Буран, Тайга и Асмодей. Всадники - Денис Чистяков

Именно он убедил ее в том, что мы оказались в ее мире из-за ошибки в порталах и рассказал о том, что дисков с игрой в моем мире много. Я не стал отвечать повторно на те вопросы, ответ на которые дал в прошлом послании, и уделял внимание только тем, на которые не подумал ответить. Она спрашивала, сколько игроков пришли в ее мир, почему я выбрал ее имя, когда оказался в игре, и задала несколько вопросов про Амерона, с которым встретилась впервые. Не знаю, что он ей наплел, в подробности она не вдавалась, но теперь ее серьезно занимал вопрос, не являемся ли мы Всадниками. Андрей ей честно сказал, что не знает, и я тоже не стал врать, повторив ответ Андрея. Из послания я узнал подробности о первом выходе Санрайз из квартиры и сразу, чтобы не забыть, ответил на ее вопросы про соседей. Она просила нарисовать ей карту моего мира, не знаю зачем, но опасаюсь, что она планирует прогуляться по нему… Теперь я знал, что это возможно и решил отложить этот вопрос на потом. Так же, благодаря Санрайз, я узнал, что сучка Вероника наксистронг, о чем вроде как упоминал Рыжик. Я долго не мог сосредоточиться на ответе и просто перечитывал письмо раз за разом, воображая себе Санрайз. Мне нравилось ощущение, что каждый мой ответ на ее вопрос будто бы рушит стену между нами, но ответы давались не просто.

Времени оставалось в обрез, судя по пыли, все больше заполнявшей город, поэтому я взялся написать о том, что произошло с того момента, как я вернулся в игру. Я надеялся, что больше между нами не будет вопросов, и мы сможем общаться без длинного перечня загадок друг для друга. Теперь, после послания, оставленного дома, я мог писать откровенней, чем прежде. С одной стороны, так было легче, ведь мне не нужно было ничего сочинять, но с другой, теперь многое приходилось объяснять. Я бы хотел просто поговорить с ней, так же как Андрей, Пиксель или остальные. Мне самому захотелось больше рассказать ей о своем мире, о том, как я перебирался из Казани в Питер, о том, что это было почти так же не просто, как на лошади. Я думал о своем мире, своей жизни и писал, как автор, подхваченный вдохновением, как захмелевший от чувств герой романа. До Онегина мне было далеко, да и французским я не владел, но мысли о Санрайз удивительным образом наполняли меня поэзией. Такое уже случалось, сразу после битвы в Кельморне, но тогда я все еще был заложником лжи и боялся говорить правду, скрываясь за двусмысленными намеками, которые раздражали меня самого. То послание я разорвал и пустил по ветру, но это… Моя рука дрогнула. Казалось, я сочиняю бомбу – одно не осторожное слово, и я все испорчу… Прочтя его, Санрайз вспыхнет, поняв что-то не так, как я задумывал. Я проговаривал про себя каждое слово, а после брался перечитывать написанное. Как водится, в такие моменты, все написанное показалось мне бредом, корявой исповедью школьника. Проклятье, о чем я думаю?! Я снова потянулся к пергаменту, чтобы разорвать его, но услышал звон шпор и заметил, что к стене идет Кеол со своей охраной. Вздохнув, я оперся спиной о стену алькова, почти полностью скрывшись в нем.

– Дурак ты Димка, – Шепнул сам себе.

Угораздило так попасться! Я ведь даже не встречал ее никогда, кроме как во сне! Все, что знаю о ней, это ее послания и то, что рассказывают друзья. И все же… Ох, для века более чувственного, того самого из которого приперлись Онегин с Татьяной, моя история была бы вполне обычной: любовь по переписке между людьми, которые никак не могут встретиться и находят только следы присутствия друг друга. Вот только речь шла лишь о моих чувствах… Я устало потер глаза и свернул недописанное послание, спрятав его за корсаж. На какое-то мгновение я снова присмотрелся к рукам Санрайз, которые сейчас принадлежали мне, как и все ее тело.

– Да уж, господа классики, вы бы сумели состряпать из этой истории шикарную поэму. А у меня не выходит…

Помянув свою ссору с Вероникой, я решил, что окончательно размяк и мне надо срочно реабилитироваться. С этой светлой мыслью, я поднялся и направился назад на стену. Во мне возникло острое желание отомстить маршакри, рвать и метать. Заодно и Веронике показать у кого тут самые большие яйца. И напомнить себе о том, что они у меня все-таки есть…

Оказалось, наверху меня уже ждали. Вероника явно хотела что-то сказать, но под суровым взглядом Дарлиса промолчала, пожав плечами.

– Миледи, все хорошо? – Спросил Кеол, тут же подскочив ко мне на встречу.

– Все зашибись! – Бодро ответил я, схватив со стола какой-то сухофрукт.

Кеол явно не понял, но сделал вид, что понял. Дерзольда и Лергоса он оставил у ворот, оставшись только с четырьмя телохранителями. Сам он тоже выглядел бодро, словно наконец-то дождался войны и сможет, наконец, посрубать кому-нибудь головы. В общем, мы с ним оказались на одной волне.

– Скоро мы отсюда выберемся, – Пообещал он.

В этот момент к нам на стену притащили немного снеди и вина. Вопреки моим ожиданиям, Кеол к вину не притронулся и робко подошел ко мне с Рыжиком. Мага он ловко отвадил своим многозначительным взглядом, и Рыжик покорно переместился к столику с едой. Я предвидел новый непростой разговор. Король оперся на стену, рядом со мной:

– Хотел бы еще раз попросить прощения, за то, что втянул вас в это.

По поводу предстоящей войны я обиды на короля не испытывал, прекрасно сознавая, что это козни игры, а не конкретного бота. А о глубине обиды Санрайз я не мог знать, потому просто промолчал.

– И за тот поцелуй… Я знаю, вы хотели, чтобы я оставил вас в покое…, но это выше моих сил. Только ваше прощение позволит мне оставить вас.

Хорошо мужик устроился! Надо мотать на ус эти романтические маневры, испытаю потом на девушках в своем мире.

– Тогда я прощаю вас, – Как-то почти неосознанно ответил я.

Кеол, поджав губы, кивнул, глядя на приближающуюся бурю:

– Я наломал дров и теперь мне предстоит искупать грехи не только перед вами, но и перед всем моим народом. Не откажите в последней милости, составьте мне компанию у ворот Анасмера.

Мне совершенно не хотелось идти туда,