Червь Уроборос - Эрик Эддисон

Через милю или две теснина расступилась в стороны, а утесы стали пониже, и флот устремился мимо красных рифов Уаймназа и белых от чаек высоких пиков Пашнемартры в пустынные синие просторы Дидорнийского Моря. Весь день они плыли на юго-восток при слабеющем ветре. Берега Меликафказа уменьшались за кормой, скрываемые дымкой расстояний, и наконец потерялись из виду, и лишь квадратные изрезанные очертания Пашнемартрийских островов нарушали прямую линию морского горизонта. Затем и они скрылись, а корабли гребли на юго-восток при мертвом штиле. Солнце склонилось к западным водам, окунувшись в свою купель кроваво-красного пламени. Затем оно утонуло и все погрузилось во тьму. Всю ночь они медленно гребли под чужими южными звездами, и рассекаемые ударами весел морские волны пылали огнем. Затем из моря на востоке поднялась утренняя звезда, предвестница рассвета, более яркая, чем все звезды ночи, плывшая по своей золотой орбите над водами. Затем — заря, заполнившая восточные небеса у горизонта флотилией крохотных раковин яркого золотого огня, а затем — огромный лик сияющего солнца. И с восходом солнца поднялся легкий ветер, наполнивший справа их паруса, так что до исхода дня по левому борту над ними уже нависали белевшие в тумане брызг утесы Мюэльвы. Они вытащили корабли на белый от ракушек пляж за мысом, что огораживал его с востока и севера. Здесь барьер утесов чуть отдалялся от берега, уступая место плодородной долине с зелеными лугами и островками леса у подножия утесов и маленьким родником посредине.

Той ночью они спали на борту, а на следующий день разбили лагерь, разгрузив корабли с лошадьми и вещами. Но лорд Юсс не собирался медлить в Мюэльве ни часом дольше, нежели было необходимо для того, чтобы отдать Гасларку и Ла Файризу все необходимые распоряжения о том, что им следует делать и когда ожидать его обратно, а также чтобы заготовить провизию для себя и тех, кто отправится вместе с ним за эти тенистые утесы в населенные призраками пустыни Моруны. Еще до полудня все это было сделано, прощания произнесены, и лорды Юсс, Спитфайр и Брандох Даэй двинулись по берегу на юг, по направлению к тому месту, которое казалось наиболее подходящим, чтобы взобраться на утесы. С ними шел лорд Гро, одновременно и по собственному желанию, и потому, что изучил Моруну ранее, в том числе эту ее часть; также с ними шли два их родича, Зигг и Астар, несшие драгоценное яйцо, ибо именно эту честь доверил им Юсс по их горячей просьбе. И с некоторым трудом, через час или чуть больше, они преодолели барьер и остановились ненадолго на краю утеса.

Кожа рук Гро была изранена острыми камнями. Он осторожно натянул свои перчатки из овечьей шерсти и немного поежился, ибо дыхание пустыни было свежим и морозным, и казалось, будто в воздухе на юге сгустилась некая тень, хотя внизу, откуда они пришли, погода была ясной и тихой. И, хотя его хилое тело дрожало, но, когда он стоял на краю этого скалистого утеса, высокие и величественные образы подняли его дух. Безоблачный свод небес, безбрежные пространства моря, этот тихий уголок внизу, и эьт военные корабли, и эта армия, что разбивала возле кораблей лагерь, одиночество продуваемых всеми ветрами пустошей на юге, где каждый камень казался похожим на череп мертвеца, а каждый пучок травы — проклятым, осанка тех демонландских лордов, что стояли подле него, как будто в их погоне за своей целью ничто не было им более знакомо, чем повернуться спинами к обитаемым землям и вступить во владения мертвых, — от всего этого, словно от могучей музыки, дыхание перехватило в горле у Гро, а на глаза навернулись слезы.

Вот так, более чем через два года, лорд Юсс начал свой второй переход через Моруну в поисках своего дорогого брата, лорда Голдри Блусско.

XXVIII

Зора Рах Нам Псаррион

О полете лорда Юсса на гиппогрифе на Зору Рах, и о напастях, встретившихся ему в том проклятом месте, и о том, как он завершил свое великое предприятие по освобождению своего брата из уз.

Убаюканное легкими ветерками, слишком слабыми, чтобы потревожить его зеркальную гладь, ветерками теплыми и благоуханными, напоенными ароматом неумирающих цветов, зачарованное озеро Равари дремало под луной. Оставался еще час до рассвета. Заколдованные лодки, будто сотканные из сияния светлячков, колыхались на сверкающей озерной глади. Над лесистыми склонами нависали в лунном сиянии горные отроги: неизмеримые, громадные, загадочные. Далеко за ними в ночной вышине мерцали шпили Коштры Пиврархи и девственные снега Ромшира и Коштры Белорн. Ни птица, ни зверь не шелохнулись в тиши, лишь пел звездам соловей в оливковой рощице у шатра королевы на восточном берегу. И была эта песнь не похожа на пение птицы из срединного мира; песнь эта была способна заворожить летящих в дуновении ветра духов или пленить бессмертные разумы Богов, причащающихся святой Ночи, и даровать в их глазах совершенство ей и всем ее светилам и голосам.

Вратами в видение раздвинулись перед королевой, питомицей всевышних Богов, закрывавшие вход в шатер шелковые занавеси. Она приостановилась в шаге или двух за порогом, взирая туда, где демонландские лорды, Спитфайр и Брандох Даэй, вместе с Гро, Зиггом и Астаром, закутавшись в плащи, лежали на спускавшихся к воде росистых берегах, усыпанных маргаритками.

— Спят, — прошептала она. — Как спит до самого рассвета и то, что заключено внутри. Воистину, лишь на груди у великого мужа сон обретает столь мягкое ложе, когда грядут великие события.

Словно лилия или пробравшийся в молчаливый лес сквозь полог листвы лунный луч, стояла она там, подняв глаза к звездной ночи, чей воздух был весь пропитан серебристым сиянием луны. И тихим голосом начала она молиться Богам из вечности, по очереди взывая к ним по их священным именам: к сероглазой Палладе, к Аполлону и быстроногой Охотнице Артемиде, к Афродите, и к Гере, Небесной царице, к Аресу, и к Гермесу, и к темнокудрому Сотрясателю Земли[94]. Не страшилась она обращать свои святые молитвы ни к тому, кто из своей затененной галереи у Ахерона и Леты подчиняет своей воле подземных бесов[95], ни к великому Отцу Всего Сущего[96], в чьих глазах время от начала и до нынешнего дня — лишь жезл, погруженный в безбрежный океан вечности. И молилась она святым Богам, настоятельно прося их, чтобы под их покровительством протекал сей полет, подобного которому мир не знал: полет на гиппогрифе не безрассудного осла, приведший того к гибели, как это произошло ранее, но мужа из мужей, что чистотой своих помыслов и несокрушимой твердостью заставит его отнести его туда, куда рвется его сердце.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});