Пастырь добрый - Попова Александровна

-  И весь доход, соответственно, в конгрегатскую казну...

-  Да Бог с ним, - легкомысленно отмахнулся Курт. - Невелика потеря. Тебе назначено собственное содержание, я уже почти в первом ранге; Дитрих на жалованье второго содержал жену и дом, а я при моих запросах буду сыром в масле кататься. Мне - много ли надо?

-  Вот жители-то счастливы, - хмыкнул подопечный сочувственно. - Воображаю их лица, когда им сообщили эту радостную новость. «Ваш владетель - инквизитор». У половины - сердечный приступ.

-  Временами это бесит, - уже серьезно отозвался он. - Уж с десяток лет выворачиваемся наизнанку - что им еще надо? Работаем как должно, расследуем справедливо, никого не трогаем...

-  «Пшел вон», «Святая Инквизиция, прочь с дороги» и «я сказал, молчать» - вряд ли способствуют установлению доброго отношения к Конгрегации, - заметил тот наставительно. - Брось, Курт; ты ждал, что тебе всякий встречный руки целовать станет?.. Знаешь, мне сегодня приснился кошмар - с твоим участием. На площади были разложены угли, над ними на вертеле висел Бернхард с яблоком в зубах, а ты, поворачивая этот вертел, поливал его стекающим жиром и приговаривал - «Adaequato, bene adaequato[229]»... В умах людских нечто подобное и возникает в голове при слове «инквизитор».

На усмешку подопечного он не ответил, лишь покривился, и минуту оба шли молча, прислушиваясь к тому, как с площади у церкви святой Агнессы доносится постукивание молотков - на возведение помоста бюргермайстер, невзирая на то, что сие его обязанностью не было, и выделил приличную сумму, и нанял мастеров. Керн, понимая, какое удовлетворение Хальтер находит в этих заботах, ему не препятствовал...

-  В беседе с отцом Бенедиктом, - заговорил Курт уже серьезно, - я обмолвился, что желаю подать еще одно прошение о твоем освобождении от нашей опеки...

-  Знаю, - отозвался тот и, перехватив вопросительный взгляд, вздохнул. - Я ведь тоже с ним говорил... или, точнее, он говорил со мною.

-  И - тебе было сказано то же, что мне?

-  Судя по всему, да. Я свободен и могу валить на все четыре стороны.

-  Ну, и хорошо, - пожал плечами Курт, - все равно ты у нас не прижился.

-  Да брось ты, - хмыкнул тот снисходительно. - Мы отлично сработались в паре, и мы оба это понимаем; да и кто еще сможет тебя терпеть... Кроме того, он был прав, этот Крюгер. Не умею я жить просто так, а, как показала практика, ничего иного, кроме службы в Конгрегации, у меня должным образом не выходит. Сказал тебе отец Бенедикт, какой мне предлагается выбор?

-  Сказал... Неужто ты впрямь на такое пойдешь? Так мечтал о свободной жизни - и снова решишься в неволю?

-  Так ведь на сей раз - по собственному произволению.

-  Странная тварь человек, верно сказал Дитрих, - вздохнул он, и Бруно помрачнел.

-  Вот тебе еще одна причина. После всего, что я узнал, что увидел, после всего, что было - неужели ты думаешь, что я смогу просто отойти в сторонку и продолжить жить как ни в чем не бывало? Что смогу обитать где-нибудь в свое удовольствие, словно в мире все по-прежнему, как было для меня пару лет назад? Я могу что-то сделать; не мог бы - отец Бенедикт не предлагал бы мне остаться, а значит, это что-то сделать должен.

-  Гляди-ка, - заметил он почти всерьез, - чувство ответственности - штука, оказывается, заразная... Но ты понимаешь, что это означает? Больше шанса тебе не дадут, и если через все те же пару лет ты вдруг захочешь все бросить - так просто это уже не выйдет.

-  Навряд ли захочу, - невесело усмехнулся подопечный. - Жаловаться буду, нудить, брюзжать, но бросить - не выйдет не только потому, что не отпустят. Не смогу - сам. Отец Бенедикт сказал, что год я должен посвятить обучению, дабы должность помощника хоть как-то отвечала действительности; что ж, пусть так. Даже интересно...

-  Не меня одного будут гонять по плацу, - отметил Курт. - Это греет душу. Когда еще кому-то плохо, собственные мучения уже кажутся вполовину меньше. А сказал он тебе, на какой срок ты попадаешь в эту упряжь? Может, ты попросту не в курсе...

-  Нет, я в курсе. До конца срока твоей службы. Ну, если тебя не шлепнут раньше. Тогда я волен пересмотреть свое решение.

-  Возьми на заметку, - посоветовал Курт наставительно. - Если захочется уйти - просто подсыпь мне яду в пиво.

-  Дорого, - отозвался тот, поморщась. - Лучше я снова дам тебе кувшином по черепу. Или расскажу отцу Бенедикту, как ты намеревался вызвать Христа в Друденхаус - и он сам тебя прибьет.

