Священная охота - Лоис МакМастер Буджолд

«Она не может меня видеть, — понял Ингри. — Она никого из нас не видит». За исключением вполне материальной Фары, все еще скорчившейся рядом с телом Венсела. Йяда бросила на эту пару короткий изумленный взгляд и, стиснув зубы, снова занялась Ингри.

— Ох, любимый… — Она склонила залитое слезами лицо и прижалась губами к губам Ингри. Ингри-волк в отчаянии прыгал вокруг нее — он-то не мог ощутить теплоту губ Йяды или вдохнуть ее пахнущее медом дыхание. Обезумев от горя, Ингри потеребил рукав Йяды лапой, потом лизнул ее в ухо.

Йяда резко втянула воздух, потом потерла ухо и огляделась. Не почувствовала ли она холодное дуновение, как было с Ингри, когда к нему прикоснулась рука призрака? Ингри снова лизнул Йяду в ухо, и девушка издала звук, который в других обстоятельствах мог бы оказаться смехом: ей, по-видимому, стало щекотно. Она положила тело Ингри на спину, ощупала его («Ах, если бы я мог чувствовать это прикосновение!») и нахмурилась.

— Ингри, что с тобой сделали? — На теле не было ран, кости не были переломаны, однако замотанная тряпкой правая рука, как увидел Ингри-волк, кровоточила, так что кожаный камзол стал скользким от крови. Йяда нахмурилась еще сильнее, прижав к груди его окровавленную руку. «Если бы я только мог пошевелить пальцами…» — Или ты сам?.. — проницательно добавила Йяда. — Ты попытался совершить какой-то смелый и глупый поступок, так? — Взгляд Йяды еще раз скользнул в сторону трупа Венсела и Фары.

Хорсривер фыркнул, и Ингри с рычанием повернулся к нему. На том лице Хорсривера, которое в этот момент обратилось к Йяде, было написано изумление и отвращение.

— Что ж ты вечно являешься туда, где тебе нечего делать, девчонка! — сказал Хорсривер, ни к кому не обращаясь — или, может быть, обращаясь к Ингри; Йяда, во всяком случае, его не услышала. — Ничего не понимаешь, но все равно суешься! Что ж, испей тогда чашу предательства богов! Я уже многие столетия знаком с его вкусом.

Хорсривер отвернулся от Йяды и взглянул на толпу призраков.

— Собрались все, — выдохнул он. В его страшных глазах было равнодушие и безжалостное спокойствие. — Теперь уже недолго, клянусь вам, мои любимые.

Взгляды, которыми ответили ему воины, не говорили о любви, подумал Ингри, — только о настороженности и отчаянии. Вокруг них повисла слабо светящаяся дымка, и Ингри заметил, что фигуры уже начали бледнеть. Душа только что убитого человека, если не уходила сразу же к богам через врата смерти, могла быть избавлена от вечного отлучения благодаря священным ритуалам похорон, как это случилось с Болесо. Однако до определенного предела… Скоро отлучение становилось необратимым, и душа, отвергшая богов, обрекала себя на постепенное разрушение. Для павших у Кровавого Поля воинов время неопределенности продлилось не на дни или недели, но на века. Теперь их связь с Израненным лесом распалась, и они надолго не задержатся, подумал Ингри. Сколько им остается? Часы? Минуты?

Йяда попыталась подняться, чтобы подойти к Фаре, но вдруг охнула и снова опустилась на землю. Ее рука коснулась сердца, потом — лба; губы Йяды изумленно приоткрылись, потом сжались от боли. Ингри отчаянно заскулил.

Толпа призраков еще раз расступилась, и вперед вышел воин-гигант. Его голова была привязана к широкому золотому поясу за седые косы, в руке он держал древко, увенчанное острием, со свернутым знаменем зелено-бело-голубого цвета. Взгляд из-под седых бровей устремился на Хорсривера, и тот вздрогнул, узнав воина, и поднял руку, словно намереваясь ответить на приветствие — хоть воин и не проявил к нему почтения; рука Хорсривера повисла в воздухе, когда он с опозданием это понял. Воин опустился на колени рядом с Йядой, озабоченно склонился над ней и положил руку девушке на плечо.

Ингри взволнованно прыгал вокруг них, опустив голову так, чтобы оказаться в поле зрения воина. Тот вопросительно взглянул на волка. Спина Йяды согнулась, окровавленная рука Ингри-человека выскользнула из ее вялых пальцев, и белая рука Йяды упала рядом. «Ох», — выдохнула девушка; ее широко раскрытые глаза потемнели. Йяда была смертельно бледна, и когда Ингри-волк снова лизнул ее в лицо, она не прореагировала.

Ингри попятился и поднял голову. Встав на задние лапы, он оперся передней о плечо воина и принюхался; что-то было насажено на тонкий, похожий на лист ивы наконечник древка. Бьющееся сердце… нет, половина сердца. И билось оно все медленнее.

«Он низко поклонился мне, положил мое сердце на каменный алтарь и рассек пополам обломком меча, который сжимал в руке. Половину он с великим почтением вернул мне, а вторую половину поместил на острие древка знамени, и толпа разразилась криками. Я не могла понять, была ли это клятва верности, требование жертвы или выкупа…»

«И то, и другое, и третье», — подумал Ингри.

Он не мог разобраться в том, что может сделать в этом нереальном мире. Пусть обладание волчьей мордой лишило его колдовского голоса, силы он не лишился. «Я победил жеребца Хорсривера, и он исчез. Может быть, я способен на большее». Хорсривер явно считал его обессиленным, бесполезным после того, как он сделал то, что должен был сделать; возможно, он намеревался просто бросить его, неспособного воссоединить тело и дух, чтобы он умер в одиночестве, когда призраки воинов и поддерживающая их магия истают. Ингри, одинокий волк, счел бы, что Хорсривер не ошибается. «Однако я не один, ведь верно? Теперь не один. Так она сказала, и так оно и есть. Истина… Как случилось, что я превыше всего стал любить истину?»

— Значит, мне суждено умереть от любви? — прошептала Йяда, приникнув к груди Ингри. — Я всегда считала, что это просто фигура речи. Так мы умрем вместе? Нет! О Лорд Осени, сейчас ведь твой сезон, так помоги нам!

«Здесь нет богов…» Но Ингри-то был здесь! «Нужно попробовать что-то еще. Хоть что-нибудь!» Может быть, предводитель призраков обладает какой-то властью: он ведь знаменосец. Знамя — священный символ Древнего Вилда, обещающий спасение, даже если все другие надежды мертвы. Ингри, скуля, потеребил лапой обутую в сапог ногу призрака, потом несколько раз ткнулся носом в ножны, висящие на золотом поясе рядом с головой. Поймет ли воин его мольбу? Призрак развернулся так, чтобы его глаза смогли взглянуть на Ингри. Седые брови удивленно поднялись. Воин выпрямился и вытащил из ножен обломок меча. «Да!» Ингри подтолкнул носом его руку, потом повернулся и вцепился зубами в собственный бок.

Кивнуть воин не мог, но он поклонился Ингри, потом опустился на колени, и Ингри опрокинулся на спину, смешно задрав в воздух