Ангел - Сергей Демченко

Это не позорно, но любой тяжкий труд предполагает под собою хорошее питание. А им предстоит умирать массами. От голода и хворей. Преждевременной старости от износа организма и тоски. От авитаминоза и пуль грабителей, от разгула травматизма и инфекций, всегда и всюду следующими по пятам массовой гибели населения. Вот что есть истинные последствия вторжения, и это ещё далеко не полный их список. Не кратковременность избиения, ибо пока есть хоть несколько особей расы, она способна возродиться. Дай ей лишь время и предпосылки. А предпосылки будут слишком призрачны, слишком…

Я некоторое время наблюдал за царившим в подвале суетным движением и слушал сердцем его мрачную, тягостную безутешную атмосферу. В моей груди что-то щемило, там поселилось смутное беспокойство, а в голове давно созрело решение, но а я всё размышлял, — стоит ли мне подарить надежду хотя бы этой кучке истерзанных существ? Это сделать я ещё смогу, это в моих силах. Быструю, моментальную надежду. Скорее, спасение. Хотя, возможно, и на очень короткий период… Потому как весьма сомнительно, что им удастся долго удерживать в руках мой, столь щедрый, подарок. Впрочем, если им удастся сделать всё по уму… Меня отчего-то не покидала уверенность, что вечер приятных и полезных сюрпризов для них только начинался.

Я решительно встал и потянулся за торенором. По сути, я совершал этим большой проступок, покушаясь на его силу, но мне было плевать. Я ничем иным не мог сейчас помочь этому миру. Ни накормить его, ни защитить. Даже в погоню за утащившим стороны Печати Роеком ушли простые смертные. За ним кинулся не я, а совершенно посторонние мне люди, что странным образом прониклись к нам быстрой симпатией. А потому… А потому я сделаю для них сегодня хотя бы то, что действительно могу. И пусть этот подарок принесёт им максимум пользы!

Когда я начал вынимать из чехла «секиру», всё помещение замерло и обернулось в мою сторону. Её блеск и размеры не могли не сосредоточить на себе внимания. В мою сторону повернулись даже те, кто до этого дремал или маялся на «приём» к Фогелю. Увидев мои приготовления, Герхард как-то тоскливо и виновато посмотрел на меня поверх очков, а потом, повернувшись к своей «клиентуре», буднично и грустно уведомил всех, кто мог его услышать:

— Я, кажется, не говорил, что перед вами ангел? Так вот, — это именно он. Прошу любить и жаловать. По-моему, он собрался вас немного порадовать волшебной сказкой. — После этого он довольно невежливо, рывком повернул к себе лицо какой-то тётки, сидящей ранее перед ним с открытым ртом, а теперь в том же положении уставившейся на меня круглыми глазами. — Не отвлекайтесь, мадам! Кругом ждут люди…

Чёртов док! Он прочёл решительность моих намерений в моём взоре! Правда, большинство глаз было напитано недоверием. Сказки? В сказки верят в детстве, и относятся к ним благодушно лишь в период благоденствия. К тем, кто провозглашает приходы ангелов, святых угодников и посланцев самого бога обычно относятся с подозрением, втихаря накручивая диск телефона. А в таких вот реалиях — открыто и неприязненно вас назовут придурком раньше, чем вы обоснуете данное вам звание хотя бы первым действием. Хорошо, если ещё не пришибут основательно для того, чтобы не мутил разум и не нарушал и без того гнетущей тишины. Пожалуй, нас с Фогелем эта чаша миновала бы исключительно из уважения к полезным свойствам его аспирина. Что ж, я не собирался устраивать тут конференцию по этому поводу. Я просто выпростал торенор из чехла и повернулся к толпе:

— За мною пока никто не идёт. Ни под каким предлогом. Ждите здесь, — и медленно пошёл в черноту пустующих залов. Туда, где через две комнаты начинался тот самый злосчастный коридор. По-моему, даже если б я усиленно кого-то приглашал, посмотреть на мой торенор в действии вряд ли бы кто сунулся…

…Так что эта, некогда украшенная витиеватой чеканкой из бронзы, словно призванная подчеркнуть прежнее благосостояние владельцев дверь, теперь темнела передо мною густыми бурыми пятнами, что видел я в свете прихваченной и зажжённой в топке «буржуйки» лучины. И в меня никто не стреляет. Мне отчего-то подумалось, что там, внутри, это делать больше некому. Осматриваюсь. Запёкшиеся повсюду лужи и фонтанчики крови. Следы выбитой из стен крупных кусков прочной штукатурки и размеры пулевых отверстий сказали мне, что здесь работали тяжёлые станковые пулемёты. Автоматическая система защиты. Работает от электронно-механического управления, и хотя достаточно слепа, в тесноте замкнутого пространства этот монстр — крайне губительная и страшная вещь… Скоты. Вам совсем не обязательно было это делать… Ваши шестидесяти восьмисантиметровые двери способны сдерживать в этом глубоком подвале с его толстенными стенами не один ядерный удар, так неужели была настоящая необходимость устраивать здесь мясорубку?! Какие скоты…

