Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса - Надежда Севницкая

— ?!!

— Да — ты! Ты!!! Пожалуй, малыш, ты был прав, когда говорил, что станешь Королем, когда Вождь признает тебя, — и прикусил язык.

Джон посмотрел на своего патрона недоуменно: слишком ясно помнил — того в купе при разговоре не было. Значит, ребята сболтнули, У Полковника даже среди ребят были свои люди. Только — кто? Джо и Чарли отпадают сразу. Новички. Дам? Нет. Слишком привязан. Без тени зависти. Рэд? «Друг, почти брат». Невероятно. Невероятно?

Джон и не думал, что после армии Рэд вернется к нему. Но вездесущий и все могущий Полковник разыскал Рэда, привел. И тот снова стал близким, родным. Правда, теперь старый друг позволял себе вспомнить, как покровительствовал Джо ну в юности. Особенно говорлив и хвастлив становился после спиртного.

Это было ново и Неприятно. Джон решился поговорить с другом и получил жесткий отпор:

— Не волнуйся обо мне. Это от армии. Отвыкну. Думай о себе. У тебя самого дурная наследственность…

Еще не успев дослушать, Джон врезал Рэду такую оплеуху, что тот отлетел к стене и рухнул на тахту. Внутри все зашлось от бешенства и омерзения. Джон отошел к столу у окна. Взял тонкую датскую сигару. Закурил. Курево не принесло облегчения. Дым лишь резко обжег горло. Швырнув сигару в пепельницу, он уперся взглядом в окно и слушал, как «почти брат» барахтается на тахте. Наконец, сзади раз далось топтание, и Джон увидел в стекле, что Рэд нерешительно протягивает руку — тронуть его за плечо.

Передернувшись от гадливости, Джон стремительно обернулся. Рэд, спрятав глаза, забыв опустить руку, сказал:

— Прости, босс. Я не хотел. Не думал. Все зеленый змий чертов.

— Ладно. Катись… Наутро Полковник сказал:

— Что там произошло с Рэдом? Парень просто не знает, куда деваться от горя и раскаяния. Прости уж во имя былого.

Джон не посмел отказать. Взглянул исподлобья. Кивнул.

И вот сейчас вспомнил. Понял, кто информирует менеджера.

Полковник терпеливо ждал, когда питомец оторвется от воспоминаний. Пусть вспоминает. Брыкаться-то не в его интересах. Он в стойле Полковника — ведь все начинается заново. А что он без Полковника? Голос, мордашка (Полковник твердо был в этом уверен). А у него, Полковника, талант!

Вождь приглашал Короля в свое шоу. Приглашал настойчиво и подобострастно. Дела Вождя последние два года были просто плохи. Женщины, тоже составлявшие основу его аудитории, постарели. Они уже не закатывали глаза, плавающие в слезах, и не прижимали судорожно к груди руки. А молодым девушкам, дочерям его поклонниц, совсем не нравилась неподвижная томность Вождя, его щуплое тело и однообразные стерильные любовные баллады. Требовалось «переливание». Вождь кряхтел, но не сопротивлялся. Ему во что бы то ни стало требовалось убедить свою публику, что он мастер почище Короля-самозванца.

Но и у Полковника была очень серьезная причина, заставившая его пойти на сделку с Вождем: не было больше Короля. Он стал «экс-Королем». И его надо было возрождать. В таком виде продать своего мальчика публике не мог даже Полковник. Поэтому он решил продавать его людям, которые могли дать славу, — режиссерам больших шоу, кинопродюсерам, журналистам.

Вождь сделал шоу с размахом, очень импонировавшим Полковнику. Экс-Король и Вождь исполняли хиты друг друга порознь и дуэтом. И проницательный Полковник сразу увидел, что его мальчуган обрел себя, несмотря на дурацкий фрак, который его заставили надеть в угоду хозяину.

Около двадцати лет прошло с дебюта Вождя и лишь четыре года — с ошеломляющего взлета Короля. Сейчас они пели вместе. Нельзя было объединить только публику. Большинство было поклонниками Вождя.

Джон вспомнил, как Полковник переживал по этому поводу, не смея, однако, использовать свои балаганные трюки. Полковник вынес из этого шоу твердое убеждение — Короля надо сделать вневременным. Он должен принадлежать всем возрас там. Сам Король посмеивался над ситуацией, но вот критика…

Ведущая газета страны на следующий после выступления день уже откликнулась: «Если в армии он получил чин сержанта, то как певец не перестал быть неуклюжим новобранцем».

Вождь не преминул выразить Джону соболезнования:

— Плюнь. Они потом поймут, — говорил он, глядя внимательно (добавил либо ли?) в его глаза.

Добавил. Однако Джон уже научился скрытности. Понял давно — мало кто любит его самого. Славу. Деньги. И только потом его. Даже в семью вошло зло его де нег. Мама сгорела из-за его взлета. А теперь еще отец встретил женщину, на которой собирался жениться. Звали ее Лили, и у нее было трое сыновей.

