Том 2. Въезд в Париж - Иван Шмелев

К этому надо готовиться, верою в это – жить.

Пока есть время, надо разобраться в планах всяческого строительства. Это должное дело многих специалистов: государственников, хозяйственников, военных, педагогов, философов, ученых. Готовы ли?! Ни государства, ни хозяйства, – никакой культуры: случайность существования, развал, XIV век, послетатарщина. Нужно остановить вымирание, наметить просеки всяческого строительства, – и помнить, что делать это придется самыми несложными инструментами.

Можно ли думать о каком-либо социальном переустройстве?! Классы стерты и перетерты, население – пыль людская. Нечего социально переставлять: все перебудоражено, все – в куче: голые люди отыскивают себе питание! Что делать в поле – социалистам! труд, излишки, орудия производства, прибавочная стоимость, земельная рента… – ничего нет. Земля – перекати-поле носится, могилы, ямы… Какие партии нужны XIV веку! Их – полнокровная жизнь рождает. В России они проявили себя случайно, дико и поглотили даже самих себя. Социальные перестройки имеют смысл, когда строение социальное необходимо нуждается в плодотворном и чутком усовершенствовании частей, и… когда умеют за это взяться. А теперь – и строения никакого нет, а так, кочевье. И совершенно ясно, что социалистическим партиям на задичавшем поле не предстоит работы: придется им распылиться, отдаться будничному строительству; или, если они вмешаются в беспланную жизнь пробуждающегося поля, – быть стертыми в мятежах. Надо это честно сознать и – отойти до времени. Их песня, начатая несрочно и неладно, дико дотянута коммунистами.

Русское поле придется долго чистить и прибирать. Только группы строители могут получить место-дело на русском поле. Партии политические, основа и цель которых, – приобщение народа к государственно-политическому участию, понадобятся поздней, когда оглядевшийся народ, заручившись планомерным трудом и хлебом, проявит охоту-волю к более сложной жизни, чего, в условиях разгромленности до корня, случится никак не может. Знакомые с проявлениями изнуренного организма, это полностью подтвердят: в первом ряду – растительно-восстанавливающие процессы. Представителям политических партий грешно обманываться: надо быть особенно чуткими в период опустошенности народной жизни, когда побитый в корень народ меньше всего способен к государственному строительству, и не навязывать народу своих хотений.

России придется крохоборствовать, жаться, оберегать каждый грош и каждый гвоздь скаредно забивать в необходимое место стройки. Придется довольствоваться простейшим орудием управления. По первым месяцам революции мы знаем, во что обходится политическая горячка, проекты всяческих обновлений, комиссий и комиссий, агенты и ревизоры, съезды, съезды и съезды, с конгрессами в перспективе. Нищей стране не по карману пышно-говорливое представительство, бешеная энергия впустую «целителей» народных, с перспективами штатов и окладов. Великое кумовство, рухнувшее на кошель российский с первого дня Великой, послужит строгим уроком стране нищих. Нужны будут немногословные, умеющие жить коркой, вынесшие уроки жизни, с чистым сердцем и крепкими руками делателей, живущие одной думой: поднять, а не добивать Россию. Такие должны найтись: и там, и еще больше здесь. Там люди творческой силы выбиты, обеспложены, разбиты, подавлены до неверия. Здесь – за родину отдававшие себя, сохранившие волю и идеалы, познавшие опытом ценную суть и обманчивую форму культуры, должны готовить себя на высокую и трудную работу.

России будут необходимы созидатели практики, руководители самоотверженные. Не дорогое государственное управление европейского образца, с громоздким и медлительным аппаратом всенародного правительства, с капризными отставками кабинетов, – продукт налаженно-нетревожной жизни, – а широкая сеть местных самоуправлений из местных людей-строителей, объединенных центральным, сурово-первичным планом.

Этот первичный план должен быть заблаговременно разработан знатоками.

Какая же группа-сила имеет законнейшее право на бытие?

Только та, которая окажется способной положить в основу своей работы первично-необходимое, чутко учитывая возможности и жизненные потребности народа. И потому – лишь кровно любящая народ, знающая его бытие и душу, – национально-хозяйственная. Только такой силе-группе может быть дорого не проведение во что бы то ни стало теоретически-справедливых принципов политической науки, верность основам своего миропонимания, а воздвижение страны из мертвых, хотя бы и с нарушением законов идеальной правды, – как по нужде спасают. Та созидающая группа-сила, куда пойдут, без различия привилегий, все национально-мыслящие и кровно любящие, крепко взятые святой волей – ставить свою Россию. Партия национального склада и практического закала.

