Японская олигархия в Русско-японской войне - Сюмпэй Окамото
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время Русско-японской войны эта олигархия, формировавшая внешнюю политику, имела тенденции и к объединению, и к размежеванию. Это была небольшая группа из четырнадцати человек, средний возраст которых в 1904 году составлял 58 лет. Одиннадцать из них, включая пять гэнро, были выходцами из двух западных кланов, доминировавших на политической сцене весь период Мэйдзи. У них был сходный жизненный опыт в ведении внутри— и внешнеполитических дел в те годы молниеносных перемен, и они разделяли сходные устремления построить как можно быстрее богатую страну с сильной армией. Основное единство поддерживалось среди них общим сознанием национального кризиса.
И все же существовали признаки потенциальной разобщенности. Олигархия не была монолитным блоком, она состояла из нескольких частей, объединенных верхушкой гэнро. Сама группа гэнро состояла из пяти волевых людей с собственной сферой интересов и политических предпочтений. Более того, между гэнро и более молодыми лидерами олигархии, несмотря на сходство жизненного опыта и общее происхождение, была заметна пропасть, разделяющая эти поколения.
Лидеры второго поколения являли больше внутренних расхождений, чем гэнро. Положение гэнро во власти находилось в процессе перехода, а точнее говоря — в процессе упадка, и политическое преимущество переходило ко второму поколению. Из-за того что группа гэнро была фактически единственным объединяющим фактором в этой сложной системе императорских советников, все большее ослабевание контроля гэнро означало растущий повод для соперничества среди различных групп, например между гражданскими и военными или армией и флотом.
Также следует отметить особую роль, которую, постепенно претерпевая внутреннюю трансформацию, играли парламент и политические партии в этой олигархической системе. Парламент не мог повлиять на назначение и отставку творцов внешней политики, и ко времени Русско-японской войны ни один член партии как таковой не был включен в число олигархов. Должны ли мы тогда полностью исключить парламент и политические партии из общей картины?
Традиционный взгляд на японский парламент военного времени придерживается мнения, что в восторженной атмосфере патриотизма, сопровождавшей начало войны, парламент сразу же прекращает всякую оппозиционную правительству деятельность и собирается только затем, чтобы утверждать любые предложенные правительством расходные счета. Но это слишком поверхностный взгляд — по крайней мере, в случае с Русско-японской войной. Позднее мы увидим, как политические партии воспользовались отличной возможностью, предоставленной войной, чтобы продвинуть собственные политические интересы. Здесь достаточно сказать, что внутреннее противоборство политических партий и правительства длилось на протяжении всей войны. Эти интриги и постоянное маневрирование имели по крайней мере два следствия. Во-первых, они способствовали дальнейшему ослаблению контроля гэнро над лидерами второго поколения. Во-вторых, политическим партиям совершенно не удалось наладить столь необходимые, особенно на последних этапах войны, политические связи, чтобы предотвратить увеличение пропасти между олигархией и народом. Вместе с олигархами, которые ввиду направления и природы своей политической власти ничуть не заботились о чаяниях народа, политические партии способствовали созданию опасной ситуации, в которой, как мы рассмотрим в следующих главах, у тех, кого мы называем «политическими деятелями», — полностью невежественных шовинистических групп и личностей — оказались развязаны руки для того, чтобы, воспользовавшись ситуацией, провоцировать массы.
Итак, японская олигархическая структура, занимающаяся формированием и проведением внешней политики в период Русско-японской войны, являлась группой из многих составляющих. Она находилась под ослабевающим контролем гэнро и имела противоречивые тенденции к объединению и размежеванию. Эта исключительная группа не была избавлена от постепенного вмешательства политических партий, вмешательства, которое, в свою очередь, ускорило темп внутренней трансформации власти. Пребывая в твердом убеждении, что они обладают монополией на мудрость в деле ведения внешней политики, олигархи действовали как советники трона, от которого получали политическую власть и легитимность.
