Тучи сгущаются - Лориана Рава

-- Я и не надеялся переубедить тебя за один раз. А сейчас ты, наверное, устал меня слушать, и тебе надо подкрепиться. Пошли ко мне в комнату.

В комнате был уже накрыт стол, и за ним с голодными глазами сидели Прекрасная Лилия и трое юношей. Видно было, что приняться за трапезу без хозяина они не решались. Кипу представил их -- это были Золотой Подсолнух, Черношеий Лебедь и Моро.

-- Ну и долго же вы! -- сказал Прекрасная Лилия. -- Мы уже тут от голода умираем. Хотя если бы не Золотой Подсолнух, -- она указала на юношу рядом, -- который меня удерживал, я уже съела бы половину мясной нарезки.

-- Лилия, ты же знаешь, что есть заранее нехорошо, -- ответил Золотой Подсолнух.

-- Хоть ты и из чужих земель, но, похоже, ты бОльший тавантисуец, чем многие тавантисуйцы, -- сказал Моро.

-- А разве это плохо? -- спросил Золотой Подсолнух.

-- Не то чтобы плохо, но это немного смешно, -- ответил за него Черношеий Лебедь.

В ответ Золотой Подсолнух лишь пожал плечами.

Бертран тем временем всмотрелся в юношу. Вроде он не сильно отличался от других, разве что ниже ростом и как-то мельче. Во всяком случае, это точно был индеец, а не беглый белый. Не мог же он так натурально накраситься!

Поколебавшись, Бертран спросил напрямую:

-- Скажи мне, Золотой Подсолнух, а ты и в самом деле чужеземец?

-- Не совсем. Мои родители родом из Тавантисуйю, я сам родился уже в Испании, но вернулся на родину. Хотя на первых порах я и в самом деле чувствовал себя чужеземцем.

-- Скажи мне, ты христианин?

-- Нет. Но раньше я был христианином.

-- Я понимаю тебя, -- сказал Бертран, принимаясь за еду, -- католицизм действительно извратил чистое начало Христовой Вести. Но не хочешь ли ты ознакомиться с моей верой?

-- Я с ней знаком, -- ответил юноша, -- она ни в чём не лучше католической, а кое в чём даже и похуже. Всё христианство просто пропитано идеей превосходства христианских народов и их образа жизни над всеми остальными. Но ведь это ложь! Тавантисуйцы ничем не уступают европейцам, и если бы европейцы отринули свою гордыню и припали бы к источникам тавантисуйской мудрости, как изменился бы мир!

-- Однако, да простят меня многоуважаемые господа, -- сказал Бертран, отдавая должное мясной нарезке, -- но никакой особенной мудрости в Тавантисуйю я не заметил. Я виду только, что тут сначала запретили вести самостоятельное хозяйство, вещь, до которой даже азиатские деспоты не додумались, а потом стали всячески выкручиваться с тем, как без этого обойтись. По мне, всё это также глупо, как варёные семена в землю сажать!

-- Ну, варёные семена в самом деле не всходят, -- возразил Кипу, -- а наша страна процветает! Я же только рассказала тебе, каких высот мы достигли!

-- Ну, это мелочь по сравнению с тем, чего достигли европейцы. А вы даже порох не изобрели!

-- Дался вам, европейцам, этот порох! -- сказал Черношеий Лебедь. -- Изобрёл его кто-то один, а все европейцы им так гордятся, точно это они лично постарались.

-- Да, пожалуй, дело не в порохе, -- согласился Бертран. -- Дело в самом строе жизни. Когда я готовился ехать сюда, я читал трактаты Идущего- в-Брод-через- Туман, и мне кажется, что он верно схватил суть вашей Империи: у вас любой человек ? именно средство, а не цель. Он может быть сколь угодно умён и талантлив, но Империя признаёт только такие ум и талант, которые их обладатель способен отдать ей на службу. А если их обладатель этого не захочет, то Империя топчет его.

-- А что такого плохого в том, чтобы направлять свой талант на службу государству? -- спросил Кипу. -- Вот я преподаю студентам, пишу трактаты, и мне приятно, что всё это приносит пользу государству.

-- Но свободолюбивому человеку служить вашей Тирании тошно!

-- Но почему? Мне бы наоборот, было бы тошно служить какому-либо иному государству.

-- Потому что это твоя родина по крови?

-- Нет, потому что только наше государство заботится о своём народе!

-- Но ведь Тавантисуйю -- лишь хищная империя. Пока её аппетиты не окоротили конкистадоры, она только и делала, что всё время расширялась, терроризируя соседей. А при завоеваниях её солдаты убивали, грабили и насиловали без разбору, и всё это во славу Великого Инки!

-- Почему ты так уверен, что грабили и насиловали? -- спросил Кипу.

-- Потому что завоевательная война без этого не обходится. Я против завоевательных войн.

-- Не знаю, почему у вас видят инков грубыми завоевателями. Почему-то даже умнейшие из ваших философов не способны понять простой вещи: инкам удавалось присоединить к себе столько земель именно потому, что среди присоединяемых народов у них было немало союзников...

-- Шкурники и предатели всегда есть.

-- Речь не о шкурничестве. Многим хорошим людям нравились идеи инков, и они хотели, чтобы их народы жили столь же счастливо. И мне отрадно считать себя их потомком... Кроме того, воины инков считали себя не завоевателями, а освободителями...

-- Ну да, я представил себе крестьянина, который всю жизнь со своей семьёй вёл своё хозяйство, строил дом, копил запасы, а потом воины инков, которые пришли, нагло ввалились в его дом, сожрали его припасы, а то и к дочерям под юбки полезли. Почему он должен быть инкам рад?

-- Но воины инков никогда так себя не вели! За грабёж и насилие у нас положена смерть, да и армия у инков снабжается хорошо, так что ничего такого массово не возникает. А, кроме того, мелким хозяйством у нас всё равно не проживёшь, обязательно нужна хотя бы община.

-- Пойми, Кипу, -- ответил Бертран, -- вот если бы я жил в вашем государстве до конкисты и изобрёл бы порох, я бы смолчал о своём изобретении. Потому что не хотел бы, чтобы им пользовались инки. Ведь они и так всех соседей под себя подмяли, а что было бы с порохом?

-- А европейским королям ты бы порох дал? -- спросил Моро. -- Чем они так уж лучше?

-- Ну, ни у одного из европейских монархов не было монопольного права на порох. Так что никому он не дал преимуществ.

-- Друг над другом, может, и не дал, -- сказал Моро, -- а над нами? Или мы