Камин для Снегурочки - Дарья Донцова

– Где эта шалава? – вопрошал он.

Повеяло удушающим запахом духов. Сильно стуча каблучками, мимо пробежали четыре белокурых создания, словно вылупившиеся из одного яйца. Только что они отпрыгали на сцене и теперь спешили переодеться.

– Привет, Андрюша, – нестройным хором сказали певички.

Но Максимов никак не отреагировал на них.

– Аську найдите, – волновался он.

– А сейчас, – полетело со сцены, – перед вами выступят те, кого мы с нетерпением ждем! Встречайте! Суперзвезды Андрей Максимов и Ася Волкова со своим хитом «Любовь с тобой».

– Ля-ля-ля! – загремело со страшной силой. Из противоположной кулисы вылетели штук десять танцоров и стали приплясывать, хлопая в ладоши.

– Ля-ля-ля, – подхватил зал, – у-у-у!

– Где эта сучка?! – взвизгнул Андрей.

И тут у кого-то зазвякал мобильник.

– Аську сюда, – рвал и метал Максимов, – ваще офигела!

– Андрюш, – робко пискнул кто-то сбоку, – катастрофа.

Максимов резко повернулся.

– Нет, только не говорите, что она обкурилась. Впрочем, тащите ее сюда в любом состоянии, лишь бы на ногах держалась, дрянь.

– Аська только что звонила, – обморочным голосом закончил человек, – она не придет.

– Что? – неожиданно спокойно переспросил Максимов. – Не придет? С какой стати? Я же видел красотку полчаса назад.

– Ее плохо встретили, – умирающим тоном завершил тот же тип, – гримерку дали на двоих, ну Аська и уехала!

Большие глаза Максимова стали просто бездонными. Он обвел присутствующих гневным взором. Все, даже Сеня, примолкли. Трансвеститы, словно испуганные дети, сбились в кучу.

– Та-ак, – протянул Максимов, – уехала! Интересное дело, ах она…

Следующие пару секунд из накрашенного рта певца сыпались одни непечатные выражения. Тем временем музыка на сцене гремела снова и снова, балет танцевал, зрители подпевали.

– И что мне делать? – взвизгнул Максимов.

Его глаза пробежались по замершим актерам, остановились на группе перепуганных трансвеститов…

– Ну-ка, – рявкнул Андрей, выдергивая самого низкорослого парня, – тебя как зовут?

– Миша, – робко ответил тот и качнул большими серьгами, – вообще-то я Анжелика Французская, а так Миша.

– Миша, Маша, каша, параша! – заорал Максимов. – Плевать сто раз, двигай на сцену, петь будем дуэтом!

Миша – Анжелика побледнел так, что его лицо, покрытое сантиметровым слоем грима, стало похоже на белую маску с красными пятнами.

– Э… Андрей Сергеевич, – в ужасе забормотал он, – но я того… слов не знаю… и ваще… петь-то не могу, вот пляшу хорошо, а с песнями беда…

– Эка печаль, – не сдался Максимов, выталкивая несчастного трансвестита на подмостки, где балет лихо отплясывал джигу, – Аська, можно подумать, поет! Рот разевай и двигайся, остальное пучком будет. Ты мне поможешь, я тебе!

В полной панике Миша попытался притормозить каблуками огромных сверкающих босоножек, но сильный Максимов легко сломил сопротивление. В мгновение ока он вылетел на сцену, таща за собой существо в парчовой юбчонке.

– У-у-у, – завопил зал.

Я разинув рот наблюдала за происходящим из-за кулис.

– Моя любовь всегда с тобой, – понеслось из огромных динамиков…

Очевидно, Миша обладал определенными актерскими задатками, потому что он взял микрофон и стал усиленно двигать губами.

«Она меня повсюду греет», – полетел над залом чистый женский голос.

Я усмехнулась. Хороший текст, однако. Интересно, в каких местах особенно сильно согревает амур?

Максимов вытянул вперед левую руку, Миша кинулся к нему и замер. Секунду, пока над залом гремела только музыка, парочка с выражением невероятной нежности глядела друг на друга. Затем, обнявшись, певцы принялись кружиться, их голоса, сладко-мармеладные, липкие, словно бумажка для ловли мух, опутывали присутствующих.

– И никогда ни ты, ни я жить не сумеем без себя, ты – это я, а я – это ты, и в жизни нашей есть место мечты, одной мечты, где я и ты…

У меня защипало в носу. Господи, как красиво-то! Вот это любовь! Ей-богу, позавидовать можно! Такие молодые, счастливые…

Продолжая нежно сжимать друг друга в объятиях, «Ромео» и «Джульетта» докрутились до кулис. Я едва сдерживала рыдания, глядя на возвышенно-счастливое выражение лиц парочки. Зал принялся орать от восторга.

Андрей и Миша влетели за сцену.

– Фу, – скривился Максимов, – что за пакостью ты облился! Меня чуть не стошнило! Несет, словно из мусорного бачка, сладкой гнилью!

