Зима в Мадриде - Кристофер Джон Сэнсом

— В чем дело?

Надзиратель поднял камень с земли, посмотрел на него, покосился на заключенного и зашагал к помосту. Они с Арандой склонили голову над находкой. Пабло следил за ними. Лицо у него побелело.

По кивку Аранды к нему подскочил охранник. Вместе с другим они вытащили беднягу из ряда, скрутили ему руки за спиной. Комендант поднял повыше камень и крикнул:

— Среди нас завелся коллекционер! Этот человек нашел фрагмент святотатственной картинки из каменоломни и принес с собой. Кто-нибудь еще притащил милый сувенирчик? — Он окинул взглядом притихшие ряды узников. — Нет? Что ж, вас всех сегодня обыщут, бараки тоже. — Аранда скорбно покачал головой. — Почему вы никак не научитесь делать то, что вам велят? Я преподам вам урок на примере этого человека. Ночь он проведет в одиночной камере. А завтра вы все снова его увидите.

Охранники уволокли Пабло.

— Это означает крест, — пробормотал кто-то.

Аранда возобновил перекличку, выкрикивая имена своим чистым резким голосом.

Вечером в бараке после обыска Эстабло подошел к постели Берни. По обе стороны от него встали еще четверо коммунистов. Их вожак сел на пустые нары Пабло и сцепил руки поверх своей палки. Под сухой кожей костистых рук проступали пульсирующие жилы.

— Мне сказали, ты сегодня на карьере говорил с Пабло. Ты донес охранникам, что он притащил с собой этот камень? А, парень?

Берни сел, посмотрел Эстабло в глаза:

— Ты знаешь, что я этого не делал. Все видели: камень выпал у него из кармана.

— О чем ты с ним говорил? Ему запрещено с тобой общаться.

— Он нашел этот камень и показал его мне. Я сказал, чтобы он был осторожен. Спроси его сам.

— Я думаю, ты на него донес.

— Камень выпал из кармана, — вмешался старый трамвайщик Мигель. — Брось, compadre, мы все видели.

Эстабло враждебно взглянул на Мигеля.

— Видишь, люди начинают понимать, каков ты есть, сукин сын, — рассмеялся Берни. — Хочешь нажиться на беде Пабло.

— Оставь его, Эстабло, — сказал Мигель, развернулся и ушел.

Остальные трое неохотно последовали за ним.

— Твое тело иссыхает, и сквозь него становится видно сердце, — улыбнулся Берни чешуйчатому.

Эстабло с трудом поднялся на ноги, опираясь на палку.

— Я покончу с тобой, cabrón[68], — прошипел он.

— Если раньше не помрешь, — бросил ему вслед Берни.

На следующее утро после переклички заключенным приказали оставаться на местах. Берни заметил, что Августин вернулся на службу. Вид у него был отрешенный, после Севильи в нем произошла перемена. Он на мгновение встретился взглядом с Берни и отвел глаза, — казалось, охранник присматривается к нему. Берни снова подумал, уж не приглянулась ли тому его задница и не потому ли он вступился за него в то утро на горе. «Лучшие времена» — так сказал Августин. Берни едва не рассмеялся во все горло.

Двое охранников приволокли Пабло из барака с одиночными камерами к кресту, который стоял позади столовой. Берни увидел, как Августин вздохнул, будто от усталости. Пабло стоял рядом с крестом, от дыхания караульных в воздухе клубился пар. Аранда прошагал к ним, похлопывая себя стеком по бедру. Отец Хайме и отец Эдуардо были с ним, кутались в свои тяжелые черные накидки. Они стояли рядом с Арандой на помосте во время переклички: первый — холодный и мрачный, второй — с поникшей головой. Все трое остановились перед Пабло. Аранда повернулся и обратился к заключенным:

— Ваш товарищ Пабло Хименес проведет день на кресте в наказание: он тайно пронес в лагерь то, что проносить не следовало. Однако сперва посмотрите вот на что.

Комендант достал из кармана раскрашенный камень и положил его на землю. Отец Хайме вышел вперед, вынул из-под накидки небольшой молоток, наклонился и ударил по фрагменту росписи — осколки разлетелись в стороны. Отец Хайме кивнул отцу Эдуардо, и тот их собрал. Старший священник спрятал молоток в карман и с удовлетворенным выражением на мрачном лице посмотрел на заключенных.

— Вот так воинствующая Церковь боролась с язычеством с самых ранних дней, — провозгласил он. — Ударами молота! Запомните это, если что-нибудь еще может удержаться в ваших тупых атеистических башках.

Он удалился, отец Эдуардо потопал следом за ним с обломками камня в руках.

Охранники веревками привязали руки Пабло к перекладине креста таким образом, чтобы земли касались только носки его ботинок, и отошли. Пабло на секунду обвис, затем приподнялся на носочках. Пытка на кресте основывалась на том, что человек не мог дышать, когда его руки растянуты в стороны над головой, если не приподнимется. Спустя несколько часов в таком положении каждое движение превращалось в страдание, но только так удавалось вдохнуть — мучительно двигаясь на кончиках пальцев вверх-вниз, вверх-вниз.

Аранда проверил, как привязали Пабло, и удовлетворенно кивнул. Потом мрачно улыбнулся заключенным, крикнул: «Разойдись!» — и промаршировал обратно в свой барак. Охранники собрали всех в рабочие отряды. Августин сопровождал группу, в которой был Берни, и, когда они проходили сквозь ворота, подступил к нему.

— Я хочу поговорить с тобой, — шепнул он. — Это важно. Выходи из барака после ужина, как будто идешь отлить. Я буду ждать тебя позади.

— Чего тебе надо? — жарко шепнул Берни.

Судя по встревоженному выражению лица охранника, он не трахнуть его хотел.

— Позже. Мне нужно кое-что тебе сказать. — Августин отошел.

Ближе к вечеру повалил густой снег, и надзиратели рано дали сигнал к окончанию работы. По пути в лагерь Августин оставался в другом конце колонны, избегая смотреть на Берни. Пабло все еще был привязан к кресту, снег кружился у его головы.

— Mierda! — выругался шедший рядом с Берни мужчина. — Он все еще висит.

Пабло был бледен и неподвижен, на мгновение Берни подумал, что он мертв, однако бедняга приподнялся, упершись носками в землю, сделал глубокий вдох и с громким стоном выпустил воздух. Охранники затворили ворота и ушли, оставив заключенных разбредаться по баракам. Берни и еще несколько человек направились к Пабло.

— Воды, — прохрипел тот. — Воды, прошу.

Заключенные стали подбирать с земли снег и подносить к его губам. Процесс шел медленно. Потом открылась дверь в барак Аранды — густой снегопад рассекло желтым лучом света. Узники напряглись, ожидая, что комендант выйдет и прикажет им разойтись, однако появился отец Эдуардо. Он увидел толпу вокруг креста, немного помялся и подошел. Люди расступились, давая ему дорогу.

— Я думал, это римляне распинали на крестах невинных, — громко произнес кто-то.

Отец Эдуардо замер на секунду, затем двинулся дальше и поднял голову к Пабло.

— Я поговорил с комендантом, — сказал он. — Тебя скоро снимут.

Единственным ответом Пабло был