Русские анархисты. 1905-1917 - Пол Эврич

Как и их собратья из «Черного знамени», мятежники «Безначалия» были ярыми сторонниками «безмотивного» террора. Каждый удар по правительственным чиновникам, полицейским или собственникам представлял собой прогрессивное действие, потому что вызывал «классовый разлад» между униженным большинством и привилегиями их хозяев. Их боевым кличем был «Смерть буржуазии!», потому что «смерть буржуазии – это жизнь рабочих».

Группа «Безначалие» была основана в 1905 году молодым интеллигентом, который носил псевдоним Бидбей. По странному совпадению его подлинные имя и фамилия были Николай Романов, как у царя. Рожденный в семье обеспеченного землевладельца, Николай рос маленьким и хрупким, однако обладал бурным, импульсивным характером и острым умом. В начале столетия молодой человек числился студентом Санкт-Петербургского горного института, откуда был исключен за участие в студенческой демонстрации. Когда ректор института послал ему письмо с уведомлением об исключении, Романов вернул его с резолюцией «Прочел с удовольствием. Николай Романов», подобно тем, которые царь часто оставлял на представляемых ему документах. После исключения Романов отправился в Париж, но уже в новом облике – подпольщика, оснащенного новыми документами. В резком памфлете, появившемся в преддверии 1905 года, Бидбей рисовал страшные образы разгрома и разрухи, которые уже маячат за горизонтом: «Страшная ночь! Ужасные сцены… Это отнюдь не невинные проказы «революционеров». Это Вальпургиева ночь революции, когда Люцифер призывает Спартака, Разина – и герои кровавых пиршеств слетаются на землю. И Люцифер поднимает восстание!»

Через несколько недель после начала восстания Бидбей с помощью друзей в эмиграции приступил к изданию ультрарадикального журнала «Листок группы «Безначалие», который вышел в свет дважды: весной и летом 1905 года. В первом номере было представлено кредо «Безначалия»: любопытная смесь веры Бакунина в отщепенцев общества, требований Нечаева кровавой мести привилегированным классам, концепции Маркса о классовой борьбе и перманентной революции, а также кропоткинских представлений о свободной федерации коммун. Бидбей и его союзники объявили современному обществу «партизанскую войну», в которой будет разрешен террор любого вида – индивидуальный, массовый, экономический. Поскольку «буржуазный» мир прогнил до корней, в парламентских реформах нет никакого смысла. Необходимо вести широкую классовую борьбу, «вооруженное восстание народа: крестьян, рабочих и всех обездоленных, которые ходят в лохмотьях… уличные бои всех возможных видов и в самой яростной форме… революцию en permanence, которая будет представлять целый ряд народных восстаний – пока бедняки не одержат решительной победы». В нечаевском духе (Бидбей обожал цитировать или пересказывать слова Нечаева, перед которым он просто преклонялся) символ веры «Безначалия» отрицал религию, семью, всю буржуазную мораль и звал неимущих нападать и грабить дома и предприятия своих эксплуататоров. Революция должна делаться руками не только рабочих и крестьян, декларировал Бидбей, повторяя Бакунина, но и так называемыми «отбросами общества – безработными, бродягами, нищими, отщепенцами и отверженными, потому что все они наши братья и друзья». Бидбей всех их призывал к «могучей и безжалостной, всеобщей и кровавой народной мести» (любимое выражение Нечаева). «Да здравствует федерация свободных коммун и городов! Да здравствует анархия!»

Ужасающие представления Бидбея о революции делил с ним небольшой кружок анархистов-общинников, который во время революции 1905 года доставил в Санкт-Петербург огромное количество подстрекательской литературы. Заметным членом этой группы был Толстой-Ростовцев (он же Н.В. Дивногорский), сын правительственного чиновника из Саратовской губернии. Примерно тридцати лет от роду (Бидбею было двадцать с небольшим), Ростовцев обладал простой, но симпатичной внешностью, а идеализм его натуры с готовностью преобразовался в революционный фанатизм. Посещая Харьковский университет, он стал вначале страстным последователем толстовского непротивления злу насилием, но вскоре оказался на противоположном полюсе – проповедником неограниченного террора. В 1905 году он писал инструкции (вместе с чертежами) по изготовлению самодельных «македонских» бомб и давал советы крестьянам, «как ловчее поджигать скирды сена своего помещика». На обложке одной из брошюр изображены бородатые крестьяне с косами и вилами в руках, поджигающие церковь и усадьбу в своем селе. На их знамени был девиз: «За землю, за волю, за анархистскую долю». Ростовцев призывал русский народ «взять топор и обречь на смерть царскую семью, помещиков и попов!».

