Последний магнат - Френсис Фицджеральд

— А как же бюджет? — спросил Флайшекер. — Насколько я знаю, бюджет картины миллион семьсот пятьдесят тысяч. И вы ожидаете от проката ровно столько же, без всякой прибыли?

— Я столько и не ожидаю, — ответил Стар. — Хорошо, если наберем миллиона полтора.

Зал притих — принц Агге даже услышал, как обвалился пепел с замершей в воздухе сигары. Флайшекер, на лице которого застыло изумление, раскрыл было рот, но в этот миг Стару через плечо подали телефон.

— Ваша приемная, мистер Стар.

— Да-да. Алло, мисс Дулан, я понял про историю с Заврасом. Это все слухи, даю голову на отсечение… А, вы уже… Хорошо. Да, хорошо. Теперь сделайте вот что: отправьте его сегодня же к моему окулисту, доктору Джону Кеннеди. Пусть Заврас возьмет заключение и сделает копию, вы меня поняли?

Стар положил трубку и оживленно обернулся к присутствующим.

— Слыхали, будто Пит Заврас теряет зрение?

Кто-то кивнул; остальные, не в силах перевести дух, пытались понять, не обмолвился ли Стар минуту назад, оглашая суммы.

— Оказалось, полная чушь. Заврас говорит, что сроду не был у окулиста и не знает, почему студии от него отвернулись, — объявил Стар. — То ли враг, то ли болтун постарался — и оператор год ходит без работы.

По залу прошелестел официально-сочувственный шепот. Стар подписал чек и собрался было встать из-за стола.

— Прошу прощения, Монро, — с нажимом сказал Флайшекер. Брейди и Пополос молча ждали. — Я здесь не так давно и, вероятно, не способен в полной мере постичь смысл высказываемого и подразумеваемого. — Он говорил быстро, однако даже вены на его лбу вздулись от гордости за безукоризненные фразы, отточенные за время учебы в нью-йоркском университете. — Верно ли я понимаю, что бюджетные затраты, по вашим оценкам, превосходят сумму ожидаемых сборов на четверть миллиона?

— Это фильм принципиально другого уровня, — невинно заметил Стар.

До остальных начало доходить, однако они все еще подозревали подвох. Стар наверняка надеялся на выгоду. Ведь никто в здравом уме…

— Мы осторожничали два года, — продолжал Стар. — Самое время затеять картину, которая не окупится. Спишите это как расходы на поддержание репутации: фильм принесет нам новых зрителей.

Часть собравшихся еще полагали, что он считает картину выигрышной авантюрой, однако Стар развеял последние сомнения.

— Да, мы останемся в убытке, — сказал он, вставая. Подбородок слегка выдвинулся вперед, глаза сияли улыбкой. — Окупить фильм — значило бы совершить чудо большее, чем «Ангелы ада». Однако, как говорит Пат Брейди на званых ужинах в киноакадемии, у нас есть определенные обязательства перед публикой. Невыгодная картина внесет полезное разнообразие в график съемок.

Он кивнул принцу Агге; тот, наскоро откланиваясь, последним взглядом еще надеялся уловить впечатление, произведенное Старом. Тщетно. Глаза присутствующих — не то чтобы опущенные, скорее уставленные в неопределенную точку над столом — смаргивали чаще обычного, однако в комнате не раздавалось даже шепота.

Из обеденного зала на улицу Стар с принцем Агге выходили через студийное кафе, и принц жадно впился глазами в пестрое сборище цыганок, горожан, солдат времен первой империи с баками и в расшитых галунами мундирах. Издали они и вправду казались настоящими, столетней давности героями, и Агге попытался представить себе, как массовка изобразит его с современниками в каком-нибудь костюмном фильме из будущего.

Однако при виде Авраама Линкольна его настрой сменился. Юность Агге пришлась на самое начало скандинавского социализма, когда все зачитывались биографией Линкольна, написанной Николеем; принца упорно воспитывали в духе почитания Линкольна как великой личности, достойной обожания, отчего Агге его просто возненавидел. А теперь живой Линкольн сидел перед ним за столиком, закинув ногу на ногу и закутавшись в шаль, чтобы не продуло, — и с привычно добрым лицом поглощал обед за сорок центов. Принц Агге, впервые в жизни попавший наконец в Америку, воззрился на него, как турист на мумию Ленина в Кремле. Вот она, легенда… Стар, опередив его, теперь остановился — а принц все не мог оторвать глаз от зрелища.

Вот кто мы на самом деле, — пронеслось у него в мыслях.

Когда Линкольн подцепил треугольный кусок пирога и затолкал в рот, принц Агге поспешил присоединиться к Стару.

— Надеюсь, вам здесь интересно, — сказал тот, словно извиняясь за то, что оставил гостя одного. — Через полчаса у нас просмотр рабочего материала, а потом можете знакомиться с павильонами, пока не надоест.

