Паутина Белого Паука - Синчан

— Спаси их, если хочешь, — предложил он ей равнодушно.

Ева растерянно огляделась, вспомнила о телефоне и потянулась к своей сумочке. Да, надо просто вызвать скорую. Просто вызвать и, может быть, те двое — Степа и Филипп — помогут вытащить Исаию и Илью из этого проклятого подземелья. Надо всего лишь позвонить…

— Врачи их уже не спасут, в этом меня заверили, — остановил девушку Измаил. Из рук Евы выпал телефон. Беспомощно она воззрилась на вампира:

— Как тогда?

— Дай им свою кровь.

— Что? Переливание крови…

— Ты — «Ева», моя дорогая девочка, дарующий жизнь сосуд, — разве руками Измаил. — Твоя кровь избавляет человека от смертной жизни и дает взамен другую — жизнь вампира.

— Я не понимаю, — жалобно простонала Ева, вцепившись в край шортов Исаии. — Я не понимаю! Пожалуйста, дай мне вызвать скорую помощь!

— Белый Паук на твоей груди сделал тебя способной на это, — ласково пояснил вампир и, присев рядом с ней на корточки, безошибочно коснулся кончиками пальцев подвески прямо через футболку. — Ты задавалась вопросом, почему с твоего тела исчезли все следы борьбы с Филиппом — все синяки и ушибы, и открытая рана на руке?

— Почему?

— Я отогнал Филиппа, когда ты уже умирала, — сладко, безумно сладко звучал его голос. Он околдовывал, смягчал ужас, не позволял перепуганной девочке поддаться панике, но усвоить то, что ей объясняли. Одна рука вампира теребила паука, другая легла Еве на горло — невесомо, едва касаясь. — В этом паучке хранилась кровь древнего, могущественного вампира. Ты достойна ее и потому кровь спасла тебя. Она возвысит тебя над всеми нами…

— Или отравит, медленно превратив в комок гниющей плоти, — отрывисто вставил Филипп. Когда он вошел, Ева не заметила.

— Ты все еще зол, что твоя возлюбленная Алиана оказалась не Евой, — с тихим смехом заметил Измаил.

— Оказалась не мной? — переспросила Ева, глядя, как перекосило ненавистью лицо Филиппа, ненавистью и горем утраты.

— «Адамом» и «Евой» принято называть источники нашего обращения, — прохрипел Филипп, словно не доверяя своему голосу. — К твоему имени это не имеет никакого отношения.

А Ева все смотрела на него, не понимая.

— Двадцать лет назад на твоем месте была Алиана, — дернул головой Филипп и тут же поморщился от вспыхнувшей боли в спине. — Измаил выбрал ее и надел на нее паука. Через трое суток она… ее тело начало гнить изнутри. Десять часов она боролась за жизнь. И все это время она кричала.

Его глаза блестели от непролитых слез.

— Ты не захочешь пройти через то, что прошла она. Лучше умереть сразу.

— Это правда? — прошептала Ева, оглушенная. У кого она спрашивала? У Филиппа? Она видела горестную правду в его глазах, слышала в его дрожащем голосе.

У Измаила?

— Ты — Ева, — повторил Измаил, но она ему не поверила. Отстранившись, Ева попыталась решить, что делать. Измаил не даст ей вызвать скорую. Выходило, что единственный шанс выжить для братьев — это «дать им кровь». В конце концов, на ней же это сработало!

— Они исцелятся, если им перелить мою кровь? — спросила она у обоих вампиров сразу.

— Да, — кратко ответил Измаил.

— Если ты — сосуд, они станут вампирами, — честно предупредил ее Филипп. — Если нет, они умрут так же как и ты — сгниют в течение трех дней.

Ева сглотнула.

— Но разве не вампиры обращают людей в себе подобных? — слабо вопросила она.

— Кровь слабого вампира никак на человека не влияет, кровь сильного — убивает, — произнес Измаил. — Лишь тот, кто сумел стать сосудом для крови прародителя, способен обращать людей в вампиров. И потому ты — Ева, та, кто даст жизнь другим.

Ева запрокинула голову, часто-часто моргая, чтобы удержать слезы.

— Но если я не сосуд, то Исаия и Илья?..

— Они разделят твою участь, — улыбка Измаила погасла, но лучше Еве от этого не стало. — Если ты сосуд, они станут вампирами и твоими верными псами, поскольку будут первыми. А если нет, они сгниют вслед за тобой. Все просто.

Девушка таращилась на него, застыв, онемев. Что за выбор он ей предлагал? Позволить Илье и Исаие умереть или напоить собственной кровью в призрачной надежде, что они не начнут гнить вместе с ней?

— Е-ва, — она дернула головой, не сразу сообразив, что это Исаия позвал ее.

— Исаия! Исаия! — Ева бросилась к нему, наклонилась близко-близко, чтобы он точно увидел ее. — Я здесь, Исаия! Здесь!

