Найти Эдем (Сборник) - Алексей Корепанов

Колдун кивнул.

— Именно так. В самое яблочко.

— Но я никогда не верил ни в какие летающие яйца! Никогда не думал о них. Другое дело — Асканта, в ней я не сомневаюсь, но не слыхивал, что она явилась с небес в летающем яйце…

— Неважно. Дело не в твоей личной вере, Гронгард. Далеко не все люди того мира верили в реальность летающих тарелок. Главное — верили МНОГИЕ. Не знаю, какое количество верящих необходимо для достижения критической точки, — сто тысяч, миллион, миллиард? — но когда дело доходит до нее, совокупная энергия веры, назовем это так, дает бытие несуществующему, приводит в действие какое-то неведомый спусковой механизм — и возникают пришельцы со звезд. На самом деле, ре-аль-но, — возникают пришельцы со звезд. И возможно, по нашим улицам еще совсем недавно действительно ходил вновь воплотившийся царь Иудейский… А потом ушел в другие миры.

— Какой царь?

— Это я так, к слову. — Колдун грустно усмехнулся. — Его уже нет в том мире. А вот пришельцы есть.

Грон долго молчал, глядя прищуренными глазами на танцующее пламя. Потом с запинкой произнес, еще раз пытаясь до конца уяснить слова Колдуна:

— Значит, люди, поверив в тех, кто пришел со звезд, сами сотворили их, и они действительно появились…

— Да, они стали реальностью, и совсем не важно, что лично ты, Гронгард, сын Гронгарда Странника, не веришь в них. Или я, или, скажем, Вальнур Рай. Ты хорошо рассмотрел летающее яйцо? Дотрагивался до него?

Грон молча кивнул, сосредоточенно хмуря брови.

— Оно ведь не было подобно отражению в воде, оно действительно существовало?

— Летающее яйцо такая же явь, как мой меч, — со вздохом подтвердил Грон.

— Ну вот, — удовлетворенно сказал Колдун. — Что и требовалось доказать. Все продемонстрировано очень наглядно. Высокая концентрация энергии веры породила летающее яйцо, и те, кого ты видел внутри, действительно пришельцы со звезд.

— Наваждение… — подавленно пробормотал Грон. — Куда они улетели?

— Не знаю. Хотя мог бы… — Колдун опять замолчал, раздумывая о чем-то.

— А зачем они прилетели сюда? И что это за мир, о котором ты говорил?

Колдун с непонятным любопытством посмотрел на него.

— Вот ты, оказывается, какой, Гронгард, сын Гронгарда Странника. Стремишься получить ответы на все вопросы?

Грон поднял голову, холодно процедил:

— Я не любопытная искалорская торговка. Не хочешь — не отвечай.

Колдун усмехнулся.

— Я мог бы сказать, откуда взялось ЭТО яйцо. Но если говорить в общем, обо всех пришельцах… Видишь ли, их поступки не зависят от нас; мы их породили, но влиять на них не можем. Они реальны, как твой меч… Как… призраки!

Колдун внезапно резко поднялся, принялся ходить вокруг костра, задумчиво потирая выбритый подбородок. Грон тоже встал и настороженно следил за ним.

— Призраки ведь тоже реальность, Гронгард! Такое же порождение нашего сознания, нашей веры, как и звездные пришельцы. Призраки, оборотни, домовые, вампиры, ламии-пожирательницы путников… Представляешь этакую змею с женскими головой и грудью? Ты видел когда-нибудь привидение, Гронгард?

— Нет.

— Но веришь в них?

— Как тебе сказать, Колдун… Говорят, накануне поры холодных ветров по развалинам старой крепости в Серой долине бродит призрак Стирга Детоубийцы с окровавленным лицом. Бродит и стонет. — Грон с сомнением взглянул на Колдуна. — Я бывал накануне поры холодных ветров в старой крепости, но ничего не видел. Есть еще Одноглазая Старуха у двугорбого перевала, кое-кто мне о ней рассказывал. Появляется, грозит пальцем. Сам я в тех краях не был. Много разных слухов ходит…

Колдун остановился перед вольным бойцом, поднял голову, вглядываясь в лицо Грона.

— Это не просто слухи, Гронгард. Повторяю, призраки реальны, хотя и бесплотны, они рождены энергией веры. Могу доказать вполне наглядно.

— Кто ты, Колдун? — тихо спросил Грон. — Откуда ты, не из того ли мира? Почему о нем не знают у нас в Искалоре?

— Призраки реальны, — задумчиво повторил Колдун, оставив без внимания вопросы вольного бойца. — А вообще мне пора. Свою точку зрения я изложил и, стало быть, этот пункт плана выполнил. Будем продолжать…

Грон с закипающим раздражением, стиснув зубы, слушал непонятные слова Колдуна.

— А если я заставлю тебя ответить? — глухо и угрожающе сказал он, шагнув к Колдуну.

— Что?

Отрешенно-задумчивый взгляд Колдуна стал изумленным. Он прикоснулся к руке Грона, покачал головой.

— Не надо. Ты ведь не сторонник применения силы, когда того не требуют обстоятельства. Я не прощаюсь. Отдыхай — возможно, скоро тебе предстоит встреча с озерными метателями.

Колдун неторопливо повернулся спиной к Грону и направился в сторону дороги. Поднял руку и, обернувшись, спокойно произнес:

— Распрягай Тинтана и ложись спать. Можешь мне поверить — сейчас тебя никто не потревожит.

И пропал, словно растворился в полумраке.

Грон с силой провел пальцами по глазам и тяжело опустился на траву, ощутив нечто похожее на головокружение. Посидел, глядя на огонь, тряхнул головой и приказал себе ни о чем не думать. Распряг коня, осушил до дня флягу с цветочным вином, растянулся на траве у костра и сразу провалился в черноту. Чернота оказалась плащом Колдуна, глядящего с черного неба, плащ распростерся от горизонта до горизонта, и в вышине кружились серебристые точки, и плавно скользили от звезды к звезде…

Он бесконечно долго брел в темноте, то и дело натыкаясь на гладкие мраморные стены, поворачивал из стороны в сторону и даже, кажется, не раз шел назад, блуждая по беззвучному подземному лабиринту. Тупики, повороты, тупики… И вдруг — робкий свет впереди. Он бросился к далекому светлому квадрату, скользя подошвами сапог по мраморному полу, отталкиваясь от стен, заставляя двигаться не желающие слушаться ноги. Дополз и встал, и простер руки к женщине, возникшей в светлом проеме. Женщина держала овальное блюдо, а на блюде стояла глубокая чаша, покрытая непонятными знаками. «Асканта…» — шепнул он непокорными губами. Женщина подняла голову, отхлынули от лица длинные волосы — и он увидел, что это Инейя, ничуть не изменившаяся с тех давних пор, когда он знал ее. Он замер, не смея подойти к той, чье тело предали огню в страшные времена Черной Беды, истреблявшей и старых, и молодых, к той, чей взгляд был для него когда-то — как вино, чей голос — как пенье рассветной птицы, чье прикосновение как звездный свет… Давно уже притупилась боль, давно смирилось сердце, но память осталась. «На песок набегает волна… Отступает… Но вслед ей другая… Так и память о ней, несравненной… словно волны… Волна за волной…»