Моя профессия ураган - Люда Тимурида

Радома.

Кто-то хмыкнул, кто-то подавился, кто-то отвернул от Шоа голову…

Впрочем, я была не права, волосы у нее уже отросли, и она напоминала скорей бритого мальчика… Но все равно было смешно…

Слава Богу, начинавшуюся уже разогреваться публику перебила вошедшая Юурга.

Она сменилась с поста…

— Я виновата перед тобой, отец, — выговорила она. — Я не выполнила твою просьбу, — печально и виновато трепетал ее нежный голос. — После того, как я помогла нашим раненным вернуться, дважды пыталась кинуться в погоню и дважды нарывалась на засаду дожутов.

— Ничего, — ласково сказал тот, и я увидела совершенно другого Радома — благородного, мудрого, любящего своих детей Мастера, бывшего истинным настоятелем и отцом воспитанникам. Каким его знали, любили, перед которым преклонялись. — Я сам недооценил малышку… И к тому же теперь сам за ней ухаживаю… — нежно проговорил он, прижимая меня к себе, так что я полностью скрылась у него под мышкой и разве что не замурлыкала, счастливо стреляя оттуда глазками.

Я обняла и прильнула к нему, а он по хозяйски положил на меня руку, так что она наверно случайно легла на мое колено… И мне наоборот не было стыдно.

Хотя я была в платье. Я была горда! Перед всеми — и перед Шоа, и перед Тигэ, и перед Юургой. И остальных я тоже не мало не стыдилась… Я была жена, я была любима и желанна…

Точнее, я еще не была жена, но все остальное — в точности…

— Надо уважать природу, — мудро проговорила Тигэ. — Даже лучшего из мужчин нельзя натягивать до бесконечности, иначе он сорвется…

— …На первой кошке, — окончила за нее Шоа.

— Кошку гладят — она мурлыкает, — промурлыкала я. — Сучку гладят, она на спинку хлоп — и задирает ножки. Но до чего же сучки бывают навязчивы, даже когда им ясно указали место! — не осталась в долгу я… Ну не привыкла я копить долги. Выплачиваю сразу любыми средствами. Честь требует, чтоб никому не была должна. И люди довольны.

Люди пытались спрятать улыбки, чтоб не обидеть Шоа. Может, моя шутка не шедевр, но лупит — только ойкай…

— Отец, я их не убивал, — перебил всех Гай.

— Я знаю, — сказал Радом. И вытащил меч черного гиганта, который я еще тогда кинула ему. — Чей меч? — спросил он.

— Ахана, — зачаровано сказали все. Я отвернула голову.

— Нельзя было уже не заметить, — надувшись, шепнула я и отвернула голову.

— Ага, как отвечать за свои проделки, так Радом укрывай… — коварно шепнул он. Но я не боялась, ибо ладони его легли бессознательно точно на мои груди.

Автоматическое наведение тэйвонту, бессознательно наработанная точность удара, не зависящая от сознания и подчиняющаяся мелькнувшему чувству вне рассудка.

Вряд ли он сам соображал, куда попали его руки. Но я то хорошо ощущала их тепло и тяжесть.

Он осторожно развернул меня к себе.

— Ну, кто убил Ахана?

— Кони, — по детски вытянув губы ему навстречу и выразительно, как дети, жестикулируя губами, конфузливо шепнула я. Поджав руки, будто маленький напуганный зверек.

Все засмеялись.

— Дар взял меч в зубы и отрезал им головы, — сказала старуха Тигэ. — Правда?

Я отвернула голову, застенчиво отворачиваясь.

— Я чтоб не мучились… — наконец сказала я. — Больно же людям…

Что я могла еще сказать?

Все захохотали. Рыдающего от смеха Гая утащила обозленная Шоа.

— Сострадательная и милосердная у тебя женушка… Чувствительная…

Сам Радом смеялся громче всех.

— Было бы кого жалеть, — махнул рукой Радом.

— Отец, — сказала Юурга. — Они обязательно нападут на вас. Если даже не на тебя, то на твою жену точно… Тебе нужна охрана.

— Вот! — Радом приподнял меня, чтоб все видели.

Я счастливо улыбалась, как кукла.

— Что вот?! — спросил, начиная раздражаться Рики. — Ты что, не понял? Тебе смерть грозит! Они же войну начали.

Радом устало вздохнул.

— Блицкриг, — усмехнулась я.

— Она еще смеется!

— Эндшпиль! — ну неуемная я дура.

— Радом, — она сумасшедшая. И не понимает, что творит. Ее надо быстрей спровадить в лечебницу…

— Вместе с тобой, Радом, да, — высказала я, продолжив, вслух его мысль. — И связать обоих покрепче!

