На арене со львами - Том Уикер

— Хватит, Миллвуд, влазь. Пока, дружище! Ты, верно, заметил, что Миллвуд малость но в себе, но капелька живительного напитка приведет его в норму.

Морган машинально кивнул, он старался ни о чем не думать, но не мог не чувствовать, даже на время не мог. Хотелось спрятаться — не от испуганных, любопытствующих физиономий, от самого себя. Казалось, все бесчестное и подлое, что было в его жизни — ложь, распущенность, падения, несбывшиеся надежды Энн, каждый случай, когда он причинил кому-нибудь боль или ущерб, даже если что-то нечаянно задел рукой или втоптал в землю былинку — все события его жизни предстали сейчас пред ним в туманной пестроте пронизанной солнцем пыли. Но что мне оставалось делать? Морган был уверен, что произнес это вслух.

— Ну, влезай да усаживайся помаленьку,— уговаривал приятеля Зеб Ванс.

Чарли Френч подхватил Миллвуда под локоть с другой стороны.

— Давай, старина,— сказал он.— Зачем понапрасну бить ноги?

Френч оглянулся на Моргана как будто сочувственно. Затем Чарли и Зеб Ванс начали подталкивать Миллвуда к автобусу.

— Ну что, сказал я сукину сыну правду в глаза? — вдруг громко спросил Миллвуд, ни к кому не обращаясь.

Да, конечно. А Моргану показалось, что он и это сказал вслух. Конечно, Миллвуд высказал сукину сыну правду. Но он уже сам понял, что вслух ничего не сказал, ни словечка.

— Похоже, старый хрен тебя не очень жалует,— сказал Адам Локлир, когда закрылась дверь автобуса.

— Был такой Бадди Пруден.— Моргану стоило только заговорить, и слова так и посыпались.— В минувшие времена — правая рука Зеба Ванса. Мне кто-то проговорился про него, я чуть копнул и откопал кой-какой матерьяльчик. Насколько я мог выяснить, Бадди действовал не в одиночку. Использовал служебное положение, фамилии сенаторов, личные их бланки и бланки Зеба Ванса в том числе. Устраивал в комиссии по делам связи какие-то махинации, брал ссуды в управлении по делам мелких предпринимателей, ну и прочее. Я тиснул этот материал, после чего Бадди с компанией отправились за решетку. Зеб Ванс взял всю ответственность на себя и ушел в отставку.

— Чудовищная история,— сказал Гласс.

— Обязанности свободной прессы,— певуче провозгласил Кэрли Лейтон,— не всегда приятны. Впрочем, должен сказать, со мной ваша газетная братия обходилась весьма милостиво.

— Кэрли, вы автобус прозевали,— сказал Морган. Автобус уже сползал вниз по склону.

— Что ж, пешком пройтись только полезно. И кроме того, я с удовольствием вспомню прошлое, все свои труды на поприще высокой политики.

Морган рассеянно кивнул.

— Но уверен, что я мог бы в то время поступить иначе. Зеб Ванс всегда считал, что это клевета, возможно, потому, что мою статью напечатали буквально накануне того дня, как он снова выставил свою кандидатуру. Он утверждал, что если б я изложил ему все факты прежде, чем отдать их в газету, он обязательно доказал бы мне, что на Бадди возвели напраслину или втянули его в эти дела без его ведома. Говорил ли Зеб все это искренне, я никогда не мог понять, только знал, что с Бадди они приятели и Зеб Ванс отстаивает своего.

— Чудовищная история,— повторил Гласс.

— Бадди отсидел всего несколько месяцев. Но тюрьма его сломила, он вернулся совсем другим. Несколько лет назад он умер.— Морган начал спускаться с холма, остальные молча двинулись следом.— А статья была премирована, как лучшая журналистская работа. Мало того, мне предложили место в Вашингтоне. Можно сказать, с тех пор я и встал на ноги. Поистине чудовищная история.

Они спускались по склону все ниже. А вот я не знаю, правда это или нет, думал Морган; и не знаю, лгал ли Лонни Тобин, и пытался ли Хант Андерсон продать душу Данну, и вообще ничего не знаю наверняка. Он украдкой оглянулся: у вершины холма, на фоне красного солнечного диска виднелись рабочие, которые лопатами засыпали могилу. Морган остановился и стал смотреть; остановились и другие и тоже стали смотреть на рабочих. Те, длинными черточками чернея против солнца, двигались безостановочно; Моргану показалось, что он слышит, как стучат о крышку гроба комья земли.

