Крестики и нолики - Мэлори Блэкмен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тише! Тише! – зашипел я на него. Бросился к верстаку, прибавил звук радио. В новостях сказали такое, что я не мог не обратить внимания.
…ни подтвердить, ни опровергнуть, что его дочь Персефона Мира Хэдли беременна и что она забеременела несколько месяцев назад, когда была похищена злоумышленниками. Мы можем лишь догадываться, что пришлось вытерпеть бедной девушке, пока она находилась в руках мужчин-нулей. Сама Персефона до сих пор отказывается говорить о двух страшных днях в плену: очевидно, воспоминания о них для нее слишком болезненны, слишком ужасны…
– Эй! – Горди смотрел на меня круглыми глазами, и я не понимал, в чем дело, пока не увидел, что радио лежит на полу, разбитое вдребезги: я запустил им в стенку.
– Мне надо уйти.
Я двинулся к выходу.
– Эй! Каллум, куда это ты собрался? – окликнул меня Снейкскин.
– Мне надо отлучиться.
– Еще чего надумал!
– Никуда ты не уйдешь!
– Запросто!
– Выйдешь за дверь – можешь не возвращаться!
Я не остановился.
Глава 109
× Сеффи
Мама сидела рядом со мной в гостиной. Папа мерил комнату шагами.
Я повернулась, посмотрела на Минни тяжелым взглядом и горько процедила:
– Вот и верь тебе.
У нее хотя бы хватило совести смутиться и отвести глаза: посмотреть на меня в ответ она не могла. Я должна была предвидеть, что она не сможет держать язык за зубами. Некоторые секреты такие лакомые, что поди их сохрани. К тому же для нее это был удобный случай поквитаться со мной за все годы, когда я звала ее «Минни» вместо «Минерва». И она наверняка сказала не только маме с папой, но и еще кое-кому, а тот – еще кому-то, а тот еще – и вот уже перед нами страшная тайна, известная всем на свете. И вот-вот все просочится в прессу, это лишь вопрос времени. Может, Минни именно этого и добивалась. Так или иначе, я ей этого не прощу, проживи я хоть пятьсот лет.
– Наша задача, – начал папа, – разобраться с этим как можно быстрее и незаметнее.
– Так будет только лучше, детка. – Мама взяла меня за руку и нежно погладила.
– Мы уже записали тебя в клинику на утро, – сказал папа. – К завтрашнему вечеру все будет позади. Ты больше не будешь беременна, и мы сможем оставить это в прошлом.
– Я понимаю, солнышко, это трудно, но так определенно будет лучше, – поддержала его мама.
– Вы хотите, чтобы я сделала аборт? – спросила я.
– Ну, ты же не хочешь оставлять ребенка, правда? – В мамином голосе звучало удивление. – Ребенка своего похитителя? Незаконнорожденного, чей отец – насильник-пустышка?!
– Естественно, не хочет, – бросил папа. И повернулся ко мне: – Напрасно ты сразу не сказала нам, принцесса. Надо было рассказать, что они с тобой сделали. Мы бы разобрались со всем гораздо раньше и избежали бы домыслов в прессе.
– Я сама отвезу тебя в клинику. – Мама попыталась изобразить улыбку, но не смогла наскрести на нее.
– Поедем все вместе, – сказал папа. – Завтра к этому времени все уже будет кончено.
– Предоставь все нам, – подхватила мама.
– Никто не требует от тебя сейчас самостоятельных решений, ведь в таком состоянии невозможно мыслить рационально, – продолжил папа.
Мама с папой – наконец-то они вместе. Единодушны. Действуют, двигаются, думают как один человек. А все благодаря мне. Я только диву давалась. Вот эти мысли, проносящиеся у меня в голове, – они результат логических рассуждений или плод помутившегося рассудка? Как мне отличить одно от другого?
– Мы все поддержим тебя, милая, – сказал папа. – А когда все останется позади, все вместе поедем куда-нибудь отдохнуть. Ты сможешь забыть о прошлом и вернуться к нормальной жизни. Как и мы все.
Забыть о прошлом… Неужели он и правда так думает? Небольшая операция – и все, моего ребенка больше нет, о нем все забыли? Я смотрела на папу, будто видела его впервые в жизни. Он меня совсем не знает. И от этой мысли мне даже не стало грустно.
– Не поеду я завтра ни в какую клинику, – тихо сказала я.
– Ты не будешь там одна. Мы все поедем…
– Значит, вы будете там одни, потому что я не поеду.
– Прости, что?! – Папа уставился на меня.
Я встала и посмотрела на него в упор:
– Это мой ребенок, и я его оставлю.
– Не дури. – Папа не кричал. Он просто не мог поверить своим ушам. Не мог поверить,