Другие брошюры Ростовцев и его соратники по кружку анархистов-общинников адресовали фабричным рабочим Петербурга, побуждая их ломать станки, подкладывать заряды динамита под городские электростанции, бросать бомбы в «палачей» из среднего класса, грабить банки и магазины, взрывать полицейские участки и сносить тюрьмы с лица земли. Кровавое воскресенье научило рабочих, чего ждать от царя и робких адвокатов постепенных реформ. «Пусть могучая волна массового и индивидуального террора захлестнет всю Россию! Да восторжествует бесклассовое общество, где каждый будет иметь свободный доступ к общественным хранилищам и работать всего четыре часа в день, чтобы иметь время для отдыха и образования – время, чтобы жить, «как подобает человеку», неся лозунги социальной революции и «Да здравствует анархистская коммуна!».

Петербургские анархисты-общинники и парижская группа Бидбея «Безначалие» вне всяких сомнений имели много общего. Не раз листовки петербургской группы перепечатывались в «Листке» Бидбея. И соответственно не вызывало удивления, что, когда в декабре 1905 года Бидбей вернулся в российскую столицу, анархисты-общинники сразу же признали его своим лидером и сменили имя организации на «Безначалие».

В рядах «Безначалия» была женщина-доктор, три или четыре гимназиста, жена Ростовцева Маруся и несколько бывших студентов университета (кроме Бидбея и Ростовцева), весьма выдающийся молодой человек из провинции девятнадцати лет от роду Борис Сперанский и Александр Колосов (Соколов), примерно двадцати шести лет, сын священника из Тамбовской губернии. Как и многие другие участники революционного движения, Колосов получил образование в православной семинарии, где преуспел в математике и в иностранных языках. Он был принят в Духовную академию, но резко прервал многообещающую церковную карьеру, вступив в эсеровский кружок и занявшись революционной пропагандой. Затем он провел какое-то время в ряде российских университетов, но лишь для того, чтобы вернуться в отцовскую деревню, где стал вести пропаганду среди крестьян. В 1905 году Колосов прибыл в Санкт-Петербург и вступил в анархистский кружок Ростовцева.

Кроме Бидбея (и возможно, Ростовцева), по крайней мере еще один член «Безначалия» имел дворянское происхождение. Владимир Константинович Ушаков, чей отец был земским начальником в Санкт-Петербургской губернии, вырос в семейном имении под Псковом. После окончания гимназии в Царском Селе, где была летняя резиденция царя, Ушаков поступил в Санкт-Петербургский университет и уже в 1901 году включился в студенческое движение. Как и Бидбей, он уехал за границу, но вернулся в Санкт-Петербург как раз, чтобы стать свидетелем массовой бойни Кровавого воскресенья. Скоро он вступил в ряды анархистов-общинников и стал действовать как агитатор среди фабричных рабочих, которым был известен под кличкой Адмирал.

И наконец, надо упомянуть еще одного члена кружка Бидбея, некоего Дмитриева, или Дмитрия Боголюбова, который, как выяснилось, был полицейским шпиком и способствовал провалу группы в январе 1906 года. В то время, когда «Безначалие» планировало крупную «экспроприацию» (пока им удалось провести лишь два террористических акта: взрыв бомбы и стрельба по сыщикам), полиция ворвалась в их штаб-квартиру, арестовала заговорщиков и захватила их печатный пресс. Ускользнуть из рук властей повезло только Ушакову, который скрылся во Львове в Австрийской Галиции.

«Черное знамя» и «Безначалие» при всей их известности были единственными организациями анархо-коммунистов, которые возникли в революционной России. Что же до остальных, то некоторые предпочли придерживаться относительно умеренного курса кропоткинской организации «Хлеб и воля», в основном довольствуясь распространением пропаганды среди рабочих и крестьян. Тем не менее большинство приняло кровавое кредо Бакунина и Нечаева и ступило на путь терроризма. Одно такое ультрарадикальное общество, Интернациональная группа в балтийском городе Риге, организовало серию «эксов» и выпустило на гектографе поток листовок, понося сдержанность и умеренность любого вида. Рижская группа презрительно отбросила мнение социалистов, что волнения 1905 года были «демократической революцией», и осудила их за защиту «мирного сотрудничества в парламенте со всеми капиталистическими партиями». Лозунг «свободы, равенства и братства», под которым неизменно выступали все европейские революции XVIII и XIX веков, был пустым обещанием со стороны среднего класса. «Научный» социализм окрещен пустым обманом. Марксисты с их централизованным партийным аппаратом и многословными разговорами об исторических этапах, по их мнению, были «друзьями народа» не больше, чем Николай II. Они скорее были якобинцами наших дней, которые ставили себе целью с помощью рабочих захватить для себя власть. Подлинного освобождения человечества можно добиться только с помощью социальной революции широких масс. Нетерпеливые ответвления анархизма прибегали к насильственным формам, в основном на юге, где «боевые порядки» больших городов в старании координировать свою террористическую деятельность объединялись в свободных рамках Южно-русской боевой организации.