Оголодавший, нищий народ, живущий на семи ветрах, не в силах заинтересованно-вдумчиво осуществлять дело народоправства: ему впору чиниться, добывать кусок хлеба, осмотреться. И как ни трудно будет это иным, верующим в целебную силу народоправства, – им придется на опыте убедиться, как народ, отброшенный к XIV веку, займется первичной кладкой на пепелище, передав «государственное» немногим, верным, – возможно, что и с наказом. Затейливая резьба будет потом навешена, когда подведут под крышу.

Строить будут «под кнутьями». Неприятное это слово. Не под ременными кнутьями рабьего застенка, не под ядовито-острыми кнутьями соблазна, какими недавно гнали народ под веселую музыку к могиле, а под кнутьями жестокой необходимости. И счастлив будет народ, если не станут ему мешать: раны зарастут скоро.

Национально-хозяйственная – не политическая разных красок! – группа-сила должна вобрать в себя все национально-здоровое, творческое, что уцелело еще в стране, и заблаговременно учесть все, что можно знать теперь о положении народа. Должна быть создана основа, должно быть положено бродило, которое оживит массы волей любить родное, строить его и хранить. А форма государственного накрытия… Но – накрывать-то нечего!.. Накрытие будет соответствовать наличной сути: во все времена, у всех народов, когда страну накрывает гибель, верховная власть дается крепкой руке, а рождает ее и питает силой жизненное чутье народа. Так и будет. Но, что загадывать?!.

Дело русских людей, верующих в неизбежность великой стройки, – найтись теперь же, наметить первичный план, чтобы не метаться, когда застигнет время. Должно быть сбито ядро, национально чувствующее и мыслящее едино, – вне разлагающих и дразнящих политических устремлений. В нем должно быть равное место представителям всех племен, которые готовы с Россией строить, судьбы свои связать. В него должны войти, подав крепко друг другу руки, представители былых партий, честно сознав, что время теперь иное, дела иные, что первое дело – родина и народ, что надо собрать остатки и ставить на ноги. Надо отказаться от иллюзий и красивых планов и идти в черную работу.

Вопрос стоит жутко-просто: страна вымирает, страна отброшена к XIV веку. Надо ее подымать, кормить, одевать и – показать дорогу, по которой она шла когда-то, по которой идут народы.

Сентябрь 1924 г

Убийство

Вспоминаю я март 1917 года…

Зачинающаяся, но уже хмельная, весна, сибирские просторы и дали, и «поезд свободы», от паровоза и до хвоста – в красных флагах, в полотнищах кумача с золотом и коленкора с дегтем, с крикливыми изречениями из прокламаций, где бряцали побрякушечные слова, совсем опошленные потом тысячами трибунных глоток, – все эти: «кошмары тираний», «вековые цепи рабства», «крестные пути скованной революционной мысли»); все эти «долой!», «да здравствует» и «вперед» (на случай сдобренные выхваченными стихами из поэтов). То был (необычный) Поезд, доселе еще нигде невиданный, – (поезд) освобожденных политических каторжан. (Воистину – пьяный поезд).

Тогда, в хмельном от революции марте, все было пьяно, тревожно-бесшабашно, беспланно, безудержно.

(Многотысячные) толпы солдат, вдруг «застрявшие» по дороге к фронту (мгновенно учуявшие свободу). Волны народа на узловых (станциях), пытливо приглядывающиеся, с опаской приглядывающие – «возможности», но не принимающие пока всерьез. Мальчишки сел придорожных, (версты дующие за поездами,) истошными голосами орущие: (а-ти-лату-ры-ы) а-зет! раздирающие подав руки (предусмотрительно) запасенной «литературы», революционного хлеба-камня, что пошвыривали из окон радостно-щедрые руки будущих творцов жизни. Линейные сторожа, вдруг позабывшие про шлагбаумы и попивающие чаек за окошечками своих будок, выслав с флажком девчонку. Серые кучки матерых (бородатых) каторжников, (на радостях) пущенных гулять по России, исподлобья высматривающих (пути свои) с потеплевших откосов, с пустынных полустанков, (с городских окраин) цепляющихся за (каждый) поезд, чтобы поспеть «на праздник», рассказывающих таинственные истории мук, принятых «за свободу народа» (– уже натачивающих ножи). Начальники станций, веселящие революционный глазок яркой красной фуражкой, конфузливо ею машущие под раскатистое ура. Свалившиеся под откос костяки слетевших с рельс поездов, колесами к небу, вскрики разболтавшихся паровозов, призывающие самые недра тайги спешить на пир, – все было пьяно сорвавшеюся с винтов жизнью, заманчивой жизнью без колеи.