— Мне хотелось бы остаться с вами.

— Тогда я прежде посмотрю, какие дела меня ждут.

Ждал японский консул по поводу выпуска шпионского фильма, способного оскорбить национальные чувства японцев. Ждали звонки и телеграммы. Ждало известие от Робби.

— Он вспомнил фамилию женщины: точно Смит, он уверен, — доложила мисс Дулан. — Робби предлагал ей тогда зайти на студию и переобуться в сухое, она отказалась — значит, в суд не подаст.

— Ну и задачка — звонить всем Смитам. Не такое уж облегчение. — Стар на минуту задумался. — Попросите у телефонной компании список Смитов, ставших абонентами в последний месяц. И всех обзвоните.

— Хорошо.

Глава 4

— Здравствуйте, Монро, — кивнул режиссер. — Рад вас видеть.

Стар прошел мимо, направляясь к построенной для завтрашних съемок декорации — роскошной комнате в конце павильона. Режиссер Ред Райдингвуд поспешил за ним, однако как он ни пытался идти быстрее, Стар оставался на шаг-другой впереди, и Райдингвуд расценил это как признак недовольства. Он и сам часто прибегал к таким маневрам: когда-то он руководил собственной студией и каких только приемов не использовал, так что пусть Монро хоть из кожи лезет — все равно ничем не удивит. Работа режиссера — ставить сцены, и никакому дельцу, пусть и самому успешному, его тут не переплюнуть. Голдвина, который однажды вмешался, Райдингвуд в тот раз вынудил поактерствовать на виду у полусотни зрителей — и получил ожидаемое: на режиссерскую власть больше никто не посягал.

На пороге роскошной комнаты Стар остановился.

— Декорация негодная, — заявил Райдингвуд. — Никакой выдумки. Делайте что хотите с освещением…

— Зачем вы меня вызвали? — Стар повернулся к режиссеру. — Нельзя было согласовать с художниками?

— Я не просил вас приходить, Монро.

— Вы хотели работать сами по себе.

— Прошу прощения, Монро, — терпеливо повторил Райдингвуд, — я не просил вас приходить.

Стар развернулся и шагнул дальше, к кинокамере. Глаза и раскрытые рты посетителей на миг отвлеклись от героини фильма, обратились к Стару и, не сочтя его достойным внимания, вернулись к актрисе. Посетителям — членам католического братства «Рыцари Колумба» — был не в новинку хлеб, пресуществленный в плоть, но мечту во плоти они видели впервые.

Стар остановился за стулом актрисы. Низко декольтированное платье открывало яркую экзему на груди и спине; перед каждым дублем обезображенную кожу покрывали кремом и удаляли его сразу после съемки. Волосы актрисы цветом и липкостью напоминали полузасохшую кровь, зато в глазах мерцал звездный свет.

Стар не успел заговорить, сзади донесся услужливый голос:

— Ослепительна, просто ослепительна! Голос принадлежал ассистенту режиссера, рассчитывавшему тонко польстить сразу всем: актрисе, которой не придется поворачивать голову (а значит, напрягать больную кожу), чтобы услышать комплимент; Стару, сумевшему добиться с ней контракта, и даже косвенно Райдингвуду.

— Как дела? Все хорошо? — улыбнулся Стар актрисе.

— О, все замечательно, только вот эти …ые журналисты!

Стар слегка подмигнул.

— Мы их близко не подпустим.

Имя актрисы успело стать равнозначным слову «стерва». Ей, видимо, нравилось подражать героиням из комиксов про Тарзана — повелительницам туземных племен, только туземцами она считала весь мир. На студии к ней относились как к неизбежному злу, которое стоит потерпеть ради одного-единственного фильма.

Райдингвуд вслед за Старом подошел к выходу из павильона.

— Все будет как надо, — заявил он. — Лучшего от нее не добьешься.

Актриса их уже не слышала; Стар, резко остановившись, сверкнул глазами на Реда.

— Вы снимаете несусветную дрянь. Я смотрю материал ежедневно, она похожа на красотку из продуктовой рекламы.

— Я стараюсь выжимать что могу…

— Пойдемте со мной, — бросил Стар.

— С вами? Объявить тут перерыв?

— Оставьте все как есть. — Стар толкнул уплотненную для шумоизоляции входную дверь.

Машина с водителем уже стояла наготове: минуты у Стара обычно были наперечет.

— Садитесь, — кивнул он.

До Реда наконец дошло, что с ним не шутят. Он даже внезапно понял, в чем дело. Актриса взяла его в оборот с первого же дня, от ее хлесткого языка не было спасения — и режиссер, оберегая свой душевный покой, позволил ей отыгрывать роль как попало, лишь бы не связываться.