Чувствуя, как в груди клокочет маленький вулкан, я поднимаю секиру для первого удара. Слышится короткий яростный визг мгновенно ожившей и раскалившейся стали… и её пламенеющий росчерк вспарывает полотно многослойной закалённой брони, словно заточенная до ужасной остроты бритва — сопревшую подушку. Я почти не слышу удара, хотя грохот и скрежет должны стоять неописуемые. Сердце работает ровно и мощно, и мои руки снова и снова поднимают оружие, удельный вес и удар которого на замахе, при той плотности вещества, пошедшего на изготовление торенора, составляют никак не менее пяти, а то и всех семи, тонн. Господь всемогущий, откуда же во мне такие силы?!

…Я рубил треклятую сталь с остервенением помешанного. Коридор, из которого вверх, на выгоревшие этажи уходила широкая и крутая маршевая лестница, давно заливало светом, рванувшимся сквозь прорехи в металле и изоляции, и мне было видно, что за нею — никого. Словно давно никого там не было и нет. Никто не стрелял в меня, и не совершал попыток помешать любым другим способом. Потом в нос мощно ударил какой-то запах, от которого к горлу у нормальных людей обычно подкатывает тошнота…

…Когда я разворотил створки до такого состояния, что сквозь зияющие в них рваные и резаные проёмы, что вырубил я в форме двери, можно было маршем проводить небольшие броневики, из них мне на грудь кинулась визжащая и клокочущая горлом тварь. Ещё не успевая даже сообразить, что делаю, отрываю от себя и разрываю это прыгающее и извергающее потоки слизи и гнили недоразумение преисподней пополам. Потом бессознательно рву что-то попавшее под руки ещё и ещё раз… и к моим ногам покорно опадают подрагивающие тающим холодцом куски перекисшей плоти. Спиною чувствую какое-то движение, и резко оборачиваюсь. Сгрудившись в начале коридора, привлечённый шумом, воплями и треском люд взирает на меня и на склизкие останки дела моих рук с суеверным ужасом. Кого-то вырвало, ещё и ещё…, и топот не одной пары ног будоражит могильную тишину коридора. Куча дерьма у моих ног отчаянно шевелится и смердит, совсем не добавляя картинке идиллии. Мне приходится занести над нею ногу. "Крак!" — сказала удивлённо голова, череп которой держался невесть каким образом за счёт естественного сцепления отдельных сегментов, его составляющих. Соединяющие его силы давно ослабли, и выгнили хрящи и ткани, а потому башка разлетается из-под ноги лопнувшей ягодой винограда, разбрасывая по стенам и в сторону онемевших от подобного зрелища граждан перебродивший, водянистый гнойный кисель мозговой ткани, замешанной на тухлой сукровице. Кто-то истерически заорал, кого-то уже там понесли… Какофония нестройного блеянья мужчин и верещанья бьющихся в падучей женщин нарушается лишь успокаивающее бормотанием Фогеля, пробирающегося сюда сквозь онемевшую толпу:

— Господа, не нужно так пугаться… Я же говорил, что он — не обычный человек… — Завидев это, Герхард бледнеет сам, и едва не падает в обморок. Лишь оперев руку о стену, ему удаётся устоять на ногах.

"Необычный человек", растоптав слизняка, наконец пытается рассмотреть, что же попрала его нога. Если судить по останкам, когда-то это был мужчина небольшого роста и плотного телосложения. О возрасте судить было трудно, — процесс разложения так сильно изменил тело, что определить его годы было затруднительно. Лица в силу понятных причин мне увидеть не дано. Я озадачен. Рядом уже слышится тяжёлое посапывание Чика. По-моему, ему всё равно, — что запах роз, что трупный навоз… Толстокожесть у него на высоте. Парень уже присел на корточки, всмотрелся…

— Знаете, весьма похоже на Спящего. Я читал нечто подобное когда-то. У меня даже были кое-какие собственные мысли о природе такого явления. И теперь, когда я вижу это в реалии, мне кажется, что они не лишены оснований. И вот что мне не нравится в той книге, Аолитт… Там, где эти возникают эти твари, весьма скоро появляются и некие существа. Их там кличут как…

— Сильные. Так и кличут. — Не знаю, что он имел там ввиду, но я закончил фразу за него. Глубины не принадлежащей мне памяти полны и такого рода сведениями. Я никогда не слыхал о таком ранее, и не видал в глаза этих разложившихся, но странным образом живых существ, но словно знаю о них абсолютно всё. Будто вынырнувшая из тумана раскалённая игла пронзает мой разум, вливая в него горячие жидкости нужного знания. Если бы кто только при этом ещё знал, как устал я от этой, чуждой мне памяти и не собой проживаемой жизни…