Сестры Мао - Гэвин Маккри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После драки с Полом в офисе Дорис спустилась вниз одна. Пол ушел раньше нее, вернувшись на свое место в зрительном зале. Бар опустел, осталось лишь несколько человек. Саймон окликнул ее, когда она проходила мимо, но она не обратила на него внимания и направилась прямо к двери за кулисы.
Алисса ждала ее у стола с угощениями за кулисами.
– Хорошо режешь, – прошептала она.
Алисса впервые вышла на сцену во второй части спектакля. Однако выйти она должна была не из-за кулис, а через центральный вход; она должна была пройти одна в темноте по зрительному залу, держа в руках зажженный фонарь и напевая песню. Задачей Дорис было сопровождать ее до дверей зрительного зала: нести фонарь, открывать двери и следить за тем, чтобы костюм Алиссы, красная мантия судьи, ни за что не зацепился.
Алисса шла по коридорам в двух шагах позади Дорис. Поскольку руки Дорис были заняты фонарем, ей приходилось открывать двери спиной и придерживать их ногой. Алисса и не думала помогать ей. Дорис проверила, пуст ли бар, прежде чем пропустить Алиссу вперед.
Саймон, все еще стоящий за стойкой, бросил на Дорис испытующий взгляд. Она сделала вид, что не заметила.
В фойе Дорис зажгла и закрепила на шесте фонарь, а затем передала его Алиссе. Взявшись поудобнее и поправив висевший над головой фонарь, Алисса расположилась перед дверью в зал, словно королева, готовая выйти к своим вельможам. Дорис приподняла мантию сзади, немного отступила и опустила ее, чтобы расправить и придать дополнительный объем. Затем она подошла к двери и взялась за ручку в ожидании сигнала.
Секунды ожидания наполнили тишина, одиночество, стыд.
Прижавшись ухом к двери, Дорис наблюдала за Алиссой лишь краем глаза.
Алисса поправила внутренний подол мантии и посмотрела вниз, чтобы убедиться, что он падает равномерно.
По ту сторону двери публика затихла, и Дорис поняла, что свет в зале погас. Она помахала Саймону, и он выключил свет в фойе.
В свете фонаря Алисса выглядела серьезной, целеустремленной.
– Когда будешь готова, – прошептала Дорис.
Алисса внесла последние коррективы в свою стойку, осанку и хватку. Встав неподвижно, она громко выдохнула. Дорис открыла дверь.
Атмосфера в зале переменилась. Темнота манила, и Алисса – носительница огненно-красного солнца – вошла внутрь. Дорис наблюдала за ее движением через приоткрытую дверь. В зрительном зале господствовал черный цвет, который поглощал проникающий свет. В тишине раздавался только шелест одеяний, но на полпути к алтарю Алисса возвысила голос в заклинаниях. Ее непроизвольные модуляции вызвали в зале гул и вздохи.
Дорис закрыла дверь и в темноте пробралась за кулисы. Большинство актеров стояли там, наблюдая за выступлением Алиссы. Дорис пробиралась между ними в поисках Евы, которая должна была выйти следующей. Не найдя ее, она направилась в гримерную, которую Ева делила с другими женщинами. Дверь была заперта.
– Ева? – позвала она. – Ты там?
Приглушенный голос ответил: «Да».
– Эту дверь запирать нельзя. Где ты взяла ключ?
Дорис приложила ухо к двери. Она услышала, что внутри происходит какое-то движение.
– Ева? Ты меня слышишь? Твой звонок. Пять минут.
Дорис вернулась за кулисы, но держалась поближе к коридору гримерных и постоянно в него заглядывала. На репетициях Ева всегда выходила на сцену быстро: она любила, чтобы ее костюм был тщательно проверен, и оказывалась наготове задолго до своего выхода. Эта задержка, запертая дверь – все это было для нее не свойственно. Дорис не могла отделаться от мысли, что что-то идет не так.
К этому времени Алисса поднялась на сцену и закрепила фонарь в декорациях. Пол сцены был разделен на три отдельных места действия. Справа находилось внутреннее помещение с небольшим китайским колоритом; слева – внешнее пространство; посередине – нечто похожее на коридор или террасу. Над сценой возвышался помост, на котором находились вывески и реклама на китайском, английском и французском языках, создавая впечатление уличного пейзажа неонового Шанхая. Сверху висела другая конструкция, на панелях которой были изображены облака в восточном стиле; из нее появлялась скамья судьи, как бы подвешенная в воздухе. Таким образом, сцена была разделена на три части и по вертикали: земля, возвышенность, небеса.
Алисса начала подниматься по лестнице помоста к небесам. От песнопений она перешла к речи и произносила один из своих длинных монологов. Одновременно с восхождением снизу вверх загорались горизонтальные ряды шанхайских огней. Это был один из любимых моментов Евы; это было преддверие ее собственного выхода; она никогда не пропускала его.
Дорис снова постучала в дверь гримерки:
– Ева! Ты пропустишь свою реплику!
Дорис постояла несколько мгновений, постукивая ногой, потом побежала за кулисы, проверила сцену, вернулась к двери, стукнула по ней обоими кулаками, снова вернулась за кулисы, попросила замедлить действие на сцене, пожалуйста, не так быстро, потом повернулась, чтобы посмотреть в коридор, и наконец увидела, как к ней в полном облачении идет Ева.
– Ты хотела меня до инфаркта довести? – сказала Дорис, схватив девочку за запястье.
Дорис поставила Еву на исходную позицию. Там у нее было всего несколько секунд, чтобы проверить, правильно ли завязана ее маска и хорошо ли сидит на ней костюм, прежде чем отправить ее на сцену, как обычно, слегка подтолкнув.
Одновременно с этим из-за противоположной кулисы вышел Уильям – актер, играющий взрослую Лисинь. Он и Ева пошли по сцене навстречу друг другу, встретились в центре и обнялись.
Дорис похолодела.
Ева двигалась иначе, чем на репетициях. В руках Уильяма она казалась ниже и стройнее, чем обычно. Ее волосы, видневшиеся между завязками маски, были светлее и лежали на шее выше.
Цвет крови, звук колокольчиков, чувство несдержанности, воспоминания о неудаче, мысли о смерти – все это вдруг сошлось в сознании Дорис воедино: это была вовсе не Ева, это была Айрис.
Айрис и Уильям начали танцевать и петь. Айрис знала движения, она знала слова. Ее голос был сильным, а игра хорошей и легкой. Она не бормотала в маску, не хныкала от жары, не делала пауз, как это делала Ева, а двигалась, шла вперед, не допуская разрывов. Ее переходы от пения к речи были плавными, а ответы – то Уильяму, то Алиссе – чистыми и размеренными. Уильям и Алисса не могли не узнать ее: Айрис почувствовала их потрясение и воспользовалась им.
Это был кошмар.
Дорис бросилась
