Долгая дорога домой - Пол Андерсон

Вечером состоялся пир; вся деревня собралась в украшенной столовой, чтобы насладиться прекрасно приготовленной едой и игрой музыкантов. Глава поселка произнес милосердно короткую речь на тему «протянутых-через-космос-рук», и Эвери ответил ему в том же духе. Лоренцен тщательно изображал скуку, словно не понимал ни слова. Однако внутренне он места себе не находил от тревоги. Фарс продолжался на протяжении всего дня. Рорваны задавали Эвери ожидаемые вопросы – про его расу, ее историю, науку, верования, намерения… Это не противоречило догадкам астронома, человек в любом случае вызывал у инопланетян понятное любопытство. Но к чему эта торжественная болтовня, которую, предположительно, понимал только Эвери? Не делалось ли это ради него, Лоренцена? Не предупредил ли Эвери пришельцев, что астроном мог знать больше, чем показывал? И если так, о чем из того, что знал Лоренцен, знал Эвери?

С каждой минутой становилось все хуже: вопросы внутри вопросов. И как ему поступить, как поступить? Лоренцен окинул взглядом длинный яркий стол. Рорваны приоделись, их наряды были варварскими цветными всплесками рядом с потрепанной, грязной серостью человеческого походного облачения; ряд за рядом, лицо за лицом, подвижные, улыбчивые и непроницаемые. Что крылось за этими золотистыми глазами? Сидел ли он за одним столом с подлинными хозяевами вселенной? Самопровозглашенными богами, притворявшимися скромными крестьянами и солдатами? Когда рорваны улыбались, становились видны их длинные клыки.

Наконец, после долгих часов вежливого кошмара, мероприятие завершилось. Лоренцен встал из-за стола, покрытый потом, его руки дрожали. Эвери кинул на него взгляд, полный сочувствия, но о чем он думал? Господь Всемогущий, он вообще был человеком? Пластическая хирургия, синтетические имплантаты – что крылось за вежливой маской круглого лица Эвери?

– Ты плохо выглядишь, Джон, – сказал психмен.

– Я… сильно устал, – промямлил Лоренцен. – Хороший ночной сон все исправит. – Он демонстративно зевнул.

– Да, конечно. День выдался длинный. Побрели в сторону кровати.

Собравшиеся инопланетяне разошлись тихо бормочущими, мягко ступающими группками. Почетный караул – был ли это просто караул? – вскинул оружие на плечи и зашагал позади людей к их жилищу. Им выделили две соседние квартиры, и Эвери сам предложил, чтобы Лоренцен и Гуммус-лугиль заняли одну, в то время как оставшиеся трое землян займут вторую. Если им придется провести здесь несколько дней, это был тактичный способ предотвратить стычку между турком и фон Остеном, но…

– Спокойной ночи, парни… Увидимся утром… Доброй ночи…

Лоренцен задернул занавеску, отделявшую квартиру от улицы. Внутри жилище представляло собой голую пещеру, озаренную холодным светом потолочных флуоресцентных ламп. Воцарилась непривычная тишина, этот поселок не походил на человеческие города с их беспокойной жизнью. Гуммус-лугиль заметил на столе бутылку и с довольной ухмылкой потянулся к ней.

– Их вино… как мило, я не откажусь от стаканчика на ночь.

Он вытащил пробку с тихим хлопком.

– Дай сюда. Мне срочно нужно выпить. – Лоренцен уже поднес бутылку к губам, когда вспомнил. – Нет!

– А? – Гуммус-лугиль моргнул узкими черными глазами. – Ладно, давай ее сюда.

– Господи, нет! – Лоренцен со стуком поставил бутылку. – Оно может быть отравлено.

– А? – повторил инженер. – Джон, с тобой все в порядке?

– Да. – Лоренцен слышал, как стучат его собственные зубы. Он взял себя в руки и сделал долгий, судорожный вдох. – Послушай, Кемаль. Я надеялся, что мы останемся одни. Я хочу… кое-что тебе рассказать.

Гуммус-лугиль провел рукой по жестким темным волосам. Его лицо застыло, однако глаза смотрели внимательно.

– Конечно. Выкладывай.

– Я буду говорить, а ты проверь свой пистолет и винтовку, – сказал Лоренцен. – Убедись, что они заряжены.

– Заряжены. Но в чем… – Гуммус-лугиль смотрел, как Лоренцен откидывает занавеску и выглядывает на улицу. Она была пустой, безжизненной и молчаливой в холодном электрическом сиянии. Ничто не шевелилось, не было ни звука, ни движения, словно деревня спала. Но где-то должны были бодрствовать разумы, продолжавшие думать. – Послушай, Джон, давай Эд тебя осмотрит.

– Я не болен! – Стремительно развернувшись, Лоренцен схватил турка руками за плечи и толкнул на кровать с силой, о наличии которой и не догадывался. – Проклятье, просто выслушай меня. А потом решай, рехнулся ли я или мы действительно попали в ловушку – ту же, в которую угодил «Да Гама»!

Гуммус-лугиль не пошевелился, но его рот внезапно сжался в узкую линию.

– Говори, – очень тихо произнес он.

– Ладно. Тебе ничего не показалось необычным в этих… рорванах? Ты не заметил в них чего-то странного, за все время, что мы их знаем?

– Ну… ну да, но нельзя ожидать, чтобы не-люди вели себя как…

– Верно, верно, на каждый наш вопрос всегда находился ответ. – Лоренцен расхаживал по пещере, его кулаки сжимались и разжимались. Как ни странно, сейчас он не заикался. – Но вспомни все эти вопросы. Подумай о том, как это странно. Группа рорванов, путешествуя пешком по огромной пустынной равнине, случайно встречает нас. Маловероятно, не так ли? Они – доминирующая раса, разумная раса, они млекопитающие, единственные на этой планете. У эволюционного биолога это вызовет удивление. Они живут под землей, и у них нет сельского хозяйства, такое впечатление, что они вообще не используют поверхность, если не считать охоты и сбора растений. Нам сказали, у них есть нравственные нормы – но, черт побери, нравственным нормам не выжить, если в них нет смысла, а они бессмысленны. Наши проводники не могут опознать ядовитую ящерицу, которая, вероятно, широко распространена в этих местах и определенно представляет для них угрозу; даже если они сами ни разу с ней не сталкивались, они должны были о ней слышать, как любой американец слышал про кобру. Хуже того, их застает врасплох приливная волна, и один из них гибнет – в шестидесяти километрах от собственного дома! Они о ней даже не догадывались! Говорю тебе, рорваны – фальшивка! Они играют в игру! Они такие же местные, как и мы!

Воцарилась тишина. Она была настолько глубокой, что Лоренцен слышал далекое гудение деревенской электростанции. Затем его сердце заколотилось с такой силой, что заглушило все, кроме слов Гуммус-лугиля:

– Господи боже! Если ты прав…

– Говори тише! Конечно, я прав! Это единственная картина, в которую укладываются все факты. И которая объясняет, почему мы так долго шли в это место. Нужно было сперва его построить! А когда на встречу с нами явятся «ученые» и «члены правительства» – они прибудут с рорванского космического корабля!

Гуммус-лугиль покачал головой, медленно, изумленно.

– Я никогда не думал…

– Да. Нас гнали на всех парах, подсовывая правдоподобные, уместные объяснения всякий раз, когда мы останавливались, чтобы задать вопрос. Фальшивый языковой барьер весьма этому поспособствовал; мы