— Пока мы пикируемся, на нас могут напасть. И сил не пожалеют. Они думают, что девочка — это ложный след, а сделала это переодетая тэйвонтуэ… И что она растворится без следа. И ищи ее свищи. Призрак. Мираж монастыря Дэгинэ…

— Еще чего, — обиделась и оскорбилась я. — Сама ты мираж! Меня Радом ласкает и любит… И никуда я не растворюсь.

— Но они думают…

— Ничего они уже не думают… — коротко сказал Рихадо. — И нечего против ночи поминать трупы…

Все удивленно посмотрели на него.

— Ты тоже говоришь как-то странно… заговариваешься… — странно посмотрела на него Шоа. — Может она заражает сумасшествием? — вслух подумала она. — И вас всех надо лечить!

— Нас всех, — горько поправил Гай. — Мы тоже слишком долго были с ней в контакте… Теперь запрут в психушку.

Но все выжидающе смотрели на Радома.

Он хладнокровно молчал.

— Мертвые не дышат, — объяснила Тигэ.

Все молчали. Переглядываясь. Они поняли — мы того…

Я видела, как они осторожно задвигались, окружая нас и говоря ласково…

Успокаивали.

— Все будет хорошо…

Почему-то меня это не брало, и я умирала от смеха, уткнувшись под мышку

Радома.

Меня, очевидно, было решено изолировать в первую очередь как источник болезни, потому что Шоа, выйдя в соседнюю комнату, высунувшись, с радостным лицом и тихо, шепотом, медовым голосом позвала меня оттуда, маня пальчиком:

— Иди сюда, иди, я тебе кое-что интересное покажу…

Сказать, что я умирала от смеха, было бы не правда — я просто дохла и тряслась, вздрагивая, от этого цирка, на эту Шоа с ее пальчиком глядя, крепко ухватившись за Радома, чтоб не упасть…

— Вы совсем тут свихнулись! — рявкнул, наконец, Радом.

Они сделали на лицах вид, что понимают, да, это нормально. Да, да, это правильно… Мы все с тобой согласны. Мы свихнулись и скрутились… Они улыбались во все горло широкими до ушей улыбками. Осторожно приближались к нам с веревками в руках…

— Отец, ты, кажется, болен, — запинаясь, ласково сказала Юурга. — Но это ничего, отдохнешь в монастыре, и все пройдет… — сострадательно посмотрела на него она.

Я завизжала от смеха, спрятав лицо в рубашку Радома, закрываясь ей… Родной запах Радома хоть как-то успокаивал…

— Вся школа Ахана уничтожена быть никак не могла, даже если б небо рухнуло.

Это тэйвонту, — разговаривала вслух сама с собой Юурга, самая здравомыслящая из них, представив невозможное. — На секунду представим, что их речь отличается здравым смыслом. Никто не мог убить всю школу Ахана. Это невозможно. Да и сам король их покрывает. Это война. Даже если б весь Ухон выступил против них сразу, выловить их всех невозможно… Тэйвонту неуязвимы.

Надо десяток бойцов, чтоб поймать одного тэйвонту — иначе уйдет даже от своих… — она задумалась. — Значит… Значит, они больны, — сделала единственный разумный вывод она.

На меня нельзя было смотреть без печали… Судороги начались. Я уже сползла на пол, рыдая. Эпилепсия какая-то прямо.

— Радом, давай мы ее свяжем, а вы поспите… Мы вас корнем дерева Худун поить будем… И корой натрем… Все как рукой снимет… Туман в мозгу развеется, и будете чистенькие, с ясной головой, будто новенькие младенцы…

— Подумаешь, школа Ахана, — презрительно сказала старуха Тигэ Юурге. -

Всего-то их двести тридцать трупов… (Тигэ говорила только про последних оставшихся, о которых точно было известно, что их сделала я сама, последние два боя. Она была консервативна и не верила сказкам.) Да и какие они бойцы.

Один настоящий тэйвонту с ними справился бы одной рукой…

Юурга посмотрела на нее и заплакала.

— Бедная, бедная старуха Тигэ… Заговаривается уже от старости…

У меня же слезы побежали прямо в четыре ручья. Я ничего уже не могла сказать, только ногами дрыгала.

— Падучая…

— Это эпидемия, — выкрикнул Гай. — Связать и разделить!

— Да вы что, не верите, что она всех убила?! — заорал взбешенный Рихадо.

— Правда, правда, миленький… — сказала Юурга, с заплаканными глазами подымая веревку и осторожно заходя ему за спину. — Убила и съела… Всех съела… Всех убила и по стенке развесила… А потом наружу выпустила… Это ничего…

Я только замычала… Вот когда действительно корчи начались то!

…Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы снаружи не послышался шум и не вошел громадный, жестокого вида тэйвонту. Это был могуче сложенный гигант похлеще даже Ахана — смертоносный, чудовищный, молниеносный. От него веяло смертью и страшной неотвратимой силой зверя. Мне стало прохладно.