Я опять разинула рот. Господи, куда же подевалась любовь? На лице певца сейчас было выражение брезгливости, смешанной с недоумением. – Так дезодорантом, – робко ответил трансвестит.

– Имей в виду, Паша… – грозно начал Максимов.

– Я Миша, – осторожно поправил звезду юноша.

– Однофигственно, – отмахнулся Максимов, – так вот, немедленно смени брызгалку, иначе меня в следующий раз стошнит!

– Следующий раз, – эхом повторил Миша, – вы мне предлагаете у вас работать?

– А ты не понял? – скривился Максимов. – Эй, кто-нибудь, поправьте мне грим, живо! Именно со мной, или не хочешь?

– Я… о… да, да, да! – заорал Миша.

Певец усмехнулся:

– Пошли, козлы орут!

– Ма-кси-мов! Ма-кси-мов! – скандировала публика.

Андрей схватил Мишу за руку, парочка побежала на сцену. Я только диву давалась метаморфозе, произошедшей с обоими. Максимов лучился любовью, у Миши с лица пропало выражение описавшегося котенка, в его глазах светилось безграничное счастье.

– Вот так люди карьеру за пять минут делают, – послышался чей-то издевательский голос. – Жил себе Мишка никому не известный, тряс резиновым бюстом, потом оказался в нужный час под рукой у барина – и все, он суперстар!

Я скосила глаза влево и увидела цинично ухмыляющуюся Ирину. Она подмигнула мне.

– Исторический момент. Из Андрюшки, конечно, певец как из табуретки зеркало, но он мальчик благодарный, теперь Мишутка в шоколаде. Да, вот оно счастье-то! Впрочем, Андрюша давно подумывал о смене имиджа, просек, наш котик, что песенка про то, как мальчик девочку любил, несовременно звучит. Вот два мальчишечки – это интересней…

– Вечно ты гадости говоришь, – зло оборвала Ирину Глафира, – и пишешь один понос!

– Только правду, мой котик! – пропела Ира. – Нравится вам это или нет, пишу лишь одну страшную истину и никогда не лгу.

– Как бы не так, – покраснела Глафира, – брехло!

– Я? – вскинула брови Ирина.

– Ты!

– Я ни одного слова лжи не опубликовала!

– Ха! Написала, что я силикон вставила!

– Так ведь это правда.

– Нет!

– А вот и да!

– Нет!!!

– Смешно, право! Хочешь, фамилию врача назову? – усмехнулась Ирина.

– Стерва! – заорала Глафира, бросаясь на собеседницу.

– Дура! – завопила Ира, отпрыгивая в сторону. – Свин, держи свою лжеалкоголичку!

– Ты о чем? – напрягся продюсер.

– Да знаю я все, – отмахнулась Ирина, – читайте «Шоу».

С этими словами она быстро ушла.

Свин и Глафира переглянулись.

– Откуда она узнала? – мрачно спросил продюсер.

– Понятия не имею! – взвизгнула певичка.

– Найду, кто продал, и урою, – пообещал Свин.

Я стала покрываться потом, шагнула в сторону, вновь наступила на ногу одному из трансвеститов и спросила:

– Эта Ирина кто?

– Кротова? – уточнил размалеванный парень. – Ужас, летящий на крыльях ночи, репортер газеты «Шоу», про нас пишет. Такое нарывает! Ее тут половина народа пристрелить хочет. Ирочка может в один миг с грязью смешать, она вечно за кулисами толчется, по зернышку дерьмо клюет.

Недолго думая, я побежала за журналисткой.

– Ира, погодите!

Кротова оглянулась:

– Чего тебе?

Я подбежала к ней:

– Пожалуйста, не пишите ничего про Глафиру.

– С какой стати?

– Очень прошу, ну, про коньяк.

– Да? А что с коньяком?

– Я случайно сболтнула про то, что она его выливает.

– Слово – не воробей!

– Умоляю вас, меня уволят.

– И хорошо, найдешь другое место.

– Никогда.

– Не рыдай, – хмыкнула журналистка, – рано или поздно все равно бы это узнали.

– Я окажусь на улице!

– Сейчас тепло, не замерзнешь!

– Мне некуда идти.

– Я слышала уже сказочку про деревню в Тюменской области, – скривилась Ира, – дурее ничего не придумала? У тебя московский говор.

Меня охватило отчаяние.

– Послушай, пожалуйста!

– Ну, говори, – смилостивилась Ирина.

Когда мой сбивчивый рассказ иссяк, журналистка покачала головой:

– Хорошо, твоя история впечатляет. И знаешь почему? Я узнала тебя сразу! А ты меня нет. Сначала я подумала, что ты прикидываешься, изображаешь неизвестно кого. Но потом растерялась, больно здорово ты актерствовала. Стала присматриваться и сомневаться: она – не она. Вроде одно лицо, с другой стороны, меня не признала, а ведь я твоя родня.

– Родня, – подскочила я, – в каком смысле?