МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1980 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов) - Дмитрий Биленкин

— Вот все, что требуется для этого дела. Давид, сраженный нервным параличом, как вам известно, был целый месяц не в состоянии ни говорить, ни двигаться. Сегодня в десять часов утра он проявил признаки сознания. Знаками он объяснил мне, что ему нужны бумага и карандаш. Когда принесли требуемое, он, немного подумав, быстро и отчетливо набросал тот самый рисунок, который я имею честь и счастье представить вам, господин судья. Как видите, здесь изображено характерное лицо — по-видимому, точное изображение лица убийцы. Под рисунком подписано: «Портрет преступника. Найдите его…» Если это обстоятельство может пролить свет на дело, я думаю, что исполнил свой долг.

Рассмотрев правильный, четкий рисунок, весь состав суда не мог более ни ошибаться, ни колебаться. В крупном ястребином лице с толстой нижней губой все признали известного лисского вора Джека Ловайда, служившего год назад поваром у губернатора этой провинции. Джек был известен в маленьком порту как устроитель всякого рода темных делишек, вечно шлявшийся по передним и кухням.

Пока выследили и поймали преступника, сознавшегося не без кривляния в том, что, подслушав разговор пьяного Грикатуса о купеческом золоте, украл шлюпку, выплыл к шхуне и убил Пека, — прошло много времени; Грикатус досыта насиделся в тюрьме.

Сарториус взял Давида к себе, и, посыпав, где надо, золотом, дал свету нового оригинального художника. Несколько военных рисунков О’Мультана на выставке «Просветителей» привлекли общее внимание. Характерной особенностью рисунков этих было то, что в каждом воине, поражающем врага, были всё те же неизгладимо запечатлевшиеся черты: круглое ястребиное лицо и толстая нижняя губа… — след нервного потрясения.

II

Раскрывая страницы новой фантастической повести, читатель ожидает, скорее всего, очутиться на борту звездолета, несущегося во весь опор к дальним мерцающим мирам. Где же, кажется, еще и искать приключений, как не в космосе? Но последнее время в нашей Галактике возникли своеобразные «часы пик» — слишком уж много разлеталось там звездных кораблей самых различных конструкций, ведомых совершенно одинаковыми капитанами. Именно поэтому было решено дать космической теме временную передышку, хотя бы в одной этой книге «Мира приключений». Правда, в рассказе Дмитрия Биленкина «Создан, чтобы летать» корабль, как вы заметили, все-таки есть, но будьте снисходительны — это старый, отработавший свое корабль, который никуда не летит. Не о звездолете этот рассказ, не о космонавтике, он о мальчике, охваченном страстным романтическим порывом, — его сердце открыто новому, поиску, неведомому, неоткрытому. К мальчику в первую очередь, а не к кибермозгу относятся слова «создан, чтобы летать». Если хотите, мы именно так и представляем себе читателя «Мира приключений», поэтому рассказ и послужил «флажком» всего сборника.

Правда, в повести Георгия Шаха «О, марсиане!», что следует из самого заглавия, Землю в очередной раз посещают наши соседи по Солнечной системе. К сожалению, как это достоверно установлено наукой, несуществующие. Однако это не помешало им вызвать некоторое замешательство в небольшом городке и стать причиной множества происшествий, иногда забавных, а иногда и не очень. Признаемся заранее, настоящие марсиане там почти и не появляются, так что повесть Г.Шаха целиком обращена в сегодняшний день — это не часто встречается в фантастике.

То же самое можно было бы сказать про «Повесть о дружбе и недружбе» братьев Стругацких, если бы перед нами не была сказка, действие которой, как это и положено всякой настоящей сказке, происходит в совершенно непонятных, загадочных местах, куда, впрочем, попадает вполне реальный советский пионер.

Три произведения посвящены будущему.

Оно может быть разным. Может быть таким, каким предстает в повести Андрея Балабухи «Майский день», таким, каким его хотим видеть все мы; наша страна вместе со всеми миролюбивыми силами человечества борется за наступление того праздничного дня, когда последний военный крейсер будет порезан автогеном. Как и все остальное оружие…

Вовсе не райские идиллии ожидают людей в том блистающем мире. Им — такова уж судьба человеческая — не уйти ни от горя, ни от смертей, ни от трагедий. Все же нельзя не почувствовать, что только в дружбе, в любви, в мирном созидательном труде люди могут стать по-настоящему счастливыми.

Но можно себе представить — ведь фантастика рисует воображаемые картины — и другое будущее. Где происходит действие повести уже упомянутого Дмитрия Биленкина «Конец закона» и рассказа Егора Лаврова «Дождя сегодня не будет»? Кажется, в изображенных ими неназванных странах никогда не бывает солнца, там все время идет унылый, осенний дождь. Может быть, потому складывается такое впечатление, что при общественных отношениях, которые царят в этих странах, там как-то не котируются акции радости, хотя к услугам каждого масса развлечений, акции творчества, хотя есть бизнес, акции счастья, хотя не исключен успех. Мы уверены, что народы Земли в конце концов справятся со всеми подстерегающими их злыми демонами. И любой прогрессивный фантаст — тем более фантаст советский — мрачные свои «пророчества» создает именно для того, чтобы они никогда не сбылись.

Андрей Балабуха

МАЙСКИЙ ДЕНЬ

(Фантастическая хроника)

О всех кораблях, ушедших в море,

О всех, забывших радость свою.

I

В это майское утро все было прекрасным: и море, очень синее и очень спокойное, такое спокойное, что кипящие кильватерные струи из-под раздвоенной кормы «Руслана» уходили, казалось, в бесконечность, тая где-то у самого горизонта; и небо, очень синее и очень прозрачное, с удивительно уютными и ручными кучевыми облачками, томно нежившимися на солнце. От палубы пахло совсем по-домашнему, как от пола в той допотопной бревенчатой хоромине в Увалихе, где Аракелов отдыхал прошлым летом. Каждое утро хозяйка, болтливым колобком катавшаяся по дому баба Дуся, мыла некрашеный, отполированный годами и шагами пол, надраивала его голиком, и вокруг распространялся аромат дерева, солнца, воды… Собственно, почему солнца? И почему воды? На этот вопрос Аракелов ответить не мог. Ему так казалось — и все тут. Этот запах будил его, он еще несколько минут лежал, вслушиваясь в равномерное шарканье голика и невнятное пение-бормотание бабы Дуси, и его наполняло чувство полного отрешенного отдыха.

Так оно было и сейчас. Свои шестьсот часов он отработал. Теперь можно позволить себе роскошь поваляться в шезлонге в тени «Марты», глядя, как сливаются и тают вдали пенные полоски, говорливо рвущиеся из-под кормы; можно почувствовать себя на борту «Руслана» просто пассажиром, этаким пресыщенным туристиком, совершающим очаровательный круиз «из зимы в лето». Шестьсот часов — по шестидесяти на каждой из десяти глубоководных станций — программы дают на это право. Жаль только, кейфовать ему недолго: завтра «Руслан» зайдет на Гайотиду-Вест, а оттуда на перекладных — сперва дирижаблем «Транспасифика» до Владивостока, потом самолетом — Аракелов за три дня доберется домой. А там и до отпуска рукой подать…