Владигор и Звезда Перуна - Сергей Махотин

Эпилог

В начале лета вдоль левого берега реки Аракос, полноводной и быстрой, ехали два всадника. Они не разговаривали и, казалось, не слишком спешили. Один из них, молодой и стройный, время от времени доставал из длинного кожаного чехла звучную рифелу, трогал струны, мурлыкал что-то себе под нос и вновь прятал ее в чехол. Второй был много старше первого. Седые его усы свисали к подбородку, он был хмур и выглядел удрученным. Имя его было Малас, и он первым нарушил молчание:

— Зачем ты выпросил свободу для меня? Разве я просил тебя об этом?

— Потому что ты мой отец, — ответил молодой. — И я не хочу, чтобы ты умер так, как Салым. Правда, что он проглотил перстень Рума?

Старый вождь пожал плечами:

— Так говорили. Но умер он не от этого. Его заколол скун, который был предан верховному вождю Руму.

— Бывшему верховному вождю, — поправил его сын.

— Он издох, как свинья, — промолвил Малас, глядя перед собой.

— Ты говоришь про Салыма?

— Про кого же еще! Как умер Рум, я не видел.

— Я видел, — сказал молодой. — Он прыгнул с Вороньей горы и разбился. Вдобавок его придавило рухнувшей стеной.

Некоторое время они опять ехали молча. Потом молодой нарушил молчание:

— Ты по-прежнему ненавидишь меня?

— Я никогда не испытывал к тебе этого чувства, — ответил, помедлив, Малас. — Стыд — да, но не ненависть.

— Стыд?

— А что же ты думал! Я надеялся, что мой сын станет таким же, как я, — гордым, отважным и мудрым вождем. А кем стал ты? Бродячим певцом? Даже от имени моего ты отказался. Мне стыдно было смотреть в глаза другим вождям. Я сказал им, что ты умер, иначе сделался бы в их глазах посмешищем.

— Нет, — покачал головой аскан, — никогда бы я не стал таким, как ты. Ты хотел, чтобы я носил твое имя. Но с именем Маласа люди связывают набеги и грабежи. Это я должен был испытывать стыд, что у меня такой отец.

— Люди! — Малас усмехнулся в седые усы. — Ты называешь людьми дикарей вроде савраматов?

— Да. А также синегорцев и даже берендов, от которых так позорно бежала твоя конница.

Гримаса боли и унижения исказила суровое лицо вождя.

— Если бы не спешка этого жадного и тщеславного толстяка, — прошипел он в усы, — никогда бы я не испытал такого позора…

— Ты так ничего и не понял, отец, — вздохнул аскан. — Ты водил дружбу с головорезами вроде Арана и Салыма, которые готовы были предать тебя в любую минуту. Ты послушно подчинялся Руму, продавшему свою душу силам зла. Ты поднял руку на того, кто в конце концов пощадил тебя. Еще месяц назад здесь был сплошной песок, а в Аракосе не было ни капли влаги. Этверскую пустыню пересекала Змеиная Река, а царица Великой Пустоши готовилась превратить в пустыню весь Поднебесный мир. На что ты надеялся, на что рассчитывал? Царица Морошь и тебя превратила бы в своего раба, и весь наш народ. Напав на Синегорье, ты вольно или невольно помогал ей.

— Дело прошлое, — махнул рукой Малас. — Не нужно поучать меня на старости лет. Я сложил с себя обязанности вождя, чтобы иметь время подумать над своей жизнью. Скажи лучше, правду ли говорят, что ты видел в пустыне Золотой дворец?

— Да, правду. Только он вовсе не золотой.

— Значит, он на самом деле существует!

— Месяц назад еще существовал. А сейчас не знаю.

— Как так?

— Он был воздвигнут с помощью колдовства. А теперь, когда главная колдунья мертва, все ее деяния тоже мертвы. Приедем домой, я все расскажу в подробностях. И спою новые песни, которые у меня появились. — Аскан опять достал рифелу из кожаного чехла и начал перебирать звонкие струны.

— Что это за песня, про которую старики говорили, что она изменит мир? Как песня может изменить мир?

