войны он жил во Франции, где работал, я не знаю, но слышал, что был где-то поваром.

<…> Ленивов, по переводе нашего лагеря в Казахстан (Кингир, Спасск, Караганда), устроился в бригаду по перевозке хлеба для заключенных. Эта должность давалась специально доверенным лицам и за эту работу выдавалась им большая порция хлеба.

Кроме того, он пристроился к уркам, с которыми проводил большую часть (…), рассказывая им историю России и др., чем обеспечил себя от расправы, ибо с такими лицами в лагерях расправлялись, ножами перерезая горло.

Меня не удивляет, что эту книгу я от него не получил, ибо он хорошо знает, что я предан Вам всей душой, о чем я ему неоднократно говорил еще будучи в лагерях.

Вообще, должен Вам сказать, что это грязный и подлый тип. <…>

В. Г. Науменко — М. И. Коцовскому. 12 января 1972 года.

<…> Разумеется, что Ленивов — больше чем подозрительная личность и возможно неспроста выпущен за границу…

Вы, конечно, понимаете, что вся его деятельность, а в особенности [та], которой он занимался в концлагерях, крайне интересует меня во всех подробностях…

<… > Как я узнал от одного из лиц, близко стоящих к изданию указанного журнала [ «Казачья Жизнь»], сведения эти (на 900 человек. — П. С.) были переданы в редакцию для напечатания их, Ленивовым.

Напрашивается вопрос, каким образом Ленивов, возвращаясь из концлагерей в Европу, мог вывезти столь подробные, основанные на разных документах, списки.

От того же лица я узнал, что списки эти, якобы, получены им [Ленивовым] из одного немецкого военного учреждения в Мюнхене, в котором такие сведения составляются путем опроса бывших в сибирских концлагерях немцев, возвращающихся в Германию.

Лично я не верю этому <…>

М. И. Коцовский — В. Г. Науменко. 19 января 1972 года.

<…> О Ленивове могу с точностью сказать, что он, будучи комендантом лагеря в Сибири, почти ни с кем в дружбе или хороших отношениях не был, что все лагерники избегали какого-либо контакта с ним и всем было ясно, что он состоит на особом счету и доверии в ГПУ.

Что касается документов, указанных Ленивовым, могу точно сказать (думаю, что не ошибусь): он при проезде границы никаких списков и документов перевезти в Европу не мог, ибо все лица, переходящие за границу, подвергались осмотру (шмону), все сведения, документы, книги и списки конфисковывались, а лица, у которых [были] найдены такие документы, возвращались в СССР.

<…> Визу и разрешение на жительство в Германии выхлопотал ему Глазков — именующий себя инженером и генералом. Живет Глазков в США.

Недбаевский Петр Иванович, по моим сведениям, умер не от дизентерии, а [от] дистрофии (полное истощение) в лагере в Прокопьевске, в изоляторе, в отделении для дистрофиков <…>

Выходившая во Франции газета «Казак» (№ 123, сентябрь 1972 года) опубликовала статью полковника А. М. Протопопова «Вместо ответа агентам-провокаторам…». В ней он говорит в том числе и о своем бывшем ординарце, затем сибирском лагерном коменданте и, наконец, «писателе» Ленивове:

<…> Г. Бойчевский[10] в просоветском журнале «Казачья жизнь» № 210 пишет в защиту бывшего коменданта советского концлагеря в Сибири А. Ленивова — он же Забазнов, Туголуков, Чернорудный, Шмид, Скиба и т. д. — в общем, змей семиглавый, который был на службе у чекистов, издевался над заключенными казачьими офицерами и немцами, избивал их палкой…

О поведении семифамильного коменданта концлагеря А. Ленивова в печати было написано много и подтверждено узниками этого лагеря (см. газету «Казак» № 112, журнал «Казачье Единство» № 80–81, журнал «Родимый Край» № 45, «Казачий путь» № 1—12), но это еще не все, и я не рекомендую моему бывшему ординарцу А. Ленивову искать фальшивой реабилитации, так как дело замученных холодом и голодом в изоляторе лагеря военнопленных немцев и казаков еще не забыто и свидетели еще живы, а также живут и семьи пострадавших в лагере немцев, где зверски КОМЕНДАНТСТВОВАЛ А. К. Ленивов.

Позволительно спросить защиту, почему Ленивов — Забазнов — Туголуков-Чернорудный и т. д. после освобождения из лагеря в 1953 году не поехал с нами в свободную Европу, а остался в СССР и переехал на жительство в город Калинин, и жил там четыре года, и только в 1957 году Ленивов, одиночным порядком, появился в Мюнхене и начал писать всякие небылицы… и перессорил всех и вся.

… И кто же Ленивова защищает? Самозванец Бойчевский — не казак, не офицер, а дизертир из 1-й Казачьей дивизии генерала Паннвица. <…>

Еще о гибели Походного атамана генерала Павлова

В публикуемых письмах В. Г. Науменко и Б. А. Богаевского, редактора казачьего журнала «Родимый Край» и сына Донского Войскового атамана с 1919 по 1934 годы генерала А. П. Богаевского, среди прочего, говорится о книге «Казачья трагедия» (издатель Н. А. Быков, Нью-Йорк, 1959). В этих журналах и книге бывший военный чиновник Одноралов, рассказывая о Казачьем Стане с момента его формирования, приводит «свою версию» смерти Походного атамана С. В. Павлова в 1944 году, погибшего в Белоруссии якобы от пули подосланных Домановым лиц и «расследовании», проведенном генералом Науменко.

Б. А. Богаевский — В. Г. Науменко. 24 апреля 1963 г. Глубокоуважаемый Вячеслав Григорьевич,

прошу принять Вас мою большую, большую благодарность за Ваш великолепный подарок (первый том «Великого Предательства». — П. С). Большое и великое дело Вы сделали, издав Ваш труд, несмотря на все трудности для такого дела в наше время. Это настоящий памятник всем погибшим казакам в эту бурную эпоху. Дай Бог, чтобы так же Вам удалось бы издать и последующих два тома.

Еще раз большое спасибо, искренно уважающий Вас Б. Богаевский.

В. Г. Науменко — Б. А. Богаевскому. 27 марта 1964 г.

Глубокоуважаемый Борис Африканович,

<… > я Вам очень благодарен за лестную оценку моего труда в Вашем пись-ме, но не скрою, что огорчен теми отзывами о моей книге, которые Вами напечатаны в «Родимом Крае». Обложил там меня Одноралов… Но не удивляюсь ему…

… Вы, наверное, прочли его книгу, изданную о нем, как об Адмиралове, в которой этот чиновник, присвоивший себе чин полковника, говорит о себе, как чуть ли не организаторе Донского казачества, на самом же деле роль его была слишком незначительна. Но я полагаю, что если Вы заинтересуетесь этой личностью, донцы Вам о нем могут поведать больше, чем я.

Прежде всего о том, что я приподнял тело покойного Павлова и что производил расследование. Все это демагогия и ложь. Никакого расследования я лично не производил, а когда привезли тело Павлова, то я поднялся на грузовик, в котором он лежал, приподнял платок, покрывавший его лицо, помолился и сошел вниз. Это происходило в присутствии донских казаков, привезших тело и находившихся при нем.

Что касается его смерти, то совершенно точно установлено, что убит он был пулею из белорусской заставы. Это было настолько очевидно и доказано, что надобности в производстве осмотра трупа комиссией не было, и таковая никем назначена не была.