Адам, который не спускал с него взгляда, тихо сказал:

— А я вот думаю, не зря ли я его тогда оставил. Иногда мне кажется, что, когда он выставил свою кандидатуру в президенты, надо было продолжать с ним работать. Я был против, но все время интересовался, как идут его дела, не могу ли я чем-нибудь ему помочь, и почему все обернулось так скверно, хотя начиналось так хорошо. Может, если б я его не бросил…

— Ну, это вряд ли,— сказал Морган.— Не обижайся, но было такое, чего даже ты не мог для него сделать. И никто не мог бы. Ему просто надо было самому с собой справиться.

— Я, возможно, хоть понял бы, что же случилось.

— Тоже вряд ли,— сказал Морган.— Боюсь, никто и никогда этого не поймет.

СЫН СТАРОГО ЗУБРА V

— Вообще на свете чертова пропасть вещей, понятных лишь немногим,— сказал Морган, продолжая спускаться с холма. Ему казалось, голос его преодолевает тьму и глухой и мерный стук земляных комьев, который словно бы доносился даже сюда. Главное все время говорить, подумал он, тогда никто не услышит, как стучат комья.

— Ну вот, к примеру, Кэрли — на него поглядишь, можно подумать, он всю жизнь рекламировал шампунь по телевидению. А на самом деле, по-моему, Кэрли, если он разрешит мне высказаться, лучший губернатор из всех, каких я знал, а уж их я знавал больше, чем достаточно.

— Готов дать голову на отсечение…— Кэрли, казалось, был польщен.— …Это вы верно сказали.

— Не ахти какая похвала, конечно, если вспомнить, что большей частью представляют собой губернаторы, к тому же, может быть, вчерашний политик значит ничуть не больше, чем вчерашняя газета; мы так стремительно мчимся по главной магистрали жизни, что оглядываться, пожалуй, даже смысла нет.

Морган, собственно, разговаривал сам с собой; он старался не думать о том, как засыпают могилу, о Зебе Вансе, о Миллвуде, о Бобби, о том страшном, что он боялся узнать о себе, о стремительно убегающих годах своей жизни.

— И все-таки все мы оглядываемся, верно? Все мы пытаемся сообразить, как же мы пришли к тому, к чему пришли. Вот перед вами старина Кэрли, ни на день не постаревший, выглядит в точности так, как во время съезда, хотя еще задолго до того мне рассказывали, что Кэрли по привычке носит гетры и фрак, и даже ходили сплетни, что, мол, длинные волосы он отпустил для того, чтобы спрятать бородавку на шее… впрочем, к чему было тогда носить фрак?

— Я всегда им говорил — разгадка лишь одна,— сияя, пророкотал Кэрли.— Фраки — это стиль, который я для себя выработал и которого придерживался много лет.— У старины Кэрли было одно твердое убеждение — избирателя надо развлекать.

Так считал и Зеб Ванс, подумал Морган, но тут же отогнал непрошеное воспоминание и сказал:

— Вы, как всегда, заметаете следы. Друзья мои, сам Кэрли вам ничего не станет объяснять, но суть дела в том, что развлекать он их, конечно, развлекал, а политику свою строил так: одну половину пирога отдавал финансовым воротилам, а другую приберегал на нужды штата. Кэрли повышал налог на распродажи по сниженным ценам и налагал запрет на законопроект о подоходном налоге, потому что этого требовал капитал в его штате, весьма солидный капитал. Он вносил изменения в банковское законодательство, с тем чтобы банки крупных городов получили возможность открыть в маленьких городках филиалы. Это он тоже делал в интересах капитала. По его расчетам, так и набиралась половина пирога, тут он ставил точку и выдвигал совсем иные законопроекты. Ассигнования на школы повышались в полтора раза, утверждалась новая система медицинского обслуживания сельских районов, где жители не имели средств для постройки больниц, создавались профессиональные училища для людей, не получивших специальной подготовки, и полномочная комиссия по защите гражданских прав. Это и был второй вид вложения капитала. Никаких революций, как видите, старина Кэрли в своем штате но затевал и никого не пугал. Это было не в его стиле.

— Ни в коем случае,— с живостью подтвердил Кэрли,— ибо, ухлопав на изощренную политику всю свою долгую жизнь, я усвоил, джентльмены, что наши толстосумы смертельно боятся лишь одного — ограничения прибылей, или, как выражаются на модных нынче экономических курсах, перераспределения доходов. И выходит, если практикующий политик не исповедует этой заморской идеи или, мало того, дает возможность денежным мешкам унести с собой в могилу несколько лишних банкнот, то, уверяю вас, джентльмены, никто не помешает ему провести в жизнь весьма уморенную социальную программу. У этой шушеры, по чести говоря, не хватает ума смекнуть что к чему.

— Это социальная, весьма умеренная, по его словам, программа и объединила его с Андерсоном,— сказал Морган.— Он то вас понимал.

Кэрли встряхнул густой гривой волос.