Глава 2. РАСКОЛ ВО ВЗГЛЯДАХ НА МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Выдающийся исследователь международных отношений Киесава Киеси писал в 1942 году:
«Что поражает исследователя истории японской дипломатии… так это то, что общественное мнение в Японии всегда требовало жесткой внешней политики, в то время как политика правительства была очень осторожной. За девяносто лет дипломатических отношений между Японией и окружающим миром с конца эпохи Токугавы я не могу назвать ни одного кабинета, который не подвергался бы нападкам общественности за слабость дипломатии; разве что, может быть, за исключением первого и второго кабинета Коноэ. Никто не будет отрицать, что Муцу Мунэмицу и Комура [Ютаро] были самым талантливыми министрами иностранных дел за всю историю японской дипломатии. Однако если посмотреть внимательно, то мы увидим, что никто из министров иностранных дел не подвергался такой жестокой общественной критике, как эти двое. Наградой за дипломатию Муцу в Китайско-японскую войну был вотум недоверия палаты представителей. Дипломатия Комуры в войну против России вызвала самый сильный мятеж в Токио за всю историю. В сфере иностранных дел сотрудничество японского народа с правительством всегда начиналось с развязыванием войны и заканчивалось с ее завершением. Дипломатия считалась синонимом слабости и вызывала гнев общественности…Со времен Токугавы в общественном сознании японцев осталось представление, что внешнеполитических целей можно достичь, только если правительство займет жесткую позицию, и что отсутствие дипломатических успехов может быть вызвано только неспособностью правительства такую позицию занять. По каким бы то ни было причинам нельзя отрицать, что приверженность жесткой внешней политике всегда была основной установкой общественного мнения. Общественное мнение по природе своей безответственно и эмоционально. Размышляя о нашей международной политике, нельзя забывать об этой особенности национального менталитета. Примечательной особенностью этого чувства является постоянное желание экспансии… и наш прошлый опыт подсказывает нам, что только сильный кабинет может преуспеть в том, чтобы контролировать это общественное мнение и руководить им и его требованиями к жесткой внешней политике».
Можно поспорить о том, всегда ли политика японского правительства была осторожной. Однако взгляды Киосавы о том, что общественное мнение Японии всегда требовало более жесткой внешней политики, чем та, которую проводило правительство, разделяют многие исследователи современной истории Японии[12]. Общественное мнение периода Русско-японской войны не было исключением из этого правила. На самом деле, этот период представляет собой типичный пример конфликта между жестким общественным мнением и осторожной государственной политикой.
Целью этой главы является вкратце проследить историю расхождения мнений между властями предержащими и общественностью в отношении внешней политики и изучить типы личностей, которые создавали общественное мнение во время Русско-японской войны.
С самого начала следует пояснить две вещи. Во-первых, разница со взглядах между властителями-олигархами и лидерами общественного мнения в основном определялась тем, что вторые не несли ответственности и не имели опыта в делах государственного управления. В той или иной степени это расхождение наблюдается во всех странах. Однако в эпоху Мэйдзи монополия на принятие государственных решений была рано захвачена олигархами. Как в структуре управления, так и на практике оставалось очень мало каналов, через которые правительство делилось бы ответственностью и опытом в сфере международных сношений с кем-либо еще, и между власть имущими и людьми, не входящими в правительство, почти не происходило конструктивного обмена мнениями по поводу внешней политики[13]. Иными словами, для уменьшения этой разницы во взглядах не было сделано почти ничего с тех пор, как она появилась вместе с режимом Мэйдзи.
Во-вторых, лидеры сторонников жесткой международной политики в эпоху Мэйдзи со временем изменяли свои требования к верховному правительству на менее срочные или радикальные. То ли в рамках политической тактики ослабления правительства и введения его в замешательство, то ли из идеологических убеждений либералы, партийные политики и пылкие националисты в один голос требовали, чтобы правительство заняло жесткую позицию в международных отношениях. Однако политическая история эпохи Мэйдзи, особенно после провозглашения конституции, показывает постепенное смещение в рядах антиолигархических сил. Те, кто оказывался ближе к политической власти (как в масштабе всей страны, так и внутри политических партий), начинали проявлять большую степень понимания олигархии и ее политики. Следовательно, получалось так, что большинство ярых сторонников жесткой международной политики стали составлять журналисты, интеллектуалы (включая некоторых университетских профессоров), не особенно успешные партийные политики и, что важнее всего, члены националистических обществ. В данном исследовании мы будем обобщенно называть этих лиц «политическими деятелями».