Что он мог поделать? Отец ожил. Но Джон-то был твердо уверен, что бедная вдова решила устроить будущее своих крошек. И знал, что сделает для отца все. Но на свадебной церемонии отказался присутствовать наотрез. Он не мог оскорбить мамину память.

В день свадьбы отца Джон сидел дома в окружении ребят и пытался отвлечься от невеселых мыслей. Ребята знали, что нужно их другу-боссу. Особенно Чарли. Смешной Чарли. Преданный Чарли.

Джону вспомнился сумасшедший день демобилизации: надо было отвертеться от очередной пресс-конференции, созванной по поводу выхода солдата-Короля на гражданку, проститься с новыми приятелями, наконец, собраться. Суета. А тут еще нет Чарли;

На вокзале Джон начал беспокоиться уже всерьез, как вдруг увидел, что Чар ли с несчастным лицом стоит около фонарного столба.

— Ты с ума сошел?! — заорал он, подбегая к другу. — Где твои вещи?

— Но… но ведь ты не звал меня с собой. Я думал, может, я больше тебе не ну жен. Я просто пришел проводить. Я не хотел прощаться. Не хотел напоминать о себе. У тебя и так слишком много хлопот…

«Господи, — подумал Джон тогда, не пытаясь даже перебить этот поток и остолбенев от такой ненавязчивости, — ведь есть же деликатность в людях.

— И тут же другое. — Но ведь я сам изменился. Мне не пришло в голову позвать его. Это разумелось само собой: Чарли едет».

Джон почувствовал, что краснеет мучительно, как в юности, и длинные его ресницы становятся тяжелыми и влажными. Приобняв Чарли и похлопав его по спине, сказал:

— Черт с ними, с вещами! Купим там, что захочешь. Едем?.. Глаза Чарли засветились, как у мальчишки, удостоившегося чести поговорить со своим кумиром. И, гордый, он зашагал рядом к поезду.

И вот Чарли подозвал Рэда. Пошептался о чем-то. Рэд сел к роялю. Чарли посмотрел прозрачным взглядом на своего кумира и запел тот, заветный, мамин госпел. Как он угадал! Босс ожил. Краски вернулись на лицо, бывшее в тот день восковым. Джон встал. Подошел к поющим. Выждал такт. И мягкий сильный баритон разорвал гнетущее настроение ребят и этого тяжелого дня:

«О, мой Господь, когда придет мой чередПреодолеть все холмы и предстать перед твоим судом,Дай мне силу. Ведь твоя любовь и милосердиеК твоим детям так велики».

Через несколько дней отец и мачеха нанесли первый визит в дом его матери. Мачеха прямо с порога начала ворковать:

— Мальчик мой… — Джон непроизвольно дернулся от ее обращения и уже ни когда больше не слышал подобной фамильярности. А она, перестроившись на несколько элегический лад, продолжила:

— Я все понимаю… Мы не будем обременять тебя. Мы решили жить своим домом. Правда, это дороговато, но твой отец, зная твое золотое сердце, убедил меня, что ты поможешь. Меня зови просто — Лили.

— Да, мэм, — сказал Джон, совершенно ошеломленный ее полным нежеланием скрыть свои намерения. Украдкой посмотрел на отца. Тот стоял, браво выпятив грудь, — гордился кормильцем-сыном.

Как молод, хоть и сед, его отец. Теперь у него новая семья с сыновьями, гораздо больше подходившими ему по возрасту.

Пересилив себя, Джон подошел к отцу и, насколько мог спокойно, сказал:

— Не беспокойся, папа, все будет в порядке. И спохватившись:

— Поздравляю вас, мэм, и тебя, папочка.

Подошел к своему бюро и достал оттуда свадебные подарки: ей — кольцо, усыпанное хризопразами, отцу — роскошный портсигар.

Вечером приехал с поздравлениями Полковник. Был мил и весел. Среди общего разговора питомец поймал на себе знакомый, почти ничего не выражающий взгляд.

— Что случилось, Полковник?

— Видишь ли, я рассчитывал на «Музыкальное обозрение», но… — потянул паузу, затягивая подпругу на душе своего питомца, — это трио кантристов. Вот она, твоя армия…

Тогда Джон над этими словами не задумался, но интуитивно отложил их в памяти. Их время пришло восемь лет спустя. Не самое подходящее время… А впрочем, почему нет?

Он увидел себя в зеркале — недобрая улыбка была на лице. Что ж, «бедный старый» Полковник тогда дал понять, что он не смел идти в армию против полковничьей воли. Сегодня Полковник хотел, чтобы питомец осознал свою вину и раскаялся. А вот этого от него не дождутся. Раскаяния… Еще чего!