Лепрозорий (СИ) - Ариса Вайа

- И не было ничего хорошего? – едва не плача промямлила Ева.

— Было. Мои крылья, — грустно вздохнула бескрылая гарпия и повернулась к паучонку.

— Но ты отрезала их.

- У меня не было выбора. Но я любила небо больше всего на свете. Да и сейчас люблю.

— Я тоже, — грустно отозвалась Ева. Она бы все отдала за крылья. Она даже готова была все отдать, но с самого младенчества не подходила ангелам. Бессмысленная мечта растворилась в потоке страха и отчаяния. Рожденная ползать никогда не сможет летать.

Люция потрепала Еву по волосам, отчего паучонок едва не свалилась с обрыва.

— Есть пегасы. Ты еще полетаешь, я обещаю, — улыбнулась она, стягивая потускневшую паутину с волос.

Ева с улыбкой наблюдала, как тяжело встает ее фурия и снова взваливает тушу на плечи. Обещания были именно тем, что заставляло Люцию жить. Паучонку сложно было понять, что на самом деле происходит в голове фурии, если она думает о мире, как о Лепрозории, который не так уж ужасен. Кошкины мысли уложились в ее голове совсем иначе, легче, проще, став уже мыслями и идеалами Люциферы.

***

Бескрылая медленно взбиралась на гору с тяжелой ношей на плечах, рядом маячила Ева, готовая в любую секунду помочь. Но уж до костра-то Люция готова была дойти собственными силами, несмотря на то, что лопатки и плечи сводило судорогой от перенапряжения. Чувствуй она боль, давно бы взвыла и упала без сил. Даже галлюцинации вернулись быстрее, чем должны были. Теперь она слышала кошкин смех. Значит, дальше будет еще хуже.

Такой теплый, счастливый и легкий смех Химари все не выходил из головы. Она смеялась, так удивительно нежно и ласково, что сердце просто разрывалось от чувства вины.

Но Люция краем глаза увидела бледное лицо Евы и остановилась. Паучонок тоже слышала кошкин смех. Таращилась огромными глазами на рыжий огонек на самом верху холма и что-то бормотала. Рванула, спотыкаясь и с трудом пробираясь в снегу. И Люция бросилась за ней, не веря своим ушам.

У костра действительно смеялась кошка.

Тощая, бледная, слабая, хрупкая, как фарфоровая кукла. Хайме крепко держал ее за руки, давая опору. Помогал делать шаги на трясущихся ногах, еще один, еще. А она хохотала. Лапы не держали ее, подворачиваясь под весом ослабшего тела. Кимоно висело на костях, редкие волосы так и норовили залезть в глаза и рот. Тело едва слушалось, но она так старательно вышагивала, тяжело дыша. И смеялась.

Хайме увидел Еву и притянул кошку к себе, не давая упасть. И она уткнулась в него, слабо обняла и так и осталась стоять, сползая на землю на слабых ногах.

Люция поднялась следом за паучонком, свалила тушу косули у костра и кашлянула. Кот повернулся на звук и гордо улыбнулся – помощь «клетки» ему не понадобилась, чему он был несказанно рад. Но Химари боязливо прижала уши к голове и замолчала, улыбка исчезла с ее лица.

— Неужели я такое чудовище? — пробурчала Люция, закатывая глаза.

Кошка смотрела на нее, словно первый раз видела, вглядываясь в каждую черточку, каждую морщинку. Подняла глаза на мужа, снова на Люцию.

Но бескрылая не стала ждать ее ответа, ловко сгребла Химари в охапку и подняла на руки.

— Знаешь что, кошка, мне никогда не приходило в голову, что ты можешь быть такой дохлячкой! — фыркнула. — Мы уже три месяца с тобой шляемся! Тут вокруг зима, снега — фиг пройдешь! А ты помирать собралась. У меня планы, между прочим! — ругалась она, покачивая Химари в такт своим возмущениям. Заметив, что та даже голову в плечи вжала, фурия расхохоталась. — Я очень рада, что ты с нами, — уже добродушнее произнесла она. — Мне тебя не хватало.

— Ты так постарела, — Химари чувствовала себя виноватой. Замялась, прижавшись к сильной Люции всем телом. Как же спокойно становилось на душе, стоило уткнуться лбом в ее плечо. Словно все эти месяцы она все время так жила, прижавшись к ней, подпитываясь ее силой и уверенностью. — Спасибо, — тихо-тихо проскулила она, пряча слезы. — Спасибо.

Ева металась у кошкиных вещей, выуживая потрепанные кисти и косметику. А Люция передала кошку обратно Хайме и ушла потрошить дичь. Ей стало гораздо легче, а кошкина благодарность была в сто раз ценнее всего, что когда-либо имела Люция. Оно стоило того.

#37. Даже если мир Лепрозорий

Ева терпеливо ждала, пока Люция разденется и приготовится для перевязок. Сегодня кот и кошка ушли на охоту, и можно было посвятить больше времени лечению фурии.

— Я готова, — пробурчала Люция, сгибая руки и заводя за голову.

Паучонок кивнула и придвинулась ближе, растянув на пальцах паутину. Лечить Люцию было сложнее, чем кошку, ее тело плохо поддавалось паутине, перевязки сползали и рвались, стоило только фурии напрячь мышцы. Это было невыносимо, к тому же разобраться, что именно травмировано, с каждым разом становилось все большей и большей проблемой. Люция не чувствовала боль, и не могла на нее пожаловаться. И если внешние раны было легко найти и обработать, то внутренние находились в катастрофичном состоянии. Их нельзя было замотать в паутину, обработать маслом. А чтобы достать лекарства необходимо было знать, от чего лечить. Тому же, это явно была уже не лепра – уж Конфитеор она колола исправно.

Еве оставалось довольствоваться тем, что внешние повязки не давали фурии сойти с ума и, хоть немного, но поддерживали весь организм. И если кошку Ева могла обхватить руками, разом замкнув паутину, но вокруг Люции приходилось ползать. Но паучонка беспокоило совсем не это, работы она не боялась. Касаясь ладонью груди и ребер фурии, она чувствовала, что та болеет смертью. Во всем было виновато чувство вины. Но кошка была жива, не было причин чувствовать себя виноватой. А Люции становилось только хуже, и это очень сильно беспокоило Еву.

Люция закашлялась, согнувшись пополам, и Ева отпрянула, не успев замкнуть паутину на груди фурии. Полчаса ползания вокруг насмарку.

— Прости, — тихо отозвалась Люция, сглатывая кровь. Ева кивнула и начала заново, подождав, пока бескрылая поднимет руки.

Как ни старалась Ева вылечить ее, но Люция прекрасно понимала, что это бесполезно. Ее время пришло, а сопротивляться было совершенно бессмысленно. Ей казалось, что это пресловутая лепра добралась до внутренностей, а Конфитеор вылечил лишь нарывы на коже. Старые раны горели, швы ползли, а суставы слушались через раз. Все тело было до предела напряжено, сердце захлебывалось, в голове - вечный туман.

Ева перехватила паутиной ребра фурии, попросив глубоко вдохнуть. Может быть, ритуалы кошек могли бы вернуть фурии загубленное здоровье, но та запретила рассказывать Хайме и Химари о своем состоянии, боясь, что они не дадут воплотить ее цель в реальность. Все перевязки были тайными. Хотя иногда они вели себя так, будто знали о состоянии бескрылой гарпии, но ничего не предлагали. Может, и помочь на самом деле не могли.