Подвалы твоего сердца (СИ) - "hazy forest"

— Прекрати, Драко, это бесполезно. Лучше послушай меня, — прервала Нарцисса, легко сжав ладонь сына. — Тебе нужно окончить Хогвартс, а потом заняться делами семьи. Сперва следует выбрать удачную партию. Её семья не должна быть связана с пожирателями… — женщина напряженно выдохнула. — Так ты укрепишь свое положение в обществе. И запомни: чистота крови не должна помешать тебе в выборе. Нет, даже лучше, если она будет полукровкой, потому что тогда ты сможешь подтвердить свое безразличие к разрозненным слоям общества. Все должны поверить в твое исправление. Ты должен поверить в это. Только тогда род Малфоев вынырнет из позора… — прошептав это в сторону, Нарцисса вдруг замолчала, и горячая слеза, обжигая ледяную кожу, скользнула к её подбородку.

— Что ты такое говоришь? — наблюдая за влажными глазами матери, Драко был готов поклясться, что его сердце медленно пожирается чудовищной болью. Хотелось кричать и метаться, но все эти эмоции извивались внутри, ломая ребра. — Я найду того, кто сможет тебе помочь, — твердо произнес Малфой. — И даже не думай ещё хоть раз заговорить о том, что вы с отцом просто исчезнете, оставите заботу о роде мне.

Нарцисса внимательно посмотрела на сына, понимая, что сейчас он вряд ли способен трезво соображать. В нем пылала юность и уверенность в том, что любое его слово обязано материализироваться. Эгоистичные желания и первобытное чувство самосохранения охватили Драко целиком, пожирая мысли о неутешительной реальности. Он не поверит. Только не сейчас, иначе сойдет с ума и провалится в пропасть, из которой выхода уже не будет.

— Я отомщу, — прошептал Драко, вскидывая безумный взгляд на мать. — За отца, истлевающего в Азкабане, за тебя, за каждый презрительный взгляд! Они поплатятся! — сорвавшись на крик, Драко шумно вдохнул, закрывая глаза. Что-то и без того не слишком прочное ломалось под натиском всевозможных эмоций, возродившихся из-под обломков разрушенного сознания.

Нарцисса смотрела на сына с ужасом. К несчастью, она прекрасно понимала, что он чувствует и о чем помышляет. Однажды миссис Малфой уже видела такой взгляд. Видела, и до сих пор не могла забыть. Волдеморт являлся к ней в безумных снах, и женщина проводила целые ночи в бреду, вскрикивая и рыдая.

— Нет, — неожиданно резко произнесла она и положила ладони на шею Драко. — Месть — удел слабых, а Малфои никогда такими не были. Послушай меня внимательно, Драко, — женщина пыталась придать своему голосу уверенности, но он все равно подрагивал от рыданий, рвущихся наружу. — Даже не вздумай идти против мира совсем один, это поглотит тебя без остатка. Покорись сейчас, и ты станешь счастлив. Иногда ради того, чтобы обрести счастье и покой, необходимо перестать бороться. Не всякое наше желание верно и истинно по своей сути, — покачала головой Нарцисса, внимательно наблюдая за мутной пеленой слез, вставшей в глазах сына. Драко застыл, и женщина не знала, слушает ли он, или стремительно отдаляется от неё навсегда. Мысль о том, что сын может сейчас подняться и уйти туда, откуда не возвращаются прежними, разрывала сердце болью. Нарцисса была уверена: стоит Драко связаться с темной магией, и всему придет конец, а она уже никогда не сможет обрести покой — ни на земле, ни там, куда отправится после смерти.

— Я не понимаю, мама, — прохрипел Малфой. — Разве мы не расплатились? Разве отец не несет свое наказание в Азкабане? Почему несчастья продолжаются? Если их хваленое добро победило, почему нам так больно?!

— Мой мальчик, — она нервно всхлипнула и, повинуясь порыву, притянула Драко к себе, крепко прижимая к груди. Нарциссе было невыносимо горько оттого, что она оставляет сына так скоро, еще не до конца насладившись материнством и не отдав и малую долю долю той ласки и любви, которую она копила все годы.