— Сделай, — попросил он, едва шевеля губами. — Я все слышал. Сделай, — глаза его закатились. Пара фраз отняла у него последние силы.

— Дайте им мою кровь, — с отчаянной решимостью обернулась девушка к Измаилу, держа ладонь на плече брата.

Он моргнул, словно не ожидал от нее такого решения, бросил взгляд на картину над ними и протянул руку:

— Дай мне нож. Я помогу.

Лихорадочно и бестолково Ева принялась доставать нож из кармана, не думая о том, откуда вампир о нем узнал. Мешал подол футболки, мешал слишком узкий карман, и даже глупые руки слишком тряслись, чтобы выполнить такое простое движение. Но нож Ева все-таки достала и тут же его выронила. Измаил его подобрал, выдвинул лезвие, проверил остроту.

— Устройся между ними, чтобы было удобно дотянуться рукой до лица каждого, — Ева сделала, как он сказал, уже совершенно не соображая, что и для чего от нее требуется. — Твою руку, Ева.

Она послушно протянула левую руку. Измаил бережно взял ее в свою и поднес лезвие к запястью. Не спрашивая, готова ли она, одним молниеносным движением он сделал надрез — небольшой, всего в три пальца. Но вдоль не запястья, а вены.

— Чтобы рана не закрылась, — пояснил он, пусть Еве и было все равно. Острая боль пришла с запозданием, и под ее горячим, жалящим воздействием, девушка отстраненно смотрела, как Измаил направил ее руку к губам лежавшего слева Ильи. Кровь закапала ему на лицо, на губы.

— Прижми рану к его рту.

Подавшись вперед, Ева прижала кровоточащую руку к неподвижным губам брата. Почти сразу Илья закашлялся, давясь кровью. Измаил приподнял ему голову, и судорога прошла.

— Филипп, — позвал он, и вампир послушно приблизился. — Нужна подушка.

Филипп бросил на Еву встревоженный взгляд, но забрал с дивана декоративную подушку и, вместе они уложили на нее голову Ильи. Из-за движения зубы брата задели рану, и Ева тихо охнула. Больно.

— Теперь вторую руку.

Измаил пересел по другую сторону от девушки, снова нанес разрез и лично приложил ее руку к губам Исаии.

Едва первые капли попали в рот, веки его затрепетали. Глаза, правда, не открыл. Без просьбы Филипп принес вторую подушку и пристроил на нее голову второго брата.

Ева сидела между ними, боясь шелохнуться.

Все, что ей оставалось, это молиться. Молиться неистово, до одури, так, как никогда до сих пор.

И молила она о том, чтобы стать достаточным нечеловеком. Ради Ильи. Ради Исаии. Ради себя.

10 глава

Очень быстро у Евы затекло все тело: и руки, что требовалось держать на весу, и полусогнутая спина, и поджатые под себя ноги. Даже самая комфортная поза, если ты вынужден оставаться в ней неподвижно, рано или поздно превращалась в пытку. Пытка Евы началась еще раньше.

У нее кружилась голова. Подкатывала тошнота, но с этим пока удавалось бороться. Кровь стучала в висках мелкими назойливыми молоточками. Хотелось спать. Глаза слипались, кожа горела.

— Она теряет сознание, — услышала девушка голос Филиппа. Холодная рука легла ей на лоб. Это взбодрило. На пару мгновений.

— Ева, ты должна знать, — произнес Измаил, обойдя лежавших парней и присев у них в ногах так, чтобы она могла его видеть, — сейчас твоя кровь еще слаба для обращения и потому ее требуется больше. Ты понимаешь?

— Понимаю, — отупело отозвалась Ева, и ей самой не понравилось, как прозвучал собственный голос. Нахмурившись, она легонько потрясла головой и чуть не упала. Измаил с невидимой для глаза скоростью оказался у нее за спиной и вовремя удержал.

— Тебе нужна поддержка, — присел он позади. Прижавшись к спине Евы, вампир вытянул руки под ее, позволив на себя облокотиться. Немного настороженная, девушка все же расслабилась, уронила голову ему на плечо. В глазах ее плясали цветные круги.

Филипп наблюдал за ними со странной смесью ужаса и настороженности. В комнате витал сладковатый аромат свежей крови, тяжело дышала девочка, едва слышно бились сердца ее братьев. Сами вампиры не производили ни звука: оба они не дышали, не двигались, даже пульса — и того не было. В свои неполные пятьдесят лет, двадцать из которых провел в качестве вампира, Филипп уже понимал, насколько все же отличаются их существование от жизни людей. Они — имитация, исковерканная пародия на человека — и Измаил, и сам Филипп, и любой другой вампир. Не было в природе ничего более противоестественного, чем они — «бессмертные». Куклы, что могли застыть безо всякого дискомфорта, подобно простой статуе, холодные, пока чужая кровь не согреет их тела, и, пожалуй, проклятые, бездушные — такими видел Филипп себя и себе подобных.