Адаптация - Валерий Былинский

Я не помню, открыл ли я снова глаза или продолжаю и тогда, и теперь смотреть без них?

Мои пальцы стали чрезвычайно мягкими, словно были сделаны из пластмассы, которую разогрели на огне. Я поднес один палец ко рту, с интересом попробовал его на зуб – он и в самом деле гнулся и деформировался, как происходит это с пластиком или с пластилином – и было понятно, что я легко, если только вздумаю, смогу его откусить.

Я уже положил в рот пальцы своей правой руки и начал сжимать их зубами, как в моем мозгу мелькнуло дальнее воспоминание – словно я нырнул на предельную глубину памяти и резко достиг дна. Там, на дне, я увидел сверкавшие россыпи своих слов, мыслей, поступков. Здесь же лежали и прочитанные мной и моими предками сказки, предания, притчи, легенды, слова из которых выскочили и заструились в меня, и тут же я вспомнил, что когда-то мне, маленькому, сидя у моей постели, читала сказки бабушка – читала тогда, когда я еще вспомнить об этом не мог – но сейчас-то вспомнил… Там, в этих сказках, были такие слова: «Иди, добрый молодец, вперед, и не оборачивайся. Если встретишь злые чудеса перед собой – скажи им: не верю! А если поверишь, то пропадешь ни за что, добрый молодец…»

Мои зубы вошли в мякоть пальцев, продавливая ее. Еще мгновение – и я откушу собственную руку. «Не верю!» – вдруг кометой из прошлого вспыхнули слова. И сразу же мои пальцы стали обычными, твердыми – только заныла надкушенная плоть. Выдернув руку изо рта, я увидел, что с прокушенных пальцев течет кровь. Но что это? Я пристально вгляделся: пальцы моей руки повисли, словно были без костей, вытянулись и заострились на конце. Еще мгновение – и концы пальцев почернели, вздулись, я увидел, что в них копошатся и вылезают наружу черви. Мои пальцы гнили, они были мертвыми!

«Нет, не хочу… – задрожал я, – я хочу выйти отсюда…»

Гниль ползла, извиваясь червями, вверх по руке, и вот, она уже достигла кисти…

– Не верю… – сквозь сжатые зубы выдавил я.

Пальцы вздрогнули, черви задрожали.

– Не верю! – громче крикнул я. Потом еще и еще.

Черви испарились – словно были нарисованы и кто-то стер их. Пальцы подтянулись, стали нормальными.

Я расслабленно улыбнулся: спасибо вам, сказки… И тут же, случайно опустив вниз голову, задрожал.

Снизу, из бездонной воронки морского дна, раскрыв пасти, на меня неслись несколько огромных рыб, похожих на львов.

– Не верю! – выкрикнул я, подскочил – и пасть одного изо львов лязгнула зубами у меня под ногами и тут же превратилась в мирно пасущуюся морскую корову. В тот же миг что-то подлетело ко мне слева, дохнуло ужасом – я вновь бормотнул спасительное «не верю» – и оно растворилось.

Похоже, у меня нашелся способ противостоять этому нашествию…

Не верю. Я кричал свое «не верю», когда ледяная масса вокруг меня превращалась в кипящий снег и брызгала каплями, напоминающими змеиные языки. Никогда не думал, что снег может кипеть, не превращаясь в воду. Я кричал «не верю», когда солнечные лучи обращались в пики копий и падали на меня. Я смеялся «не верю», когда цветы, вырастающие из снега, становились лопающими головами каких-то человекозвериных существ.

Но движение вокруг меня все время нарастало, на какие-то доли секунды оно уже опережало мои спасительные заклинания. Что-то щелкало, свистело, ухало рядом, шелестело, с шепотом проносясь мимо и задевая меня то ли струями воздуха, то ли телами. Я вертел головой и упрямо, с веселой злостью бросал всему этому:

– Не верю. Не верю, не верю, не верю!

– Во что – не верю? – вдруг чешуйчатым телом проскользнул в меня странный вопрос.

В то, что опутывает меня сейчас атаками и прикосновениями, свивая мое мышление в клубок хаоса? В это? Или в то, что может этот клубок разорвать, вырвать, выдернуть из него? Не является ли мое «Не верю!» ответом на мой главный не заданный вопрос: «Как спастись?»

Верю ли я?

Я вспомнил, как моя мать перед смертью сбрасывала с себя с искаженным лицом невидимые руки или когти, будто бы уцепившиеся за нее и пытавшиеся куда-то утащить. «Уйдите, не надо, нет, не надо, уйдите…» – яростно шипела, лежа в кровати, моя полупарализованная мать, мотая головой с зажмуренными глазами, с усилием срывая со своего тела эти жуткие объятия. Что видела она? Во что верила или не верила в свои последние секунды?

И… ушли ли они от нее?