— Я отомщу, мама! Я отомщу за тебя! — то ли рычал, то ли рыдал Малфой, до удушения стискивая мать в объятиях. Он боялся, что сейчас, прямо в этот момент, нечто черное и непонятное заберет её навсегда, и он больше не сможет дышать. Драко не верил ни в какую любовь, кроме материнской. Только она была щитом, который мог вытерпеть все, всегда и при любых обстоятельствах. Эта любовь была жертвенной, и от того безумной в своей беспредельности. Драко прекрасно знал, что никто во всей огромной вселенной не переживает о нем больше, чем Нарцисса, но горче становилось лишь от того, что он так и не успевал отблагодарить её за это. Вот она — беспомощная, отдавшая все до капли ради сына — умирает в опустевшем холодном доме. И он — единственный наследник, Малфой, её сын, в конце концов — не может ничего сделать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Как и любой мужчина, Драко терпеть не мог собственное бессилие, а его безупречно вышколенная гордость только утяжеляла муки сердца. Обуреваемый беззащитностью перед силами куда более страшными, чем темная магия, он готов был грызть землю и сливаться с мраком, лишь бы возвыситься над всем, что угнетало его и семью Малфоев.

— Тшш, — Нарцисса слабо покачивалась из стороны в сторону, будто убаюкивая сына. Казалось, в её объятиях замер не содрогающийся от ненависти к миру юноша, а всего лишь младенец, обеспокоенный приснившимся ему кошмаром. — Всё будет хорошо, мой милый. Мы обязательно справимся с этим, — повинуясь порывам нежности, она сбивчиво целовала горячими сухими губами то его висок, то темечко, нервными движениями поглаживая по спине, значительно шире её собственной. — Нужно только переждать, дорогой. Все будет хорошо, — снова и снова повторяла она, словно это было заклинанием.

И Драко постепенно приходил в себя. Через несколько секунд кожу на его лице стянуло от высохших слез, а дыхание выровнялось. Глаза блуждали по высоким окнам, за которыми уже виднелась желтоватая луна. Мягкий свет камина завораживал и слегка успокаивал нервы, и, когда Драко понял, что окончательно восстановил душевное равновесие, поспешно отстранился от матери и рассеянно отвернулся. Ему было стыдно за такое бурное проявление эмоций, ведь он был, в конце концов, мужчиной, да к тому же ещё и Малфоем.

— Принеси мне шкатулку с камина, — неожиданно попросила Нарцисса, и Драко, благодарный матери за то, что она нашла применение его терзаемому изнутри телу, неспешно выполнил её просьбу и опустился на край кровати. Приняв из рук сына дубовую шкатулку с изящной резьбой, Нарцисса нажала на механизм, и та распахнулась, обнажая красное бархатное дно. Внутри, покоящиеся на золотых подставках, находились два перстня с искусно вставленными в них темно-зелеными драгоценными камнями.

— Это ваши кольца? — Драко поднял осторожный взгляд на мать, совершенно не зная, как она относится к этим украшениям. Ведь, скорее всего, один лишь взгляд на них вызывал в душе Нарциссы усиление неисчезающей боли.

— Да, — на удивление Малфоя, его мать довольно бесстрастно смотрела на кольца.

— Люциусу не разрешили иметь при себе даже это в Азкабане…

— Но они не магические! — злобно прошептал Драко, сжимая в кулаке ткань покрывала. Он думал, что для надзирателей тюрьмы эта собственность не значила бы ничего, но вот для его родителей — для матери Драко — кольца означали неразрывную связь.

— Я хочу, чтобы ты носил его, — Нарцисса с надеждой и любовью посмотрела на сына. — Так моему сердцу будет спокойней.

Драко рассеянно смотрел то на мать, то на кольца, и его одолевали смутные сомнения.

— Ты же знаешь, что они фамильные, так что когда-нибудь ты бы все равно стал владельцем… — осторожно взяв руку сына в свою, Нарцисса медленно надела перстень на его палец. — Оно будет напоминать тебе… о нас.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Малфой посмотрел на украшение, и зеленый камень блеснул как-то зловеще. Золотые узоры, сковывающие драгоценность, словно держались из последних сил, сдерживая поток магии, заключенный внутри камня.

— Сыграешь мне? — мягко спросила Нарцисса, когда молчание начало давить на виски. — Отца здесь нет, так что никто не будет против. Сыграй, Драко. Я так давно не слышала приятных звуков в этих стенах.

Драко покосился на стоящий в углу комнаты рояль и раздраженно зажмурился. Больше всего на свете ему не хотелось сейчас играть глупейшую музыку, как ни в чем не бывало.