— Эта песня уже спета, — ответил ему сын, — и она действительно изменила мир. Разве ты не заметил? Пришло время петь новую песню. И она почти готова…

Начинались сумерки. Малас вдруг остановил коня и стал пристально всматриваться в глубину Этверской пустыни, по краю которой они ехали.

— Глаза ослабли к старости, — посетовал он. — Посмотри, действительно ли савраматский отряд заметил нас и скачет сюда.

— Это не отряд, это верблюжий караван, — ответил молодой певец.

— Караван? Ты что, смеешься? Отроду савраматы ни с кем не торгуют и убивают всякого, кто вторгается на их пустынную землю.

— Привыкай к тому, что настали другие времена, — улыбнулся аскан.

Караван из четырех верблюдов медленно приближался к ним. Когда они были уже совсем близко, аскан крикнул по-савраматски:

— Откуда и куда путь держите, добрые люди?

— Из Страны Садов в Синегорье, — ответил сидящий на первом верблюде. — Из Фонтанного города в Ладор. Царь Седон послал дары князю Владигору.

— Царя Седона я знаю, — крикнул аскан. — Но что такое Страна Садов? Никогда о такой не слышал.

— Чужеземцы вроде тебя прозвали ее Великая Пустошь. Но теперь пески уходят. Повсюду бьют родники, журчит вода и расцветают сады.

— Мне знаком твой голос, — крикнул аскан. — По-моему, мы встречались. Скажи, тебя зовут Тарг?

— Да, меня зовут Тарг, и мы действительно встречались. Но твоего имени я до их пор не знаю.

Аскан покосился на отца и выкрикнул:

— Мое имя Малас. Малас-младший. Доброго тебе пути, Тарг.

Разойдясь с караваном, отец с сыном вскоре спешились и развели костер, готовясь к ночлегу. Аскан вновь достал свою новую, подаренную князем Синегорья рифелу и тихонько запел:

— Быстрый Аракос засыпан песком,Желтым песком.К отроку движутся змеи ползкомПеред броском.

Мчится на помощь, отважен и скор,Князь Синегорья,Князь Владигор…

В подземном хранилище древних рукописей, что скрыто от посторонних глаз в глубине Ладорского холма, между сундуками важно расхаживал Чуча и обращался то к одному, то к другому подземельщику с укоризной:

— Вы что же думаете, овладеть мудростью ваших предков — пустячное дело? Нет, друзья мои! Придется попотеть. Не каждому открывается смысл древних писаний. Даже я не сразу смог прочесть Клигу пророка Смаггла. О гордыне и самоуверенности пришлось навсегда забыть.

Подземельщики, к которым обращался он, принадлежали к племени железняков, то есть грунов, и их вряд ли можно было уличить в самоуверенности и гордыне. Оба были очень юны и слушали своего наставника с открытыми ртами и покорными взорами. Еще под Вороньей горой они ни на шаг не отходили от носителя священной Книги пророка Смаггла, которую даже их деды считали безвозвратно пропавшей. Когда гора начала рушиться, они оказались среди немногих, кто рискнул выбежать за Чучей в степь. Большинство грунов разбежались по подземным пещерам и коридорам. Многие попадали в Огненную Реку. Родители этих двоих юношей также наверняка погибли под рухнувшей громадой горы. Однако детей своих груны никогда не баловали ни вниманием, ни родительской заботой, ни любовью, и скорбь, которую эти двое испытывали по умершим, не была долгой. Чуча заменил им отцов. Он кормил их, учил грамоте, рассказывал об истории рода подземельщиков, которую уже не многие груны помнили. Страсть к вину стала единственной радостью, которой предавались под Вороньей горой груны, это когда-то дружное и могущественное племя подземельщиков. Поэтому, когда один из молодых учеников отхлебнул из кувшина вина, которое Чуча принес из поварской для себя, Чуча снял ремень и больно высек провинившегося, пригрозив прогнать его с глаз долой. Угроза беднягу устрашила настолько, что он умолял повторить истязание, лишь бы это смягчило гнев почтенного учителя. И вот теперь он сидел на сундуке, боясь пошевелиться, и ждал, когда Чуча кончит свою речь и можно будет встать и размяться.