Количество мелькающих вокруг меня больших и маленьких, ничтожных, мельчайших, средних, гигантских существ увеличивалось с каждой секундой. Казалось, воздух сгустился и распался на какие-то цветные живые субстанции, которые без конца шелестели, брюзжали, шептали, кричали, лягались, сношались, кусались – и скорость их беспорядочного мелькания беспрерывно нарастала. Мои спасительные «не верю» уже не успевали за их появлениями и киданиями на меня. Не успевал я договорить одно «не верю», как сбоку, сверху или снизу на меня прыгало новое существо, одним своим видом или прикосновением увеличивающее мой страх. Сжавшись, уцепившись за воду под собой руками, я тараторил без умолку пулеметную дробь из «не верю», уже почти не веря в него. А пляшущая сила вокруг становилась все мощнее, весомей, страшнее, все давила и перла, как вдруг – в какой-то ослепительно черный миг я почувствовал, что уже не управляю окружающим миром и что, наоборот, теперь этот новый, населенный жуткими и непонятными существами мир – он управляет мной!

Воздух вокруг меня превратился в густую кипящую кашу. Скрючившись, шатаясь от толчков и ударов, я уже просто мычал, боясь произнести хоть слово. Как вдруг все, что летало вокруг, разом бросилось на меня, присосалось, облепило, сдавило, перегнуло и…

Раздался громкий хруст – будто меня, как сухую ветку, приложили к колену – и сломали.

Затем швырнули обломки в кипящий снег.

Свет померк.

И тут же вновь вспыхнул.

Но это был уже совсем другой Свет…

Сначала мне показалось, что прошло много лет. Потом я почувствовал, что времени вообще нет.

Наконец я начал видеть: Лиза и я, голые, сидим возле костра и смотрим друг на друга.

– Что-то случилось… – полувопросительно произнес я.

– Ничего. Ты положил руку в костер. Но не обжегся.

Я посмотрел на свою руку. Потом медленно положил ее в огонь. Стало только немного тепло, но не горячо. Костер горел прямо из снега.

Я оглянулся. Вокруг нас уже рос лес из разных деревьев: пальм, елей, хвощей и папоротников – и все это жило, шевелилось, дышало. Я поворошил в костре палкой. На наших телах подрагивали тени от листьев, зайчики от солнца, отблески от костра.

– Вот так все начиналось… – вошел в меня голос.

Мне не хотелось спрашивать, кто это.

– Где я? – выплыл из меня мой ответ.

– Ты вернулся. Ты в человеческом детстве.

Я ощущал, что Лиза тоже, как я, что-то неслышно говорит. Но ее непроизносимые слова были предназначены не мне – поэтому я их не слышал.

Что это, отмирание слов? Или я там, где уже нет слов?

Узнаешь.

Меня медленно потянуло куда-то вперед – словно шевельнулась воздушная воронка. И в то же время я оставался на месте, сидящим возле костра. От огня летят искры. Я слышу, как колышутся травы, листья на деревьях, как стучит лапами по паутине идущий по ней паук, как складывает крылья садящаяся на цветок бабочка.

Так вот какое оно, прадетство.

Так было в правремена, слышишь?

Нега покоя. Вечные дети. Плывет мимо лес, который как-то странно, необычно освещен. Из-под каждого дерева, камня, травинки льется свет. Словно солнце светит не с неба, а отовсюду, снизу и сверху, даже из-под земли. Живой свет, залитый в каждый земной предмет и лучами высвечиваемый оттуда. Вот оно – решение проблемы угасания светила! Как просто. Не нужно ничего заново сооружать, нужно лишь равномерно распределить свет по всей планете, как я сейчас это вижу… И я знаю, как это воплотить в жизнь – но не могу выразить словами. Не могу, потому что так осветить землю, наверное, не мог человек…

Но ведь сейчас, сейчас я понимаю, как это сделать, да?

Ведь если я понимаю, значит, и все остальные смогут?

Меня все быстрее уносит куда-то вперед, хотя я по-прежнему, вместе с лесом вокруг и с Лизой, сижу возле костра. Странно, тревожно вот так одновременно лететь и оставаться неподвижным. Я даже хватаюсь руками за траву, хотя ведь это смешно, я же сижу на месте!

Мир состоит из двух разных половин, рано или поздно мне придется выбрать одну из них. Поэтому я лечу. Больше чем сижу возле костра – лечу. Тихо, как на воздушном шаре, плыву над лесом. Вскоре, глянув вниз, замечаю себя сидящим внизу возле костра рядом с Лизой. Озноб страха пробегает паучьими ножками по груди и рукам. Я чувствую в этой раздвоенности какой-то подвох…

Мне хочется вернуться. Но как? Мой шар вынесло уже так далеко за лес… Я замечаю внизу обрыв, глубокий разлом в земле, из которого торчит, почти доставая до меня, похожая на четырехгранный штык остроконечная башня. Башня, облепленная со всех сторон то ли окаменевшей глиной, то ли бетоном.