Куропаткин. Судьба оболганного генерала - Андрей Гургенович Шаваев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По ведомству народного просвещения он организовал высшие технические заведения.
По ведомствам внутренних дел и земледелия он имел высшее управление так называемой полосой отчуждения Восточно-Китайской железной дороги, строил города, поселки, решал вопросы землеустройства и землепользования.
По ведомству иностранных дел вел переговоры с высшими представителями китайской администрации, заключал договоры, имел своих коммерческих и одновременно дипломатических агентов в разных пунктах Китая, Кореи…
При такой деятельности, по русской пословице “своя рубашка ближе к телу”, ассигнования на предприятия, коими ведал министр финансов, производились шире, чем по соответствующим отделам других министерств… в ущерб удовлетворения насущных нужд всех ведомств…, настоятельные нужды по обороне государства оставались неудовлетворенными…».
Завершая блок отчета, посвященный подготовке к войне с Японией, Куропаткин резюмирует: «Для меня несомненно, что будущий историк, приняв во внимание колоссальные расстояния от центра России, с уважением остановится на достигнутых Военным ведомством результатах по усилению нашего военного положения на Дальнем Востоке в период 1895–1903 годов. При существовавших денежных отпусках эта работа была произведена в значительной степени в ущерб нашей боевой готовности на других границах нашей родины».
II. В отчете Куропаткина отдельная глава посвящена теме «что было исполнено военным министром, чтобы избежать разрыва с Японией».
Характеризуя оперативную обстановку на Дальнем Востоке, сложившуюся в начале XX века, Куропаткин отметит: «К нам недоверчиво, почти враждебно относился Китай, явно враждебно – Япония, недоверчиво – все прочие державы».
Наличие КВЖД, проведенной по китайской территории, вопреки мнению представителя военного ведомства в Приамурье генерала Духовского, требовало, по словам Куропаткина, «чтобы в той или другой форме мы получили право контроля и распорядка в Северной Маньчжурии. Без достижения сего проведенная железная дорога, оставаясь недостаточно безопасной, могла послужить нам во вред, ибо увеличивала все невыгоды нашей пограничной черты, делающей между Забайкальем и Уссурийским краем большой выгиб к северу».
Как пишет Куропаткин, Военное министерство, Главный штаб и он лично считали достаточным ограничиться оккупацией Северной Маньчжурии, не продвигая войска далее на юг и в особенности – на восток, в направлении китайско-корейской границы. Мнение военных, детально знавших соотношение сил русской и японской армий, военно-морских флотов держав на Тихоокеанском морском театре военных действий и потому опасавшихся возможных осложнений с Японией из-за Кореи, не хотевших ни большой, ни «малой победоносной» войны со Страной восходящего солнца, неоднократно докладывалось императору.
В качестве доказательства своей позиции Куропаткин в отчете частично воспроизводит содержание своей записки по Маньчжурскому вопросу, направленной царю в октябре 1903 года:
«Не соприкасаясь с границей Кореи, не занимая нашими гарнизонами местности между железной дорогой и корейской границей, мы действительно убедим японцев, что не имеем намерения, вслед за Маньчжурией, завладеть и Кореей. Тогда и японцы, вероятно, ограничатся развитием в Корее своей деятельности без оккупации страны войсками. Тогда Япония не приступит к значительному увеличению своих сил и не втянет и нас в тяжелую необходимость все усиливать свои войска на Дальнем Востоке и даже без войны нести тяжелое бремя вооруженного мира».
Однако высшее руководство страны в лице самодержца и его ближайшего окружения в лице Безобразова и Витте, при определении политики в Маньчжурии и Корее мнение армейского генералитета нередко игнорировали.
Куропаткин пишет:
«Командующий войсками Приамурского военного округа и приамурский генерал-губернатор не привлекались даже к обсуждению, не только к решению самых важных вопросов на Дальнем Востоке.
…министр финансов ведал в 1903 году на Дальнем Востоке железными дорогами, корпусом войск, флотилией коммерческой, несколькими вооруженными судами, портом Дальний, Русско-Китайским банком.
Одновременно Безобразов с компанией развивал свои предприятия в Маньчжурии и Корее, раздувая всеми способами предприятие в Северной Корее на р. Ялу…, продолжение авантюры Безобразова и Комп, в Корее грозило разрывом».
Куропаткин делает выводы:
«Все, касающееся Японии, ее вооруженных сил и ее Задач на Дальнем Востоке, все, что мне пришлось видеть и изучать, приводило меня к Заключению о необходимости прийти к мирному соглашению с нею и сделать даже большие и, на первый взгляд, обидные уступки национальному нашему самолюбию, лишь бы избежать войны с нею».
Подводя итог своим довоенным миротворческим усилиям, снимая с себя обвинения в нежелании сохранить добрые отношения с Японией и отсутствии должных мер по предотвращению войны, Куропаткин, называя себя «убежденным противником активной деятельности в Азии», формулирует заключение:
1. «Сознавая всю нашу неготовность на западной границе и принимая в расчет неотложную необходимость расходования наших средств на внутреннее устроение России, я считал разрыв с Японией бедствием для России и работал в мере сил своих, чтобы предотвратить этот разрыв. Став за долгую службу в Азии сторонником соглашения в Азии с Англией, я был уверен в полной возможности вполне мирного разграничения сфер влияния на Дальнем Востоке между Россией и Японией.
2. Я считаю ошибочным для России шагом проведение Сибирской магистрали через Маньчжурию. Решение это было принято без моего участия (я был во время этого решения начальником Закаспийской области) и противно мнению представителя Военного ведомства на Дальнем Востоке – генерала Духовского.
3. Занятие Порт-Артура произошло до вступления моего в управление министерством и без моего участия. Этот шаг России я считаю не только ошибочным, но и роковым. Приобретя преждевременно крайне неудобный выход к Великому океану, мы нарушили этим шагом добросогласие с Китаем и, главное, поставили Японию в число своих врагов.
4. Я все время был противником лесного предприятия на Ялу, предвидя, что эта авантюра угрожает нам разрывом с Японией, и принимал все меры, дабы этому предприятию было придано только исключительно коммерческое значение или таковое вовсе прекращено.
5. По отношению к маньчжурскому вопросу я резко разграничивал значение для нас Северной Маньчжурии и Южной Маньчжурии. Я считал необходимым возможно быстрее очистить от наших войск Южную Маньчжурию и Северную Маньчжурию (в том числе города Гирин и Цицикар). Но после восстания 1900 года я признавал необходимым удержать на самой железной дороге в Харбине как резерв войскам пограничной стражи лишь небольшой отряд в 2–4 батальона, 1 батарею и 1 сотню казаков.
6. Когда наше положение на Дальнем Востоке усложнилось и явилась опасность разрыва с Японией, я предложил, чтобы устранить войну с Японией, решительную меру – признать несвоевременным наш выход к Тихому океану, возвратить Китаю Квантун с Порт-Артуром и продать им южную ветвь Восточно-Китайской железной дороги.
Возвратившийся из Японии генерал-адъютант Данилов передал мне, что на прощальном обеде японский