Курт промолчал, застопорившись вдруг, и подопечный, проследив его взгляд, остановился тоже. Впереди, всего в десяти шагах от строящегося помоста, двое мальчишек раскручивали веревку, напевая какую-то считалку, а третий сосредоточенно поджимал ноги, перепрыгивая через веревочную дугу.

-  Как мило, - покривился Бруно. - Наглядный пример изменчивости и вечности жизни...

-  Ты слышишь, что они поют? - напряженно проговорил Курт, и тот ахнул:

-  Неужто ересь какую?

Мгновение он стоял на месте молча, а потом решительно зашагал вперед; стоящий к нему лицом мальчишка отступил назад, прыгающий запутался в веревке, и третий, не успев выпустить ее, налетел на приятеля, едва не сбив на мостовую. О том, пугают ли им непослушных детей в Кельне, Курт подумал мельком, ухватив падающего за шиворот и рывком установив на ноги.

-  Мы ничего такого не делали, - предупредил один из мальчишек, медленно отступая назад. - Здесь просто места больше, сейчас на улицах тесно...

-  Стоять, - потребовал он, повысив голос, когда тот отошел уже на приличное расстояние, явно готовясь дать стрекача. - Скачите вы хоть по кладбищу, - пояснил Курт раздраженно, - мне все равно... Что это за песенка такая?

-  Считалка... - растерянно и опасливо пояснил мальчишка. - Чтоб прыгать удобнее...

-  Слова, - пояснил он. - Повтори, что ты говорил сейчас.

-  Fünf, sechs, sieben, тихо под речною зыбью...

Бруно за спиной втянул воздух, едва им не подавившись, и мальчишки втиснули головы в плечи.

-  А что? - уточнил нерешительно один. - Ничего такого нет, майстер инквизитор, это просто считалка...

-  Скажи целиком, - попросил он уже чуть тише и, когда те переглянулись, осторожно подмигивая друг другу, попытался сбавить тон еще: - Я вас ни в чем не обвиняю. Просто скажите слова.

-  Eins, zwei, выбирай, кто-то в ад, а кто-то в рай... Drei, fier, Фридрих всех зовет на пир...

-  До конца, - потребовал Курт, когда мальчик запнулся.

-  Fünf, sechs, sieben, - настороженно выговорил тот. - Тихо под речною зыбью... acht, neun, zehn, прыжок! слушай дудочку, дружок...

-  Вы сами придумали? - уточнил он и, увидев напряжение в глазах, повторил: - Я ни в чем вас не буду обвинять, ясно?.. Так что же? Вы придумали ее сами?

-  Нет... - проронил все тот же мальчишка. - Просто услышали...

-  Где?

-  Ну, как - где... у других... Да ее все знают. Ну, наверно, придумал кто-то, это понятно, только я не знаю, кто. Просто... просто все ее знают, и все.

Несколько секунд он стоял неподвижно, глядя в мостовую под ногами, а потом молча двинулся прочь, через площадь мимо возводящегося помоста.

-  Что все это значит? - догнав его, спросил подопечный чуть слышно и, не дождавшись ответа, встряхнул за рукав: - Эй! Какого черта!

-  Он пытается вернуться, - пояснил Курт тихо. - На сей раз сам. Своими силами. И когда это удастся, совладать с ним будет куда сложнее...

-  «Он»? - уточнил Бруно. - То есть - Крюгер?.. Я не понял; мы ведь, кажется, уничтожили его? Ты же говорил - мы его уничтожили!

-  Я такого не говорил, - все так же тихо возразил он. - Я сказал, что Фридрих Крюгер изгнан, я не утверждал, что - уничтожен. Оставшись без тела и артефакта, он возвратился туда, откуда пришел, и там никто не сумеет помешать ему копить силы, чтобы снова явиться в мир живых.

-  Не понимаю... - растерянно произнес тот. - И ты знал это, знал, что он может вернуться, когда...

-  Когда убивал Дитриха? - договорил Курт за него. - Да, знал. Что это не навечно - знал.

-  Но ты ведь говорил - его стихия вода, и огонь...

-  ... уничтожил флейту и преградил ему путь. Да. Этот путь. Сейчас преградил. Вода... Вода - стихия Хаоса; попроси отца Бенедикта рассказать тебе о нем подробнее, когда твое обучение начнется. Стихия Хаоса, в котором он нашел себе покровителя; вот только в отличие от Бернхарда, Крысолов не слился с ним, не утратил личности, не забыл себя и всего того, чему научился в жизни, а научился он многому. И не только вызывать дождь или топить крыс в реке, и его практика связана не только с использованием именно этого элемента. Подумай сам - будь лишь вода его союзником, только вода - какую работу он избрал бы себе, обосновавшись в Хамельне? Водоноса или мельника, или еще чего-либо в том же роде, а он...

-  ... был углежогом, - докончил Бруно упавшим голосом. - Значит, и огонь тоже... значит, этим самым огнем мы просто-напросто освободили его от грядущего подчинения Бернхарду, который его призвал... и все? Мы его просто освободили?