Эскадра его высочества - Алексей Владимирович Барон

* * *

Огромная скала нависала над балконом. Но ее косая тень падала в сторону, поскольку близился полдень и Эпс уже заметно сместился к югу.

Лилония удобно расположилась в шезлонге. Лицо ее было приветливо-безмятежным, жесты спокойны, а в позе не чувствовалось напряжения. И все же Камее показалось, что королева чем-то озабочена, причем серьезно. После нескольких вопросов о самочувствии и впечатлениях Лилония вдруг сказала, что имеет личную просьбу.

– О, – ответила Камея. – Я сделаю все, что в моих силах.

– Ничего особого делать не придется. Я хотела попросить вашей аудиенции для принца Оливера, моего сына. Но так, чтобы об этой беседе никто кроме нас троих не знал. Это возможно, ваше высочество?

Камея растерялась. Потом вздохнула и решительно сказала:

– Ваше величество! По своей инициативе я никому ничего не скажу. Но если об этом напрямую спросит ваш супруг… отмолчаться будет невозможно. Да он сразу же и догадается.

– Почему вы думаете, что его величество не в курсе?

– Не знаю. Мне так показалось. Я ошиблась?

– Нет, – с удивлением сказала королева. – У вас завидная интуиция. Что ж, если Альф спросит, вы ответите правду. Так устроит?

– Да, благодарю вас. Где и когда принц хочет со мной встретиться?

– Здесь и сейчас.

Щеки Камеи медленно налились краской.

– Простите… Но я в таком… в таком… неофициальном виде…

– Вы можете завернуться в полотенца хоть по самую макушку. Поверьте, если бы дело не было столь важным, я бы ни за что и ни о чем подобном вас не просила. Увы, дело очень важное, и оно касается не только Альбаниса, но и Поммерна. Всего комплекса отношений между нами. К сожалению, ничего большего сказать пока не могу. Просто прошу поверить мне на слово. Дорогая Камея! Мне показалось, что в отличие от огромного числа людей, находящихся сейчас в Карлеизе, вы такую способность еще не потеряли. Поверите?

– Да, – тихо сказала Камея.

Королева ласково притронулась к ее руке.

– Спасибо, дитя мое.

С этими словами она бросила одно из полотенец на перила балкона. Видимо, это послужило знаком. Прошло совсем немного времени, и в скале открылась малозаметная дверца. Из нее на четвереньках выбрался рослый, бородатый и немолодой уже мужчина. Это и был принц Оливер.

Он уселся так, чтобы его тронутая сединой голова не показывалась над перилами. Уселся, сидя поклонился Камее и вопросительно взглянул на мать. Королева кивнула.

– Принцесса, до нас доходит мало вестей о Поммерне, – сказала она. – Вы не могли бы немного рассказать о вашей родине?

– С удовольствием, ваше величество. Что вас интересует?

– Многое. Ну, для начала, почему палаты курфурстентага называются Аделигом и Хинтербайном? Что означают эти названия?

– Аделиг в переводе с древненемецкого означает «благородный». Там заседают представители дворянства. А Хинтербайн означает либо заднюю ногу, либо вставание на дыбы. Второе в большей мере отражает характер нижней палаты. Туда прямым голосованием избираются представители любых сословий от всех двенадцати федеральных земель. Состав получается очень пестрым, и эта часть курфюрстентага отличается беспокойными нравами.

– Понимаю. Палаты равны в правах?

– Не совсем.

– А в чем разница?

– Ну, например, вся геральдика и вопросы, связанные с пожалованием титулов, находятся в ведении исключительно Аделига. А привилегией Хинтербайна является установление технических стандартов.

– Технические стандарты? Что это такое?

– Свод требований к товарам, которые производятся в Поммерне. Благодаря системе стандартов есть возможность контролировать качество изделий.

– Очень разумно. Но мне кажется, что право устанавливать стандарты важнее права титулования.

– Так оно и есть. Качество позволяет успешно продавать наши товары на внешнем рынке и является основой экономического благополучия страны. Однако и Аделиг, и Хинтербайн могут накладывать вето на решения друг друга.

– Кому же тогда принадлежит окончательное решение?

– Согласительной комиссии.

– А если согласительная комиссия не приходит к согласию? Так ведь бывает?

– Да. Хотя довольно редко, но случается. Тогда решение принимает курфюрст. И это решение – окончательное.

Тут впервые подал голос принц.

– Ага, – заметил он. – Все-таки курфюрст.

– Да, – сказала Камея. – Курфюрст. Поэтому парламентарии предпочитают договариваться друг с другом.

– А может ли курфюрстентаг отменить какой-нибудь из указов вашего отца?

– Любое. Но только двумя третями голосов. Есть еще и конституционный суд.

Мать и сын переглянулись.

– Должна для полноты картины добавить, что важные решения государя подлежат утверждению обеими палатами, – сказала Камея.

– О, это уравнивает возможности. И какого рода решения?

– Такие, как объявление войны, назначение канцлера, введение и отмена налогов.

– Есть ли у вас недовольные политической системой? – спросил принц.

– Да, конечно.

– Много?

Королева слегка нахмурилась.

– Оливер, возможно, ты пытаешься получить секретную информацию.

Камея удивилась.

– Секретную? Нет, нет, ваше величество. Эта информация вполне открыта, она печатается в газетах. Недовольных у нас мало.

– Ну, тогда я присоединяюсь к вопросу. Сколько же?

– В среднем по курфюршеству – несколько процентов населения. Что-то около семи, насколько я помню.

– Несколько процентов? Это данные вашей полиции? – быстро спросил принц.

– Нет, полиция не должна считать недовольных, у нее это никогда хорошо не получится. Полиция должна выявлять только тех из них, кто нарушает закон.

– Хорошо сказано, – улыбнулась королева. – И удается?

– Не всегда, не сразу, но большей частью удается.

Принц Оливер оставался совершенно серьезным.

– Простите, а откуда тогда известно число недовольных?

– В масштабах страны – из результатов выборов того же курфюрстентага. А в масштабах отдельной федеральной земли – по результатам выборов мэров, депутатов ландтага, сельских старост. Довольно просто…

– Вот как? Ах, ну да, ну да, разумеется. Все довольно просто для вас. А для нас же – все очень ново.

Принц задумался.

– Ты узнал все что хотел? – спросила королева.

– О, далеко не все. Но времени уже нет. И все же кое-что хотелось бы выяснить еще. Скажите, принцесса, а среди вашего дворянства недовольных, наверное, все же больше, чем в среднем по стране?

– К сожалению, около трети.

Собеседники Камеи переглянулись.

– Не так уж и много, – пробормотал принц.

Камея покачала головой.

– Не знаю. Это смотря с чем сравнивать. Во всяком случае, в начале царствования отца, когда реформы только начинались, недовольных дворян было куда больше, и это понятно, они потеряли значительную часть своей власти. Но потом постепенно поняли, что новое устройство общества и для них плюсов имеет больше, чем минусов.

– И в чем эти плюсы? – спросила королева.

– Если в двух словах, жизнь стала безопаснее и, я бы сказала, добрее. Прекратились междоусобицы и крестьянские восстания. Наш курфюрст давно уже не имеет возможности объявить войну по своей прихоти или капризу. Сначала ему необходимо убедить тех, кому предстоит воевать в том, что